В некоторых подразделениях полицейским выдавали специальные устройства с приложениями для заметок, но все равно ничто не могло сравниться с бумажным блокнотом. Записи на бумаге можно в любой момент хоть сжечь, если понадобится. А из компьютеров и телефонов сейчас ничего нельзя удалить полностью, и это, с одной стороны, упрощает полиции жизнь, а с другой – усложняет, в зависимости от того, на чьей ты стороне и есть ли тебе что скрывать. Ей, конечно, скрывать обычно нечего, но приятно же иметь такую возможность. Палата была разделена на четыре отсека, но кровати стояли лишь в двух. В отсеке А лежала рыжеволосая мать с ребенком, еще более рыжим, чем она сама. В отсеке С, в противоположном углу у окна, на кровати сидела женщина с двумя спящими младенцами на руках. На вид ей было чуть меньше тридцати, кожа слегка смугловатая, на пальце серебряное обручальное кольцо. Волосы темные, очень кудрявые, до плеч. Рост и вес в сидячем положении определить трудно, но с виду телосложение нормальное, ростом, быть может, чуть выше среднего. Лицо ее выглядело застывшим и безучастным. У обоих младенцев волосы светлые, хоть и кудрявые, и кожа светлее, чем у матери. Один в зеленом трикотажном комбинезоне, другой – в желтом. Одета миссис Трантер была в больничную сорочку, сквозь повязку на левом запястье проступило пятнышко крови. Между стеной и кроватью стоял открытый чемодан, содержимое частично высыпалось на пол: детские вещи, подгузники, женская одежда – видимо, ее собственная. Детей она переодела, а сама осталась в чем была. Что-то в ее лице напомнило Харпер фотографию матери в молодости: большие, затуманенные грустью глаза, мягкий отрешенный взгляд в пространство. – Лорен Трантер? – ласково произнесла Харпер. Женщина медленно повернулась на звук. Прошло несколько секунд, прежде чем она сумела сфокусировать взгляд, и, похоже, это стоило ей изрядных усилий. Ее веки вяло опустились, затем поднялись снова – медленное моргание человека, накачанного лекарствами. – Да. – Меня зовут Джо Харпер, я из полиции. Я бы хотела поговорить с вами о том, что случилось ночью. – Ой… – Взгляд Лорен плавно переместился на младенца в желтом, затем на второго. Они были похожи как две капли воды. – Я думала, вам позвонили. Я думала, вам сказали не приезжать. – Да, сказали. – Харпер улыбнулась и чуть дернула плечами. – Но я все равно приехала. Если я получаю информацию о серьезном происшествии, мой долг – все проверить. Вы звонили на 999 в полчетвертого утра или около того? В отчете упоминается попытка похищения детей. Лицо Лорен Трантер исказила гримаса, по щекам к подбородку покатились слезы, оставляя за собой мокрые, блестящие дорожки. – Да, звонила. Харпер ждала продолжения. В соседнем отсеке пищал какой-то аппарат, в коридоре слышались шаги, где-то хлопнула дверь. Лорен неуклюже вытерла нос тыльной стороной ладони, на ручке младенца, одетого в желтое, осталось влажное пятно от ее прикосновения. – Но мне сказали, это все неправда, этого не было. Сказали, что мне все померещилось. Извините. – Вы, наверное, очень сильно испугались. – До смерти, – выдохнула Лорен. Она вглядывалась в лицо Харпер, точно искала в нем ответ на какой-то незаданный вопрос. – Вы правильно сделали, что позвонили. Харпер легонько дотронулась до ее плеча. Детей, лежавших у нее на руках, она даже не задела, но от этого простого прикосновения Лорен резко вскинулась, и младенец в желтом тут же распахнул глаза, резко вытянул ручки и ножки и на мгновение застыл, прежде чем вернуться в прежнее положение. Мальчик в зеленом повертел головой туда-сюда, упираясь затылком в руку матери, зевнул, свернул язык в трубочку, но глаз не открыл. – Простите. Я немножко дерганая. – Ничего страшного. Я понимаю, у вас была трудная ночь. – Я ужасно устала. Мало спала прошлой ночью, да и вообще, с тех пор как они родились, почти не сплю. Но я не жалуюсь. Оно ведь стоит того, правда? – Правда, – сказала Харпер. – Очаровательные малыши. Когда они родились? – В субботу вечером. Морган в 8:17. – Лорен кивком головы указала на младенца в желтом. – А его братик в 8:21. Его зовут Райли. – Чудесно, – сказала Харпер, мысленно перебирая подходящие к случаю банальности, чтобы заполнить паузу в разговоре. – Да, хлопот у вас теперь полон рот – с двумя-то разом. Лорен, повернувшись к ней, вдруг спросила: – А у вас есть дети? Харпер сама не поняла, почему замешкалась с ответом. На этот вопрос у нее всегда готов был один и тот же стандартный ответ: «Нет, материнство – это не мое», который она произносила безапелляционным тоном, не допускающим дальнейших расспросов. Но в этот раз почему-то случилось иначе. Вопрос Лорен не был праздным, в нем не скрывался намек на пресловутые часики, которые, по мнению некоторых личностей, у Харпер тикают так давно, что, не ровен час, остановятся. Лорен имела в виду совсем другое, она спрашивала: «Вы хоть понимаете, что со мной произошло?» – и совершенно искренне, бесхитростно надеялась услышать в ответ: «Да, конечно». Нуждалась