Невольно я сделал паузу, ретировался к ближайшему кухонному стулу и сел. Он был жесткий и неудобный. Люси слушала, глаза ее пылали. — В свое время мы говорили об этом. Каков я и как живу. И, конечно, можем поговорить еще раз. Только мне чертовски трудно представить себе, что от этого будет толк. Огонь в глазах Люси погас, сменился чем-то другим. Куда более пугающим. Отчаянием и печалью. — Потому что ты такой, какой есть, да? — сказала она. — Вроде того. Одинокая слезинка сбежала по ее щеке. — Какая же я дура, что влезла во все это, — прошептала она. Мне стало стыдно. Как никогда в жизни. Не столько за то, что я сделал, сколько за то, каким я был. И в общем-то хотел быть. Я медленно встал. — То, как мы живем сейчас. В смысле, вместе, как настоящая пара. Мы ведь и раньше пробовали. Жить вместе, как пара… И не больно-то преуспели. Семейная жизнь вроде как не для нас. И… — Мартин, сейчас мы живем вместе не потому, что играем в семью, мы просто пытаемся пережить адскую свистопляску, в которой непонятно как очутились! — Прости. Прости, прости, прости! Ты все для меня делала, а я сущая свинья. Я… Она вскинула руку. — Никаких лживых обещаний, Мартин. Никаких. Ладно? Я кивнул: — Ладно. Я не стану обещать ничего, что не могу исполнить. Но хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Больше, чем кого-либо другого. Нет никого, кто… Она опять перебила: — Скажи, что это не ты убил Бобби, Дженни и всех остальных. Наконец можно что-то сказать: — Клянусь, я непричастен к их гибели. Казалось, она испытала легкое облегчение. Мне бы тоже не помешало. Выводы Мадлен засели в мозгу, хотя я в них не верил. — Ты ведь наверняка тоже непричастна? Тихо и смущенно: — Абсолютно. Потом мы просто стояли, глядя друг на друга. Долго. Слишком долго. В конце концов я осторожно шагнул к ней. Люси не протестовала, когда я обнял ее. — Когда все это будет позади, — сказала она, — я думаю, нам стоит попробовать что-нибудь новое. Вернее, мне стоит. Потому что я не двигаюсь вперед, я как бы застряла здесь вместе с тобой. А это чертовски вредно. Я прижимал ее к себе. Если она покинет меня, я умру. — Но ты останешься, пока мы не распутаем этот клубок? — сказал я, уткнувшись лицом в ее волосы. — Да. Только не ради тебя, а ради Беллы. И ради себя самой. Угрозы Люцифера относятся и ко мне. Расставшись с тобой прямо сейчас, я ничего не выиграю. Больно слышать такое. Поделом мне. Но она заслуживала лучшего. Люси поспешно обняла меня и отошла в сторону. Я не стал ее удерживать. — Мы так и не знаем, что ей было нужно, Веронике, — сказала Люси. — Наверно, она все-таки просто охотилась за информацией. Теперь, стало быть, разговор пойдет о кошмаре, в котором мы живем. — Она пыталась что-то выведать? У тебя не было такого впечатления? Нет, не припомню. С другой стороны, хороший информатор как раз к этому и стремится. Чтобы его объект ничего не заметил. — После твоего ухода кое-что произошло, — сказал я. — Что же? Я набрал побольше воздуху и медленно выдохнул. — Звонила подружка Элиаса Крома. Он пропал. Исчез. Люси открыла рот, хотела что-то сказать, но я продолжал: — Еще я узнал, что на самом деле Веронику зовут Ракель. Это она забрала Мио из садика. Понимаешь? Ракель, которая увела Мио, и женщина, которую я встретил в “Пресс-клубе”, — одно и то же лицо. У Люси отвисла челюсть. Но меня было не остановить: — И я попросил Бориса об услуге. Заказал взлом в доме Ракель. Люси закрыла рот. — Ты со мной, детка? Остаешься, как только что сказала? Вид у нее был вконец измученный. Всего несколько часов назад она узнала, что ее лучший друг когда-то застрелил человека и похоронил его в пустыне. — Ни на пядь не отступлю, — сказала она. 20 Настал вечер. Люси сидела в постели, читала полицейские материалы по исчезновению Мио. Я уже все проштудировал, но не стал говорить, что она занята ненужным делом. Пусть лучше продолжает, а не стоит на месте. У меня были другие планы. Во-первых, пережить ночь с ее кошмарами, которые после сегодняшних событий наверняка станут еще страшнее. Во-вторых, мне предстоял трудный телефонный разговор. Я незаметно сунул в карман мобильник и вышел на террасу. Люси пришла следом. — Почему ты здесь? — Собирался позвонить. — Тайком? Я колебался ровно одну секунду. — Хотел позвонить своему давнему шефу в Хьюстон. Потому что мне невыносимо думать, что случившееся тогда как-то связано с теперешними событиями. Боюсь, мы придаем слишком большое значение тому, что говорила подруга Бобби. Возможно, дело в чем-то другом. Ну, не знаю. На лице у Люси было написано: “Ты сам-то в это веришь?”, но она промолчала. Ведь надежда никогда не гаснет, и никто из нас не желал, чтобы история, в которой мы жили сейчас, стала еще ужаснее. — Ты уже посмотрел, что́ я нарыла о сотрудниках “Тролльгордена”? — спросила она. Я устыдился. После звонка Бориса я напрочь об этом забыл. — Извини. Не успел. Слово “извини” теперь что-то слишком часто встречалось в наших отношениях. Фильм “История любви”[5] научил нас, что истинная любовь лишает именно это слово всякого смысла. Нет ничего, что надо прощать, и ничего, о чем надо просить прощения. Утопия, настолько далекая от реальности, что следовало бы запретить всякое упоминание о ней. — Ладно. — Люси подняла глаза на меня. — Хочешь остаться один? — Да. Она вернулась в квартиру, закрыла за собой дверь террасы. Сквозь стекло я провожал ее взглядом, пока она не исчезла в спальне. Потом достал телефон и позвонил своему хьюстонскому шефу, а ведь никогда не думал, что мне понадобится снова с ним связаться. * * *