Не доезжая Севастопольской площади, слева увидел автомастерскую. Решил заехать. Кататься по городу в поисках чего-то особенного не собирался, на любом СТО могли быть хорошие мастера, а тут еще и рядом с домом. Перед въездом в мастерскую на небольшой площадке уже стояли две машины, Борис припарковался рядом, закрыл дверь и вошел в помещение. Один из подъемников уже был занят автомобилем, внизу под ним работали два мастера, второй — свободен. За стеклом отдельного помещения, отгороженного от ремонтной зоны частично фанерной, частично стеклянной перегородкой, перед монитором компьютера сидел мастер. Увидев Бориса, он оставил на столе очки и вышел на встречу: — Здравствуйте. Что-то интересует? — Да, день добрый, — и недолго думая Борис продолжил: — Машину сегодня купил. По моей оценке, неплохое состояние, но хотелось бы знать и мнение специалистов. — Какая машина? — «Форд-фокус». 2004 год выпуска. — Можем провести диагностику? — Да. Полную. Если потребуется ремонт — ремонтировать. — Детали чьи? — Если можно, и работа, и запчасти ваши. Я бы хотел прийти и забрать уже в отличном состоянии автомобиль. Это возможно? Мастер усмехнулся: — За ваши деньги из «форда» сделаем «мерседес». Шучу, конечно, но в порядок приведем. Машина здесь? Борис кивнул на ворота: — По времени как будет? — Если ничего серьезного, дня два, от силы три, — предположил мастер. — Диагностику проведем, детали закажем, когда все доставят, поставим, отрегулируем, и забирайте. — По деньгам? Мастер опять не задумываясь ответил: — После диагностики составлю калькуляцию, позвоню вам и скажу, сколько будет стоить и работа, и детали. Что точно, то цены у нас умеренные, я бы сказал — демократичные, а работу делаем на совесть. Борис согласно кивнул: — Когда можно? — Да хоть сейчас, — мастер указал на подъемник. — Пока свободен. Следом за ним в лифт вошла молодая женщина лет тридцати. Борис нажал кнопку своего этажа, дверь захлопнулась. Девушка смотрела на него, он в потолок. Смотрел на лампочку. За стеклом матового плафона светила только одна лампа из трех предусмотренных. Светила слабо, должно быть, уже на последнем издыхании, и в любой момент могла перегореть, и тогда темнота полная. «Только не сейчас», — почему-то подумал он. Зачем она так явно на него смотрела? Он ведь это видел боковым зрением достаточно хорошо. И было это не то чтобы совсем неприятно, но и не в удовольствие уж точно. Во всяком случае откровенный и пристальный взгляд было трудно и понять, и расценивать. Он ее не знал и уж точно видел в первый раз. Так рассматривать незнакомого человека по крайней мере было неприлично, если не дерзко, более того, далее она вдруг подняла руку, указывая пальцем ему в грудь. Борис был просто вынужден перевести взгляд с потолка на девушку. Неожиданно он понял в чем дело и отодвинулся в сторону, освобождая доступ к кнопкам. — Живете здесь? — спросила девушка и нажала кнопку девятого этажа. Борис согласно кивнул. Складывалось впечатление, что она знала всех жильцов в доме, по крайней мере в этом подъезде. — Далеко забрались, — она продолжала смотреть на попутчика. Борис опять кивнул. — Наверно, вид из окна хороший? Он хотел сказать ей, что да, отличный, не хотите ли полюбоваться, но вовремя себя одернул, а вдруг девушка откликнется на его приглашение, и что тогда? Нет, все же промолчал. Не дождавшись ответа, она отвернулась, лифт остановился, дверь открылась, незнакомка вышла, повернулась напоследок и заметила: — А я вас запомнила, — створки дернулись, и дверь закрылась. С какой стати запомнила? Даже как-то немного ему стало не по себе. Зачем ей его запоминать? Просто брякнула? Да, но смотрела-то как! Он что, подозрительно выглядит? Не внушает доверия? При чем здесь доверие?! Борис открыл дверь, вошел в квартиру, в прихожей посмотрел на себя в зеркало. Лицо как лицо — не красавец, не уродец, на лбу шрам, на верхней губе тоже, нос кривоват, был поломан, но все равно не уродец, а шрамы — они ведь, как известно, только украшают, мужчину. На голове несколько отметин — сколько, он не помнил и не знал, были скрыты под короткими светлыми, чуть вьющимися волосами. Сложение у него было покрупнее среднего, даже где-то атлетическое от природы. И что ей не понравилось? Как для себя, с его точки зрения, выглядел он ничего, и доверие внушал, и положиться можно, он бы положился, а выражение лица спокойное, уверенное, располагающее. Странная. Зачем так смотреть? 