в том, чтобы услышать именно это. И под ее пристальным взглядом правда вертелась у Харпер на языке, готовая вот-вот сорваться. Но язык пришлось прикусить. – Не то чтобы, – сказала она, и в ту же секунду поняла, как глупо это звучит. «Не то чтобы»? Что это вообще значит? Лорен слегка нахмурилась, но ничего не сказала. – У меня есть младшая сестра, – добавила Харпер. – У нас с ней очень большая разница в возрасте, и я, пожалуй, иногда думаю о ней как о дочери. Но вообще своих детей у меня нет. Брови Лорен поползли вверх, она вдруг точно расфокусировалась, ее внимание рассеялось. Стала заметнее паутинка недавних морщин у нее под глазами – карта едва пережитых потрясений. – Что случилось с вашим запястьем? – спросила Харпер через некоторое время. Когда она вошла в палату, кровавое пятно на повязке было совсем крохотное, с горошину, но за время их разговора расползлось до размеров монеты. – Ну, она… Эта женщина, она… – Лорен выглядела растерянно. – Я не знаю. – Вас кто-то поранил? Лорен отвернулась к окну. По другую сторону парковки люди сновали туда-сюда через большие стеклянные двери, такие неоправданно высокие, что рядом с ними любой человек казался лилипутом. Двери все открывались и закрывались, открывались и закрывались, утреннее солнце вспыхивало, отражаясь в их глянцевой поверхности, и от этих вспышек перед глазами у Харпер плясали оранжевые пятна. Лорен смотрела на слепящий свет, широко раскрыв глаза. – Тот человек, доктор Джилл, он сказал, я сама себя поранила. – А вам как кажется, миссис Трантер? – Мне кажется… – Лорен взглянула на детей, затем на Харпер. Такие большие глаза, печальные, перепуганные, полные слез. – Не стоит сейчас верить тому, что мне кажется. Глава 7 Бледный лик ее преобразился, Меркнущего солнца луч последний Пробудил во взгляде удивленье, Волосы ее озолотил. Дочки обескровленные губы Поцелуями она покрыла И дитя с любовью приложила К молоком сочащейся груди. Джон Гринлиф Уиттьер. Подменыш Десять утра, время посещений. Со своей больничной койки Лорен заметила приближающееся к ней мутное цветное пятно и попыталась сфокусировать взгляд. Пятно приняло знакомые очертания Патрика. Казалось, годы прошли с тех пор, как она видела его последний раз. – Боже мой, – сказал он. – Что они с тобой сделали? – Ничего страшного, все в порядке, – хотела ответить Лорен, но вместо слов из груди вырвались сдавленные рыдания, нечленораздельный, почти звериный вой и за ним череда слабых, еле слышных всхлипов. Патрик провел рукой по ее волосам. – Тихо, тихо, милая, – сказал он почти шепотом. В другом конце палаты вокруг постели миссис Гуч собралась ликующая компания родственников. Для старших Гучей притащили стулья. Двое маленьких рыжих детей крепко сжимали в руках ленты, к которым были привязаны блестящие серебристые шарики с ярко-розовыми надписями. «У нас девочка!» – радостно возвещали шарики, подрагивая под потолком. Один из их гордых хранителей уставился на Лорен и разинул рот так широко, что чуть не выронил леденец. – Тихо, тихо, я понимаю, – бормотал Патрик, не подозревая о любопытном ребенке у себя за спиной. Другая Лорен из прошлого уставилась бы на мальчишку в упор и пялилась, пока не отвернется. Новая, сломленная Лорен просто закрыла глаза. – Мне оставили голосовое сообщение, но я его получил только утром. Что произошло? Лорен не смогла сразу ответить. Ее захлестнула новая волна рыданий. Еще один рыжий мужчина, наверное какой-нибудь очередной дядя новорожденной малышки Гуч, вошел в палату с вычурным букетом лилий и принялся громко и радостно приветствовать собравшихся. Миссис Гуч указала взглядом на Лорен, и веселый мужчина спросил: – Что такое? – И тут же, повернувшись в их сторону, смущенно добавил: – Ой… Патрик поднялся и резко задернул штору, создав удобную для всех иллюзию уединения. Выждав немного, Лорен начала потихоньку выдавливать из себя слова. – Не знаю, почему я до сих пор плачу. Я в порядке, скоро буду в порядке. Ничего не произошло. Просто схожу с ума, а так ничего страшного. У нее вырвался безрадостный смешок. Она так и сидела, вцепившись в мужа, уткнувшись лицом ему в плечо, оставляя на его рубашке мокрые пятна слез и соплей. Вдыхала горьковатый запах его тела, мешавшийся с ароматом чайного дерева – от шампуня. Патрик пах домом. – Лорен, солнышко мое. – Он взял ее лицо в ладони и ласково улыбнулся: – Так ты и раньше была сумасшедшая. Его слова заставили Лорен рассмеяться по-настоящему, и дурные чары рассеялись. Они оба расхохотались, а затем Лорен вдруг снова начала плакать, и Патрик вытирал ей слезы дешевыми больничными салфетками из коробки на тумбочке. Дети их выглядели почти так же безмятежно, как дочка миссис Гуч. Лорен и правда не знала, почему никак не успокоится. Разве можно плакать, глядя на двух чудесных мальчиков, которых они с Патриком произвели на свет? Патрик подошел к кроватке. – Доброе утро, малыши. Вы хорошо себя вели? – Он повернулся к Лорен: – Небось, всю ночь не давали спать? – Конечно, они же дети.