© Астахов П., Устинова Т., 2021 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021 * * * – Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! – донеслось из неведомой дали. Голос был женский, нежный, вкрадчивый. Одной лишь интонацией он давал понять, что шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей за превосходные туфли – натуральная кожа, удобный каблук и универсальный бежевый цвет, который подойдет к любому наряду, – это сущая ерунда. Просто смешная цена. И надо не хныкать, тоскливо глядя в кошелек, а весело и радостно доставать из него одну красненькую купюру и две сине-зелененьких. Или банковскую карточку. Хотя на карточке, кажется, денег почти не осталось… – Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! – настойчиво повторил голос. Он изменился, сделавшись из ласкового женского раздраженным мужским, и приблизился. – Шесть тысяч девятьсот девяносто девять! Кузнецова! Кузнецова, оглохла?! «Это же мой номер!» – с опозданием дошло до Натки, и она вдруг запаниковала. В ушах гудело и шумело: топали ноги, скрипели полы, играла музыка, причем трубач фальшивил так, словно его инструментом был слоновий хобот. А может, трубил именно слон. И он же топал: Натка отчетливо ощущала тряску. – Пошла, пошла! Ее подгоняли, и она послушно пошла – на звук, на свет, на… сцену? Нет, на подиум! В лицо брызнули колючие цветные огни, Натка попыталась отвернуться от них, но это было невозможно. Слепящие зайчики прыгали на нее со всех сторон: рядом, справа и слева, вышагивали-вытанцовывали, высоко вскидывая гладкие блестящие коленки, полуголые девицы, и свет софитов отражался от их лакированных тел и усыпанных стразами купальников. «Ах, вот оно что – это выход в купальниках!» – поняла Натка. Это не принесло облегчения. Выходить куда-либо в купальнике Натка, по ее мнению, была совсем не готова. Весы в ванной комнате бестрепетно свидетельствовали, что к середине зимы она наела два лишних кило, и разместились они совсем не там, где выигрышно смотрелись бы при подаче в купальнике. Хоть со стразами, хоть без них – блеснуть не получится. Испугавшись, что сейчас она опозорится, Натка постаралась проснуться. Кажется, получилось. Фух-х-х… Или не получилось? Какофония из музыки, скрипа и топота не прекратилась, и назойливые слепящие зайчики тоже никуда не ускакали. Недоумевающая и встревоженная, Натка приподняла голову над подушкой и открыла один глаз. В него тут же прыгнул бойкий зайчик, а в ухо ввинтилась музыкальная трель. – I’m a queen! I’m a queen![1] – совсем рядом громко голосил кто-то, сам от себя в полнейшем восторге. Натка открыла второй глаз и посмотрела на самозванную королеву. Посмотреть было на что. На длинной низкой тумбе в изножье кровати скакало и кривлялось жуткое чудище. Небольшое, вертлявое, на тонких ножках, но с огромной косматой головой. На чудище красовался Наткин шелковый пеньюар, высоко подобранный и оригинально подпоясанный шерстяным шарфом, дрыгающиеся задние лапки грохотали каблуками ее же парадных туфель. Не за шесть тысяч девятьсот девяносто девять рублей – а еще дороже! Натка села в кровати и уже открыла рот, но разораться не успела – чудище ее опередило. В правой передней лапке у него был фонарик. Чудище поднесло его к щедро напомаженному рту, как микрофон – при этом отчетливо высветилась жутчайшим образом размалеванная рожа, – и манерным писклявым голосом заявило: – Моя миссия – спасти мир! Красота – это страшная сила! Выбирайте меня – или вам всем конец! После этого оно выставило фонарик вперед и с криком «Кавабанга! Тра-та-та-та-та!» полило Натку, так и сидящую с открытым ртом, длинной очередью от живота. Агрессивное шумное чудище с манией величия было Натке совершенно незнакомо. А вот победный вопль «Кавабанга!» она слышала много раз. Так кричали черепашки-ниндзя в кино, а вслед за ними – их верный поклонник Арсений Кузнецов, родной и любимый сын Натки. Восемь лет, сбитые коленки, острые локти, светлые вихры, курносый нос, веснушки, голубые глаза-незабудки, бездна обаяния и тонна предприимчивости. Хотя нет, Сенькину предприимчивость следовало измерять не в тоннах, а в тротиловом эквиваленте. – Ар-р-р-рсений! – хриплым спросонья голосом прорычала Натка и резко откинула одеяло. Чудище с импровизированного подиума будто ветром сдуло. Остались только туфли, все остальное с визгом умчалось прочь. Не унимая клокочущее в горле рычание, Натка вылезла из кровати и пошла по следам улепетывающего чудища. Следы были куда более отчетливые, чем хлебные крошки сказочных затейников Гензеля и Гретель. Натка поочередно подобрала с пола шарф, пеньюар и кудрявый парик. Она бросила всю охапку на тумбочку в прихожей и решительно постучала в дверь ванной, где все еще гремела музыка. – Да, да, войдите, – донеслось из-за плотно закрытой и запертой двери. – Арсений, выходи! – Зачем? – Поговорим! – Да, знаю я эти разговоры, после них у тебя ладонь болит, а у меня попа! – Музыка стихла, послышался писк, сопровождающий нажатие сенсорных клавиш, и жалобный детский голос произнес: – Алло, это девять-один-один? Спасите меня, я в смертельной опасности! – Прекрати придуриваться! – потребовала Натка, изо всех сил стараясь взять себя в руки. – В нашей стране нет такого номера экстренной службы – девять-один-один, это во-первых. А во-вторых, когда это я шлепала тебя так, чтобы у тебя попа болела? – Я все такие случаи и не вспомню уже, – детский голос сделался совсем тоскливым и печальным. – В последний раз – когда я покрасил соседскую болонку под тигра. – Йодом! – вмиг рассвирепела Натка. – В три цвета! – подхватил детский голос, перестав быть печальным и сделавшись восторженным. – Раствор йода был разной крепости, и ведь классно же получилось – прям как настоящий тигр! Только карликовый. – Бедную собачку пришлось обрить налысо, – вздохнула Натка. – И не факт, что новая шерсть у нее теперь вырастет белой, потому что полосы въелись в кожу, а йод – очень стойкий краситель… – Так это же круто! – убежденно заявил детский голос. – Марье Дмитриевне не ругаться надо, а радоваться: она же теперь хозяйка единственной в мире полосатой тигровидной болонки! – Оставим в покое болонку, – предложила Натка, – тем более что она тебя теперь боится и даже близко не подойдет. Поговорим о другом раскрашивании. Зачем ты взял мою косметику, поганец? Я тебе сто раз говорила – это святое, пальцем не трогать! – Так я же не пальцами! Что я, совсем темный? Я кисточками, пуховкой, спонжиком! – Сеня! Мальчик твоего возраста и слова-то такого знать не должен – спонжик! – Натка вздохнула и бессильно постучала лбом в стену. – Да, да, войдите. – Умойся и выходи, – устало велела Натка. – Обещаю, что шлепать тебя не буду. – А бить розгами? Пороть ремнем? Ставить коленками на горох? Лишать доступа к компьютеру? – Да я никогда ничего подобного не делала! – А вдруг начнешь? – Не начну. – Натка помотала головой и отошла от двери санузла. – Хотя насчет компьютера надо еще подумать. Где-то же ты всего этого набрался… В ванной зашумела вода. Натка прошла в кухню, глянула на часы на стене – без четверти пять, вот уж доброе утро! Она включила чайник, села за стол и подперла щеку ладонью.