Малец был ростом со стол, вида тщедушного и жалостного. Светлые волосья его запылились землею, тусклые щеки впали. Рубаха была ветхая, а штаны велики и подвязаны веревкой. – Коли снеди ищешь, малыш, не в ту дверь стучать удумал, – сказала Мирелла. – Сам видишь, ничего у меня нет! Могу водицы дать, и только. Да смотри, чтоб стражник не приметил, как ты побираешься. А то несдобровать! Мальчик пролепетал что-то о приюте, брошенных младенцах и наряде на водоношение. – А, так тебя на смену прислали? Мирелла смягчилась. В Гамельне по тем временам безродный ребенок был только лишним ртом, и не больше. Всем было ведомо, что у этих мальцов голова еще не окрепла как следует и нет ни воли, ни рассудка, пока не минует им десять годов. И всё же нужно было их как-то содержать, с надеждой, что, выросши, они сгодятся в дело. В лестнице миропорядка дети были на самом низу: Бог ↓ Император Священной империи германской ↓ Князья ↓ Бургомистр ↓ Члены магистрата ↓ Знатные горожане ↓ Ремесленники ↓ Торговцы ↓ Сторожевые псы ↓ Женщины ↓ Нищие ↓ Мирелла ↓ Дети – Ну и как тебя кличут? – спросила Мирелла. Мальчик потупил взор и промямлил три неразборчивых слога. – А ну повтори четко, чтоб тебя! – Меня звать Панкратий, – молвил он, краснея. Столь нелепо было имя, что на миг водоноска замерла, разинув рот. И тут же расхохоталась во все белые зубы. Лицо ее, обыкновенно замкнутое, будто засветилось от искренней нежданной веселости. – Меня подкинули в день святого Панкратия, – пояснил мальчик. – Вот оно как! Ну имечко! Прямо тебе под стать. Отвели сестры душу на крестинах! – всё хохотала Мирелла. – Это святой покровитель детей и обмороженных, – прибавил он. – Верю-верю. Ну а коли я буду звать тебя Паном? Как тебе? Мальчик поднял взор. «Пан» звучало славно. – И полно хмуриться, мне сестры тоже имечко дали то еще, когда нашли, – добавила водоноска. – Назвали меня Резхен[2]. – Резхен? – подивился Пан. – Почему? Смех водоноски тут же смолк. – Зови меня Мирелла, и довольно с тебя, – отрезала она. – Это имя я сама себе дала, и все знают меня так. Пан усердно закивал. Мирелла оглядела мальчонку. Член магистрата выбрал его из всего беспризорного выводка. Он взял того, у кого спина пряма и ноги равны в длине. Помимо же сих двух достоинств Пан не мог похвастать ни ростом, ни крепостью. Тяжек будет ему водоносный труд в первые месяцы. – Ну, довольно трепу, пора! – заключила она. – Ступай за мной. На ходу она объяснила: – Ты вместо Конрада будешь. Он ушел, потому как отработал свои десять лет. Дальше уж может на себя. Повезло ему: кузнец в подручные взял. – Значит, мне с сего дня работать десять лет? Десять лет носить воду? – Так и есть. Годов тебе сколько? – Не знаю. Мирелла оглянула его навскид. – Лет десять тебе, пожалуй, на мой глаз. – Ну да, – согласился Пан, довольный круглостью числа. – А теперь сочтем-ка. Бросить водоносный труд ты сможешь, когда будет тебе… Мирелла свела брови и крепко задумалась. Уста ее шевелились, пока ум силился припомнить цифры. Пан же отважно взялся было считать на пальцах, однако скоро их перестало хватать, и числа в голове его спутались в клубок. – Когда будет тебе тридцать лет! – воскликнула Мирелла под конец. – Погоди, больно уж много выходит. Как знать, сносят ли тебя так долго ноги. Начнем-ка сызнова. Надобно взять десяток да еще десяток добавить… Вновь нахмурились брови. – Ну вот, – заключила она, – пойдешь на волю в двадцать лет. Пан, разинув рот, потрясенно кивнул. Его впечатлили и названные лета, столь отдаленные и недостижимые, и счетные дарования Миреллы. – Ну а тебе? – спросил Пан. – Сколько осталось лет? На сей вопрос у Миреллы ответ был готов. На водоношество она заступила в восемь. И с первого же дня стала насекать на стене метки, там, где спала. Так она в каждый вечер причисляла еще один пережитый день. – Я уже семь лет воду ношу, – сказала она. В сей миг, что очень впору и нашему сказу, Пан и Мирелла кончили разговор, ибо подошли к бургомистрову дому. Мирелла обогнула его со двора и постучала в низенькую заднюю дверь. Под бургомистровым началом был совет из десяти членов магистрата – благородных мужей, поддерживающих дела града в добром порядке. Один из них начальствовал над водоносной братией. Он вручил Пану два ведра, кои на десять лет станут продолжением его рук. Мирелла помогла вскинуть на шею кожаную лямку, чрез меру длинную для щуплых детских плеч. На концах ее висело по большому деревянному ведру. Поперечина удерживала их равновесно, враспор.