— Как ты мог поступить так с Керис? Моя бедная сестренка! Если она об этом узнает! Это разобьет ей сердце. — А ты, конечно, поспешишь ей сообщить, сволочь. — Но ты не сможешь тайно жениться на Гризельде, — удивилась Алиса. — Жениться? Я не собираюсь на ней жениться. Да она меня ненавидит! На этих словах появилась Гризельда: — Конечно, я не хочу выходить за тебя замуж. Но придется. Я беременна. Мерфин уставился на нее: — Это невозможно — мы делали это всего один раз. Элфрик грубо рассмеялся: — Для этого достаточно и одного раза, дурак. — И все-таки я не женюсь на ней. — Не женишься — вылетишь вон, — набычился хозяин. — Вы этого не сделаете. — Почему же? — Мне все равно, я на ней не женюсь. Элфрик положил полено и взял топор. — Боже милостивый! — прошептал Мерфин. Алиса сделала шаг вперед. — Элфрик, не убивай. — Отойди, женщина. — Мастер занес топор. Всерьез испугавшись, Фитцджеральд на карачках быстро отполз в сторону. Элфрик опустил топор. Но не на Мерфина, а на дверь. — Не-ет! — завопил тот. Острое лезвие вонзилось в лицо длинноволосой девы и расщепило древесину. — Прекратите! — кричал юноша. Элфрик вновь поднял топор и с силой опустил. Дверь раскололась. Подмастерье вскочил. К его ужасу, по щекам текли слезы. — Вы не имеете права! — Молодой человек хотел кричать, но издавал лишь какой-то свистящий шепот. Элфрик занес топор: — Отойди, козявка, не искушай меня. Мерфин заметил в глазах мастера безумный блеск и отступил. Хозяин снова опустил топор на дверь. Резчик стоял и смотрел, а по щекам текли слезы. 11 Две собаки, Скип и Скрэп — из одного помета, хоть и не похожие друг на друга, — обрадовались встрече. Скип был коричневым, а Скрэп маленькой и черной. Скип тощий и подозрительный — типично деревенский пес, — а горожанка Скрэп упитанная и благодушная. Прошло уже десять лет с тех пор, как Гвенда выбрала Скипа на полу комнаты в большом доме торговца шерстью, в день, когда умерла мать Керис. Девочки подружились. Правда, виделись они всего пару раз в год, но рассказывали друг другу все. Дочь бедняка почему-то знала, что может поделиться с подругой чем угодно и это не станет известно ни ее родителям, ни кому другому в Вигли. От души надеялась, что это взаимно: сама она не общалась с кингсбриджскими девчонками и не могла по неосторожности чего-нибудь ляпнуть. Гвенда приехала в Кингсбридж в пятницу ярмарочной недели. Ее отец отправился на торг продавать шкурки белок, пойманных в силки, которые он расставлял в лесу возле Вигли. Девушка пошла прямо к Суконщице. Как всегда, заговорили про мальчиков. — Мерфин ходит какой-то странный, — покачала головой Керис. — В воскресенье был нормальный, мы целовались, а в понедельник отводил глаза. — Он в чем-то виноват, — тут же решила Гвенда. — Может, это Элизабет. Клерк всегда на него заглядывалась, хотя холодная как ледышка и слишком старая. — А ты с Мерфином уже это делала? — Что? — Ну, ты понимаешь… В детстве я называла это хрюканьем, потому что звуки, которые издают взрослые, похожи на свинские. — Ах это. Нет, еще нет. — Почему? — Не знаю… — Не хочешь? — Хочу, но… Скажи, неужели ты собираешься всю жизнь выполнять чьи-то приказы? Гвенда пожала плечами: — Да нет, но не очень и боюсь. — А ты? Ты это уже делала? — Толком нет. Пару лет назад, просто чтобы посмотреть, что это такое, я разрешила одному мальчишке из соседней деревни. Знаешь, такое приятное тепло, как будто пьешь вино. Но только один раз. А Вулфрику разрешила бы в любой момент. — Вулфрику? Вот это новости! — Еще бы. Понимаю, что знаю его с детства, когда он дергал меня за волосы и удирал. Но как-то раз, после Рождества, он вошел в церковь, и я поняла, что Вулфрик стал мужчиной. Ну, может, и не совсем мужчиной, но просто красавец. У него был снег в волосах, а на шее кашне горчичного цвета. Ну такой красивый! — Ты его любишь? Гвенда вздохнула. Точно она не знала, но думала о нем все время и не представляла, как будет жить без него. Мечтала похитить и запереть где-нибудь в лачуге далеко в лесу, чтобы он не смог убежать. — Ну, все ясно, — посмотрев на подругу, улыбнулась Керис. — А он? Та покачала головой: — Даже не говорит со мной. Хоть бы сделал что-нибудь, показал, что вообще меня знает. Конечно, он всего-навсего дергал меня за волосы. Но Вулфрик втюрился в Аннет, дочь Перкина. Самовлюбленная корова. А этот ее обожает. Их отцы — самые богатые в деревне. Перкин разводит и продает несушек, а у отца Вулфрика пятьдесят акров. — Звучит безнадежно. — Не знаю, — пожала плечами Гвенда. — Почему безнадежно? Аннет может умереть. Вулфрик может понять, что всегда любил меня. Мой отец может стать графом и приказать ему жениться на мне. Керис еще раз улыбнулась: — Ты права. Любовь никогда не бывает безнадежной. Я хочу на него посмотреть. Гвенда встала. — Я так и думала. Пойдем поищем. Девушки вышли из дома, собаки поплелись следом. Потоки дождя, заливавшие город почти всю неделю, превратились в мелкую морось, но жуткая грязь на главной улице так и не просохла. Тысячи посетителей ярмарки «подкормили» мусорные кучи гнильем, и всю эту гадость обильно удобрял лошадиный навоз. Когда девушки шлепали по отвратительным лужам, Суконщица спросила у подруги, как дела дома. — Корова сдохла, — ответила та. — Нужна новая, а я понятия не имею, где отец собирается взять денег. Больше пары белок продать ему нечего. — Коровы по двенадцать шиллингов в этом году, — озабоченно заметила Керис. — Это сто сорок четыре серебряных пенни. Тут же посчитала в уме: у Буонавентуры Кароли девушка выучила арабские цифры и утверждала, что они проще. — Последние годы мы продержались благодаря этой корове, особенно малыши.