4 От станции метро «Лесная» до Броваров ехал на маршрутке. Автомобиль был в ремонте. Мастер позвонил после одиннадцати дня, сказал, что «форд» будет готов завтра к вечеру. Скаты, аккумулятор и другие запчасти закупило СТО, за опт еще и скидку получили. Ремонт действительно выходил не очень дорого: как говорил мастер, цены у них были демократичные. Какие демократичные, а какие нет, Борис не знал, но общая сумма с деталями и работой составила семнадцать тысяч гривен, в долларах примерно шестьсот пятьдесят. На машине домой, в Бровары, Борис все равно не поехал бы. Не время. Значило бы только на лишние вопросы натолкнуться да сомнения заронить у родных. Хорошо, не с пустыми руками в дом родной шел — уже не стыдно. Нет, позволить, чтобы думали, что на Вариной шее сидеть собрался — он не допустит. Варя, конечно, не против… Да и родители, пока могут помогать, возражать не будут. А вот он — нет! Да и нелегко им, наверное, сейчас. Отец уже три года как ушел из автопарка после перенесенного инфаркта. Теперь не пил совсем. Долго восстанавливался. Только года полтора назад устроился в супермаркет на легкий труд — тележки собирать на парковке, так пока там и трудился. А вот мать никогда и нигде не работала, всю жизнь ее суставы мучали, по инвалидности копейки платили, но, как могла, домашнее хозяйство тянула. Варя — молодец, умница! Благодаря ей относительно спокойно и уверенно жили они. Как пчелка трудилась, с утра на работе, в цеху швейном, вечером дома строчила, неплохо зарабатывала, а вот личной жизни никакой. Почему? Не хотела? Не стремилась? А может, в нем все дело? Его вина? Видимо, да. А ведь знал, понимал: один раз попадешь на зону — и все. Борис смотрел в окно — они въезжали в город. Замелькали бетонные высотки новостроев, магазины, магазинчики, киоски, торговые павильоны, рекламные плакаты, вывески, баннеры. Быстро так все расстроилось, преобразилось, и как быстро привыкаешь к этому, как будто так и надо, как будто так все и было прежде. А ведь когда на второй срок пошел, когда пятнашку дали, думал о том, как все изменится, когда вернется домой: чужим все станет, не его… Пятнадцать лет — это ведь срок!.. И будут ли живы родители… И не постареет ли Варя, сестричка… И вот приехал. Правда, раньше на шесть лет и один месяц. Неделька прошла, и привык, словно и не покидал родной городишко. Вон там, за киосками, вдоль тротуара, на Семенова, чуть ближе к дворам овощная сетка была. Теперь ее нет… За ней, за сеткой, все и произошло. Они встретили его случайно, того крепыша из столицы. Он приехал и через полгода уже права качать стал. Слышал Борис, как по районам прозвище его зазвучало, подминал он пацанов местных, и стая вокруг него уже сбивалась нехилая. То, что сойдутся они скоро, было понятно, только где, при каких обстоятельствах — вопрос. Это вышло случайно. Нет, не искал тогда крепыш с Борисом встречи, это факт, хотя бы потому, что было их трое, а Борис с корешами — вчетвером. Случайно встретились за сеткой овощной, а значит, и решать вопрос, кто круче, нужно было там и в тот момент. Они пили вино с горла, по кругу пуская бутылку. Для этого хорошее там было место: рядом гастроном, парковка, автомобили у обочины дороги, народ, снующий по пешеходному тротуару, а за павильоном — тишина и покой; со всех сторон деревья и кустарник, а дальше — забор из стальной сетки — районного детского сада. Вечерело. Собрались, скинулись, взяли