Не думая ни о чем, я выпрямляюсь и бросаюсь к грабителю. Не знаю, что раздается первым: выстрел или крик матери девочки. Но это и не имеет значения, потому что они сливаются в единый звон в ушах. Мир замедляется. Время замедляется. Я падаю… падаю… падаю. А потом наступает тьма. Глава 3 НЕВЕРОЯТНАЯ ТИШИНА. Интересно, все ощущают подобное, умирая? Все совсем не так, как я думала. И при этом… Именно… Так… Глава 4 Первое, что я вижу, открыв глаза, – яркий белый свет, а в голове лишь одна мысль: «Кто бы знал, что все разговоры о смерти правдивы?» Но как только мои глаза привыкают к свету, я понимаю, что вижу небо сквозь оконное стекло. И смотрю на солнце. Я так резко сажусь, что боль тысячью маленьких иголок впивается в глаза. Тело тут же съеживается от боли. Мне казалось, что люди не испытывают боли после смерти. Разве не так? Неужели нет такого правила? Сжимая пальцами виски, я пытаюсь понять, очнулась ли я сразу после операции или провела в коме какое-то время. Может, врачам удалось меня спасти? Может, то, что я посчитала смертью, – всего лишь следствие анестезии? – Как ты себя чувствуешь? Я поднимаю глаза и вижу женщину с короткими темными волосами, сидящую рядом со мной. В ее голосе звучит забота, а не беспокойство. Но означает ли это, что со мной все хорошо? Я выпрямляю спину и тут же вздрагиваю, потому что все тело ощущается так, будто прошло через мясорубку. Мне даже приходится закрыть глаза, чтобы перетерпеть боль. Я пытаюсь представить какую-нибудь умиротворяющую картину, которая окунула бы меня в радостные воспоминания, но вижу лишь черный ствол пистолета, направленного мне в грудь. Когда я вновь открываю глаза, женщина протягивает мне круглую белую таблетку. – Это поможет от мигрени, – говорит она с улыбкой, от которой на ее лице появляются морщины. Я медлю. Сомнения грызут меня, а мысли в голове путаются, словно их окутало туманом. И мне не удается понять, где я, или сформулировать вопрос, чтобы спросить об этом. Но уж точно не буду принимать лекарства. Я качаю головой, надеясь, что она поймет меня. Сейчас мне хочется контролировать все. Ощутить, что я действительно очнулась. Она убирает руку, и я вижу, что на ее рубашке нет бейджа с именем. А когда мне удается осмотреть комнату, становится понятно, что помещение не похоже ни на одну известную мне больницу. Здесь нет ни оборудования, ни проводов, ни пищащих звуков. В комнате не пахнет медицинским спиртом или стерилизованным пластиком. И обстановка слишком современная. «Нет, не просто современная, а скорее… футуристическая», – понимаю я, рассматривая изогнутые окна и серебристые деревянные рамы. А еще от меня не ускользает то, что рядом нет ни букета цветов, ни открытки. Паника обрушивается на меня, как град в солнечный день, а каждая мысль, возникающая в голове, сопровождается резкой болью. «Боже, родители хоть знают, где я? Неужели я не взяла с собой паспорт? Неужели меня не опознали и никто не знает, что в меня выстрелили на дрянной автозаправке где-то в глуши? Меня вообще ищут или я так долго провела в отключке, что они уже сдались?» От этих мыслей я начинаю хмуриться: – Кто-нибудь… кто-нибудь звонил моим родителям? Я по привычке бросаю взгляд на запястье, но там нет часов O-Tech. А значит, и нет Офелии, которая могла бы мне помочь, хотя вряд ли у них не кончилась зарядка. Я не медицинский эксперт, но пересмотрела много фильмов и сериалов «Марвел», а в них даже Люк Кейдж провалялся в коме какое-то время после огнестрельного ранения. Осознав, что у меня должен остаться шрам на груди, я поднимаю руку и обнаруживаю белую футболку, которая точно не принадлежала мне. А опустив глаза, вижу на себе штаны из такой же ткани. Интересно, что они сделали с моими вещами? Или мое черное платье залило столько крови, что его уже не очистить? Женщина склоняет голову вбок: – Ты помнишь, как тебя зовут? – Нами. Нами Миямото. – Я замолкаю на мгновение, чувствуя, как начинает нарастать беспокойство, расползаясь ледяным ознобом по коже. – Мои родители Такеши и Клэр. Вы нашли мою сумку? Врачи связались с ними? Боль пронзает череп, заставляя меня морщиться, но я не оставляю попыток собраться с мыслями. Как бы ни были плохи мои дела, я должна знать правду: – Как давно я здесь? – Недолго, Нами, – отвечает она. Ее голос очень мелодичен. Но звучит заученно, словно она специально старается очаровать меня. Я смотрю ей в глаза. Они голубые, но есть в них что-то неестественное. Словно кто-то выкрутил яркость на максимум. И тут я понимаю, что ее кожа тоже как будто светится. Я выдыхаю, но не ощущаю тепла на губах. В голове вспыхивает воспоминание о выстреле. Его эхо растянулось на несколько мгновений, а мое падение – и вовсе на целую вечность. Так что я осознала, что со мной произошло, еще до того, как тело коснулось пола. – Я умерла. Мне не требовалось подтверждения от женщины. Я не сомневалась, что так и есть. Она вновь натягивает улыбку на лицо и медленно моргает. – Проще всего, когда люди вспоминают об этом сами. Тогда они считают, что лучше контролируют ситуацию. Перед глазами у меня проносится множество лиц – моих родителей, Мэй, Финна, Люси, человека в черной маске, – но ни одно из них не задерживается дольше мгновения. – Но почему мне до сих пор больно? Я показываю на свою голову, чтобы она наверняка поняла, о чем идет речь. Прошло еще не так много времени, чтобы случившееся отразилось болью в сердце. – Такое ощущение, будто мозг пытается вырваться из черепа. Женщина вновь раскрывает ладонь, на которой лежит белая таблетка. – Это поможет. Я поднимаю брови: – В загробной жизни есть обезболивающее? Она вновь улыбается мне, но улыбка не затрагивает глаз. – Мы считаем, что знакомые формы не так ошеломляют, как принятые нами способы. – Она протягивает таблетку мне. – Это позволит завершить переход от смерти к загробной жизни. Твоя боль исчезнет. А разум обретет покой. И ты сможешь отправиться в рай за этими стенами. Язык во рту еле шевелится. А голова словно ватой набита. – Так это рай? – Мы называем это место Бесконечностью. Оно создано из человеческого разума. – Ее голубые глаза сияют. – Когда физическое тело человека умирает, его разуму необходимо куда-то уйти. И оно попадает сюда – в мир, где можно существовать вечно. Я бросаю взгляд на таблетку в ее руке, а затем перевожу его на окно в другой части комнаты. Я заставляю себя встать – двигаться, – и, когда толкаю створку окна, меня переполняет восхищение от увиденного.