— Чтобы сохранить тайну. — Мне было бы лучше, если бы ты умер. Вдова нашла бы мужа и отца детям. А я несу бремя жены и матери, а помочь мне некому… никто не обнимет ночью. — Прости, что жив. — О, я не о том. Не хочу, чтобы ты умирал. Я любила тебя когда-то. — А я любил тебя так, как только могут любить подобные мне. Керис нахмурилась. Ч го значит «подобные мне»? Он что, из тех мужчин, которые любят себе подобных? Такие попадались среди монахов. Но Лорина, судя по всему, его поняла и нежно произнесла: — Я знаю. Наступила долгая тишина. Девушка понимала, что нехорошо подслушивать, но обнаруживать себя слишком поздно. Лорина спросила: — Ты счастлив? — Да. Я не был создан мужем или рыцарем. Я молюсь за детей каждый день — и за тебя. Прошу Бога смыть с моих рук кровь всех убитых мною людей. Это та жизнь, которой я всегда хотел. — В таком случае желаю тебе всего хорошего. — Ты очень великодушна. — Наверно, ты меня больше не увидишь. — Знаю. — Поцелуй меня, и попрощаемся. Опять наступила тишина, затем послышались легкие шаги. Керис лежала неподвижно, стараясь не дышать. И вдруг Томас заплакал. Приглушенные рыдания исходили из самых глубин души. У Суконщицы тоже слезы навернулись на глаза. Скоро Лэнгли взял себя в руки, втянул носом воздух, прокашлялся и что-то пробормотал — вероятно, молитву. Послышались шаги — он уходил. Наконец невольные свидетели могли сдвинуться с места. Встав, они молча пошли к выходу с чердака, вниз по винтовой лестнице, по нефу большого собора. Керис овладело такое чувство, будто она невольно подсмотрела какую-то страшную трагедию, персонажи которой замерли в неудобном положении, а об их прошлом и будущем можно только догадываться. Как и скульптуры или картины, в разных людях сцена пробудила разные чувства, и реакция Мерфина оказалась иной. Когда вышли под летний дождь, он проговорил: — Какая печальная история. — Меня это бесит. Томас погубил женщину. — Ты не имеешь права обвинять его. Он спасал свою жизнь. — Зато ее жизнь теперь кончена. Супруга нет, но выйти замуж она не может и вынуждена одна растить двоих детей. А у Лэнгли есть по крайней мере монастырь. — А у нее двор графини. — Как ты можешь сравнивать? — разозлилась Керис. — Это скорее всего какая-нибудь дальняя родственница, которую держат из милости; выполняет мелкие поручения, помогает графине убирать волосы и выбирать наряды. А у нее выбора нет, бедняжка в ловушке. — Он тоже. Ты же слышала, Лэнгли даже не выходит в город. — Но Томас имеет определенное положение — он помощник ризничего, принимает решения, что-то делает. — У Лорины есть дети. — Именно! Мужчина отвечает за самое важное здание в округе, а женщина прикована к детям. — У королевы Изабеллы четверо детей, и какое-то время она пользовалась огромным влиянием в Европе. — Для этого ей сначала пришлось избавиться от мужа. До дома Керис дошли молча. Девушка поняла, что они опять ссорятся, и опять из-за брака. Мерфин отвернулся: — Я пообедаю в «Колоколе». Это был постоялый двор отца Бесси. — Ладно, — уныло ответила Керис. Когда Мерфин отошел, девушка окликнула его: — Лорине было бы лучше, если бы она в свое время не вышла замуж. Фитцджеральд бросил через плечо: — А что ей оставалось? Вот в этом-то и штука, обиженно думала Суконщица, заходя в дом. Что остается женщине? Никого не было. Эдмунд и Петронилла на банкете, а слуги после обеда ушли. Только Скрэп лениво помахала хвостом, здороваясь с хозяйкой. Та рассеянно потрепала ее по загривку и задумчиво села за стол в зале. Все женщины христианского мира хотят одного — выйти замуж за любимого человека. Почему же ее это так пугает? Откуда страх? Точно не от матери. Роза лишь хотела быть хорошей женой Эдмунду. Верила мужским проповедям о предназначении женщин. Ее воззрения смущали Керис, и хотя Эдмунд никогда не жаловался, девушка подозревала, что они тяготят и его. Суконщица больше уважала сильную, хоть и противную тетку Петрониллу, чем покорную мать. Но даже Петронилла позволяет мужчинам распоряжаться ее жизнью. Долгие годы помогала своему отцу карабкаться по социальной лестнице, пока он не стал олдерменом Кингсбриджа. Из всех ее чувств самым сильным была обида: на графа Роланда — за то, что ее бросил, и на мужа — за то, что умер. Оставшись вдовой, тетка посвятила себя Годвину. Королева Изабелла из той же породы. Свергла мужа, короля Эдуарда II, но в результате бразды правления Англией перехватил ее любовник, Роджер Мортимер. А потом подросший сын почувствовал в себе силы и потеснил выскочку. «Что же мне делать, — думала Керис, — проживать свою жизнь через мужчин?» Отец хотел, чтобы дочь помогала ему в суконном деле. Или ей заняться делом Мерфина — помогать заключать договоры на постройку церквей и мостов, все больше, больше, пока он не станет самым богатым и важным строителем Англии? От мыслей отвлек стук в дверь, и в комнату впорхнула птичка — мать Сесилия. — Добрый день! — удивилась Керис. — А я только что думала, действительно ли участь всех женщин проживать свою жизнь через мужчин. И тут вы, живой пример обратного. — Ты не совсем права, — ласково улыбнулась Сесилия. — Я живу Иисусом Христом, а Он тоже мужчина, хотя и Бог. Девушка не была уверена, что это одно и то же. Гостеприимно открыла буфет и достала небольшой бочонок лучшего вина: — Не хотите ли рейнского вина отца? — Чуть-чуть, с водой. Хозяйка налила до половины две кружки вина, разбавив его водой из кувшина. — Отец с тетей на банкете. — Знаю, но я пришла к тебе. Керис уже догадалась. Настоятельница не ходила в гости просто так. Сесилия отпила вина и продолжила: — Я думала о тебе, о том, как ты повела себя, когда рухнул мост. — Я сделала что-то не так? — Напротив. Все делала замечательно. Мягко, но твердо обращалась с пострадавшими, выполняла мои указания, но и сама соображала. На меня это произвело сильное впечатление. — Спасибо. — И ты не то что радовалась, нет, но получала удовлетворение от работы. — Люди оказались в беде, а мы приносили им облегчение; что же может дать большее удовлетворение? — Я прекрасно понимаю эти чувства, поэтому и стала монахиней. Керис начинала ее понимать. — Не могу провести жизнь в аббатстве. — Проявленная тобою прирожденная способность ухаживать за больными — далеко не все. Когда только начали приносить в собор людей, я задумалась, кто же так решил. Мне ответили — Керис, дочь Суконщика. — Но это было очевидно. — Да, тебе. — Сесилия посерьезнела. — Организаторский талант дается немногим. Я знаю, у меня он есть, и вижу его в других. Когда все вокруг в смятении, панике, ужасе, ты и я можем все организовать. Девушка понимала, что настоятельница права, и неохотно ответила: — Ну, предположим. — Я наблюдала за тобой десять лет, со дня смерти твоей матери. — Вы утешали ее в болезни. — И уже тогда знала, что из тебя выйдет необычная женщина. Мои предчувствия подтвердились, когда ты пришла в монастырскую школу. Теперь тебе двадцать. В этом возрасте нельзя не задумываться о том, что делать в жизни. Мне кажется, у Бога есть для тебя работа.