вина. Водку не пили. Пили, конечно, но редко, если праздник какой, за столом, под закуску, а так, за углом, без закуси особой, вино хорошо шло, с горла. А что потом? Слонялись по улицам. Хорошо было, весело, настроение — блеск. Смеялись по любому поводу: палец покажи — до слез ржали, вот дебилы были! Слонялись не просто так: искали, так, между делом, между веселухой, лохов и виноватых. Своих не трогали, а незнакомых цепляли. Особо не наглели, предлагали добавить на пиво. Обычно не отказывали, а если кто возражал — наказывали. Тоже не сильно: два, три удара и пинок под зад. Деньги при этом не забирали, ума хватало, в случае чего могло потянуть на разбойное нападение. Если через время наказанного опять встречали, уже сам на пиво предлагал. А вот своим доставалось иногда по полной, но это уже за дела, за грехи или долги, если мотив был, вина висела. Таких били, причем порой безжалостно, потому как было за что, и они это понимали. Короче, нормально было, для тех, кто не хотел учиться и работать — самое то. Странно, раньше он и не задумывался, но как-то все это само собой работало, организовывалось, развивалось. Да не думали они о том, что район контролировать нужно, кого-то на бабки садить, над кем-то суд вершить. Просто жили, вино пили, на пиво брали, ну и били. Хотя и проблемы иногда возникали с парнями из других районов. Было дело, случалось, разбирались потом, но так, чтобы толпа на толпу, не было: то ли бабками решали, то ли спиртным, но утрясали конфликты. Борис опять посмотрел на то место, где раньше овощной ларек был, а теперь стоял большой торговый павильон с детскими товарами. Не хотел крепыш выяснять на тот момент отношения и уже почти ушел: повернулся, и пацаны его за ним двинулись, но Борис не дал, остановил, слегка унизив: — Куда, Бессарабка, штаны менять? Обделался? Прозвище у крепыша была Бессараб. Жил он раньше в центре Киева, в районе Бессарабки, потом с родителями переехали в Бровары. Почему оставили столицу, он не знал, да и не интересно это было. Борис был спокоен, может, потому, что с горла бутылки вина уже хлебнул, может, потому, что численностью их было больше, а может, потому, что желал он этой встречи, а значит, и готов к ней был, а вот крепыш дрогнул — он это понял. И не только он, все поняли, потому и был спокоен. Умел Бессараб держаться, это факт. Голова чуть приподнята, губы ниточкой, глаза прищурены, а взгляд колючий, как укус, осанка чуть ли не царская. За это уважуха. И молчал. И будет молчать, первым и слова не промолвит. — Чужой ты здесь Бессараб. Чужой. Это наш город. Выросли мы здесь. Наши районы, наши улицы. Мы тут порядки устанавливаем, — Борис передал бутылку с вином назад, товарищам, опустил руки в карманы джинсов, правой ощутил холодную сталь кастета. — Я не хочу слышать здесь твое имя. Понял? Не хочу. Исчезни. Ты должен отвалить. Бессараб не торопился с ответом, хотя что-то сказать нужно было, отмолчаться все равно не получится. — А я разве тебе мешаю? Пацанов твоих тронул? — Пока нет. Но это пока. Что завтра будет — не знаю. Два района подмял ты уже под себя. Не так, скажешь? Крепыш промолчал. Что правда, то правда. Два района были его, и то, что останавливаться на этом он не хотел, тоже правда, и претензии со стороны Ковы, Бориса, он тоже понимал. Если толпа на толпу, Кова проиграет: их и по численности меньше, и бойцы сами по себе у него не те, да и не бойцы они вовсе, какие они бойцы, ни дисциплины, ни порядка, ни подготовки, так, хулиганье, шпана местная. Но сейчас другое, и вопрос иначе стоит. Не может Бессараб уйти, вот так взять повернуться и уйти — это поражение, потеря авторитета, крах, да и не в его это правилах. Но один на один — результат под вопросом. Кова дерется как зверь, ходят слухи — непобедим, во всяком случае, пока в Броварах его еще никто не одолел. Бессараб тоже не подарок — и силен, и смел, и удар держит, как говорят, и