— …что ты можешь к нему подобраться. Потому что он тебя ненавидит. И он называл тебя убийцей. Это я слышал. И все же боишься ты. Так боишься, что звонишь мне. То, что сказала подруга Бобби, говорит о том, что перевес за тобой, а не за Люцифером. Что ты думаешь, Беннер? Что тебя втянули в это дерьмо из-за похорон Пастора Парсона? Малая часть моего “я” негодовала, что мы продолжаем говорить “похороны Пастора Парсона”. У покойного было имя. И он заслуживал, чтобы его называли по имени, а не иначе. Но это непозволительно. Ведь нас могли подслушивать. И, назвав его имя, мы сами могли оказаться по уши в дерьме. — Я не уверен, — сказал я. — Ни в чем. Может, у меня просто паранойя. Но когда девушка Бобби сказала об этом… Проснулись разные мысли. Чертовски мрачные. Я больше не верю в случайности. На улице засигналили автомобили. Несколько раз кряду. Стокгольмская ночь не желала угомониться. Ну и хорошо, мне нравится. — Ты же сам говорил, что несчастный случай произошел без свидетелей, — сказал Джош. — И я точно знаю, что в похоронах участвовали только мы трое. Несчастный случай. Я никогда не мог назвать так свое злодеяние. — Ни ты, ни я никогда и никому не рассказывали о случившемся. — Совершенно верно, — сказал Джош. — Тогда остается выяснить, не проболтался ли Тони. — Что весьма затруднительно, поскольку его нет в живых. Тони был моим напарником. Мы вместе патрулировали той ночью, когда я выстрелил. Как я и говорил Люси, позднее он погиб. — Я так и не успел познакомиться с ним поближе, — сказал я. — Но, по-моему, он был хороший человек и хороший полицейский. Не трепло и не стукач. — Мне тоже так казалось. Тони был потрясен не меньше нас с Джошем. Лицо его походило на суровую маску, когда он стоял с лопатой на заброшенном нефтяном промысле и помогал хоронить кошмарную, грязную тайну. Как выглядел я сам, не знаю. Наверно, от меня разило страхом или убожеством. Потому что чувствовал я себя именно так. — Впрочем, — сказал Джош, — определенные формы разговоров, пожалуй, не попадают в категорию доносов. Хотя косвенно ведут к тому же результату. — Не понимаю. — Ты в самом деле — положа руку на сердце — никому-никому не рассказывал о случившемся, Мартин? Я выпрямился. — Положа руку на сердце, Джош. До сегодняшнего утра, кроме меня, никто не знал о происшествиях той ночи. — До сегодняшнего утра? — Сегодня утром я обо всем рассказал Люси. — То есть ты молчал двадцать лет. Круто. Не все такие крутые, как ты. Новые звуки уличного движения отвлекли меня. На сей раз они раздражали. Невообразимая какофония автомобильных сигналов и свистков. Наверняка футбольные фанаты или вроде того. — Что ты хочешь сказать? Ты сам кому-нибудь рассказывал? — Жене. Ответил он так быстро, что буквально ошеломил меня. Будто поделиться с любимой женщиной — самое естественное на свете. Возможно, так и есть. Возможно, со мной не все в порядке. — Вот как. А кому она потом рассказала? — Никому. — Да неужели? Ты рассказал ей, потому что был в шоке. Стало быть, она, тоже в шоке, в свою очередь не могла не рассказать кому-то еще. Кстати, ты, по-моему, говорил, что не рассказывал никому. — Я рассказал ей об этом с глазу на глаз. Мы могли поддержать друг друга. Поверь, она ни с кем не делилась. Я поморгал, глядя в темно-синее небо. — У Тони жены не было, — сказал я. — Если ты думал, что рассказ мог именно так распространиться дальше. — Да, жены у него не было. Но было трое братьев. — Трое братьев, — повторил я. — И они узнали о случившемся? — Я предполагаю, но, если, по-твоему, кто-то, кроме нас троих, узнал о похоронах Пастора Парсона, то утечку надо искать в этом направлении. Хотя ты вряд ли что-то найдешь. По крайней мере, один из братьев тоже служит в полиции, здесь, в Хьюстоне. Если он узнал про похороны Пастора Парсона, то наверняка смекнул, что надо молчать. Еще один хьюстонский полицейский. Еще одна возможная ниточка к Люциферу. — Как его имя? — Брата? — Да. — Зачем тебе эта информация? — Вдруг я его знаю. — Ты шутишь? Ты уже два десятка лет живешь за пределами Штатов. — Может, он одновременно со мной служил в полиции. — Нет, он начал позже. Вдобавок работал не только в Хьюстоне. Сперва в Далласе, насколько мне известно. — Назови его имя, — сказал я. — Возможно, он имел отношение к Саре. — Ты уже рассказал мне всю историю. В том числе назвал имена. Поверь, если бы ты упомянул брата Тони, я бы назвал тебе его имя. Но сейчас не скажу, потому что тебе оно без надобности. Я был не согласен. Совершенно не согласен. Вдобавок Джош ошибался и знал это. Я назвал ему отнюдь не все имена, с какими столкнулся вокруг Сары Техас. И в первую очередь не назвал полицейских, коллег Джоша, с которыми контактировал. — А остальные братья, — спросил я. — Они тоже полицейские? — Нет. Откровенно говоря, я понятия не имею, кто они. Кажется, один — владелец кафе. А про второго я вообще ничего не знаю. Если я правильно понял то немногое, что рассказывал Тони, у него были плохие отношения с семьей. — И все-таки ты намекнул, что Тони, возможно, доверился ему? Что-то не похоже на правду. — Я неловко выразился. Братьев у Тони, конечно, было трое, но только с двумя он был по-настоящему близок. Третий каким-то образом их предал. Брат Тони упомянул об этом, когда мы встречались после смерти Тони. Сказал, что третий брат предал семью и что предательства страшнее просто не бывает. Например, он не явился на похороны. — А как брат-полицейский воспринял смерть Тони? — Как удар. Тяжелый удар. Я попробовал собраться с мыслями. Нелегкая задача. Очень нелегкая. — Брат, предавший семью. Он мог что-то узнать, прежде чем они стали врагами? — Какая разница, Мартин? Брось ты это. Как объяснить озарения, которые приходят неожиданно и которым надо просто следовать? Как объяснить то, что находится за пределами рационального? — Скажи, как его зовут. — Увы, не могу. Я не знаю его имени. — Ну а имя другого? Полицейского. — Минуту назад ты уже задавал этот вопрос. Ответ — нет, нет и еще раз нет. А теперь извини, я вынужден закончить разговор. Надо идти на совещание. Я рухнул в кресло. — Огромное спасибо, что нашел время поговорить. — Не за что, мы, полицейские, всегда заодно. Вот и все. Но больше не звони. Я не хочу влезать в эту историю. Короткие фразы, в них сквозил укор. Я ведь ушел из полиции, бросил коллег. Хотя такое предательство, наверно, отступало в тень перед принципом “однажды полицейский — всегда полицейский”. Я кивнул сам себе. — Спасибо, — сказал я. И хотел уже закончить разговор, когда снова услышал голос Джоша: — Все-таки интересно, что ты вообще не допускаешь мысли о возможном свидетеле. Я оцепенел.