боли не чует. И если Кова в бою безбашенный, то Бессараб расчетлив, рассудителен и хитер. А значит, исход под вопросом. Да и не готов был сейчас Бессараб к поединку, не готов в первую очередь морально: не думал он об этом, не анализировал, не просчитывал, не обыгрывал варианты. А зря, ведь понимал: в городе только Кова и был для него серьезным противником. — А что делать, если люди ко мне тянутся, — Бессараб еле уловимо ухмыльнулся. Еле уловимо, но Борис просек издевочку. Нет, не отвертится Бессараб, драке быть, и сейчас! То ли вино долбануло по мозгам, то ли ухмылочка эта задела, то ли бес взыграл, озлобился Борис, кулаки сжались, и только силясь сдерживал себя от броска на противника. — Так что скажешь, Бессарабка? Что пацанам твоим передать? Другое занятие ты нашел, чем с ними по улицам болтаться? Так, что ли? — Я с пацанами своими сам разберусь. Для них ты никто. Борис усмехнулся: — Что еще скажешь? — А для меня не указ. А если в рожу хочешь, готов помочь. — Ну вот и поглядим, — Борис снял куртку и отбросил ее на ближайший куст. Бессараб же не стал свою снимать, остался в курточке, короткой и легкой, из темно-синего кожзама, видно, не боялся попортить. Пацаны отошли подальше, освобождая место для драки, мешать, помогать запрещалось категорически — один на один в чистом виде. Противники сблизились до дистанции, с которой уже полшага было достаточно для того, чтобы удар мог достичь цели. Руки в кулаках держали по-боксерски перед собой. Правил никаких не было. Бей как хочешь, куда хочешь и чем хочешь, ногами, руками, но только не ножом. На ножах — это уже совсем другой уровень, это отдельный договор и означало бой насмерть. Сейчас была просто драка, кто победит — остается, кто проиграет — уходит! Все просто и на равных. Борис знал, Бессараб будет стараться перевести поединок в борьбу, в его арсенале было несколько хорошо отработанных борцовских приемов, захватов, мог поломать руку, или ногу, захватить шею и удушить, Борис знал это и периодически делал выпады вперед с отвлекающими ударами то с правой, то с левой, тут же отходя в защиту. От природы Кова был не по возрасту силен, крепок и ловок. От природы он обладал чутьем, чутьем предвидения поведения и действий противника. Он знал, что думал противник, знал, что замышлял, куда нацеливался и в какой момент готов был к действию. Как это получалось, объяснить не мог, но пользовался способностью этой умело и выгодно. Несколько раз уже Бессараб, низко наклонившись, шел вперед, пытаясь захватить ногу соперника, но получал по затылку и отходил назад, поднимая руки к голове для защиты, на случай последующих ударов. Предпоединочное состояние казалось Борису более волнительным, тревожным и напряженным, чем сам поединок. Обычно с первых же секунд драки ему становилось понятно, с кем имел дело. Если на обманном движении противник тушевался, вдруг закрывал глаза запаздывая с отходом в защиту, становилось понятно: был легкий вариант, и тогда все шло в удовольствие, в развлекуху, в кошки-мышки, и выбор, когда ударить, куда и как, оставался за ним. Но если противник не моргающим, цепким взглядом следил за малейшим движением соперника и на удар мгновенно отвечал ударом, задача осложнялось, и выманить, оттянуть на ошибку и точно ударить, да еще и самому не получить становилось непростой задачей. Крепыш опять сделал два выпада, Борис только ушел. Он специально выставлял то левую, то правую ногу вперед и затем с небольшим запаздыванием, отходя, убирал их. Крепыш клюнул, и уже в который раз. Собственно, другого варианта у Бессараба и не было. Он не доставал кулаком, длина руки не позволяла, пару раз попробовал, но вхолостую, подойти ближе — означало подставиться, Борис превосходил его ростом, и рука была длиннее, но захватить ногу и перевести поединок в борьбу — это то, на что он сейчас нацеливался, он смотрел в глаза Кове, но видел его ноги, и Кова это чувствовал.