Руфь Серафини, крепкая, динамичная заведующая школой медицинских сестер больницы Белый мемориал, прибыла первой из бостонской группы. Благодаря Пегги Доннер движение зародилось в Бостоне, и хотя оно быстро распространилось по больницам всей страны, представительство этого города продолжало оставаться наибольшим. Три директора, включая Руфь, требовались для управления деятельностью штатов Новой Англии. Сама Пегги больше не занималась текущей работой. – Другие скоро подойдут? – спросила Барбара после того, как они обменялись рукопожатием. – Понятия не имею. Я застряла в дороге. – Руфь налила чашку кофе и села к столу. – Прошу прощения у всех за опоздание, – сказала она. – Я думаю, пора начинать. Можно заняться политикой Фонда. Прошло всего лишь шесть недель, так что сегодня не будет финансового отчета. – Те, кто стоял, заняли места за столом. Барбара оглядела каждую и улыбнулась. Какой большой путь пройден от простых медицинских сестер, которые некогда собирались в цоколе у Пегги и обсуждали насущные дела, чтобы потом образовать "Союз". Она собиралась уже начать, когда, наконец, прибыли те, кого все ожидали. Первая, Сара Дьюи, эффектная молодая негритянка, которая обладала степенью магистра и доктора философии по интенсивной терапии и реанимации. За ней появилась Дотти Дельримпл. – Добро пожаловать, – тепло приветствовала ее Барбара. – Опоздала на какие-то двадцать минут на собственную вечеринку. – Не на нашу, Барб, – поправила ее Дельримпл. – Пегги. Она скоро будет. Просила начинать без нее. – Очень хорошо. – Барбара взглянула на повестку дня. – Открываю заседание. Во-первых, рассмотрим отчеты о работе наших сельских центров здоровья. Клиники в Кентукки и в Западной Виргинии заполнены почти на сто процентов пациентами. Сестры, обслуживающие их, утверждают, что не пройдет и года, как оба учреждения вполне встанут на ноги. – Директора зааплодировали этому сообщению, и сидящие рядом с Таней Уорт из Цинтиннати похлопали ее по спине. Центры были ее детищем, и то, что они функционируют, ее заслуга. Таня улыбнулась. Были быстро рассмотрены и другие пункты повестки: амбулаторные центры для детей тех сестер, которые заняты на работе, современное оборудование для больниц со слабым финансированием, стипендии для получения ученых степеней по уходу за больными, усилия по улучшению работы и образа медицинской сестры. Сюзан Бергер вкратце остановилась на усилиях, предпринимаемых в масштабах всей страны, чтобы добиться разрешения в завещаниях указывать право человека на добровольное ограничение мер по поддержанию его жизни. До сих пор эти усилия, впервые предпринятые Пегги Доннер, увенчивались незначительным успехом. – И последнее, – сказала Барбара, – но не по значению. Мы получили письмо от Карен. Многие из вас никогда с ней не встречались, но она состояла в совете несколько лет, пока ее муж не получил назначение в американское посольство в Париже. Она передает наилучшие пожелания и надеется, что мы все в полном здравии. Менее, чем за два года она сумела подняться до заместителя начальника отдела кадров в своей больнице. – Женщины постарше встретили аплодисментами это сообщение. Барбара улыбнулась. – Кажется, – продолжала она, – Карен установила контакт с пятью членами "Союза" из того списка перебравшихся в Европу, который я направила ей. Она утверждает, что они готовы образовать контрольный комитет, но вот никак не могут решить, на каком языке им именоваться: английском, французском, голландском или немецком. – Возможно, мы поможем им перевести "Союз ради жизни" на эсперанто, – предложил кто-то. Директора начали смеяться над этим предложением, но тут в комнату вошла Пегги Доннер, и все сразу смолкли. В наступившей тишине Пегги оглядела каждую женщину, и недовольное выражение ее лица сменилось гордостью. Это были самые любимые из нескольких тысяч ее детей. – Ничто не поднимает мне настроение так, как новая встреча с вами. Прошу прощения за опоздание. – Она направилась к столу, но внезапно остановилась возле огромного букета георгин, и на ее губах заиграла таинственная улыбка. Затем она сорвала белоснежно чистый бутон и задумчиво положила его на ладонь. Наконец, посмотрев на Барбару, которая подтвердила, что настал ее черед выступать, Пегги повела заседание: – Прошло почти сорок лет... – гипнотически зазвучал ее голос, – сорок лет, ... с тех пор, как я с четырьмя сестрами образовала тайное общество, которое превратилось в наш «Союз». Недавно одна из этих сестер, Шарлотта Томас, скончалась в Бостонской больнице. Она была Шарлотта Уинтроп, когда мы встретились впервые. Простая студентка, готовящаяся стать сестрой, но полная сил, такая необычная... Активно участвовала в нашем движении больше десяти лет, и за это время сделала не меньше любой из нас для становления нашей замечательной организации. – У нее обнаружилась неизлечимая болезнь, усугубленная пролежнем, и она выразила мне настоятельное желание умереть свободной. Она высказала это желание также своему лечащему врачу, но, как это часто бывает, тот остался глух к ее мольбам и прибег к самым радикальным методам лечения, превратив ее жизнь в сплошную агонию. – Несколько дней назад я позвонила одной, исключительной по своим достоинствам, молодой сестре нашего Союза, Кристине Билл, и попросила ее дать оценку для представления дела Шарлотты нашему региональному контрольному комитету. По многим причинам как личного, так и профессионального характера я не смогла сделать этого сама. Комитет утвердил и рекомендовал внутривенный морфин. Вследствие ряда непредвиденных и неблагоприятных обстоятельств было проведено Исключительно тщательное вскрытие трупа и обнаружен критически высокий уровень морфина в ее крови. Сестры сидели, как пораженные, слушая Пегги, описывающую подробности расследования Докерти в твидовском амфитеатре. Рассказывая, она расхаживала взад и вперед, рассеянно теребя цветок. Ее тон оставался ровным и спокойным, а речь носила характер изложения одних лишь фактов. И только когда она заговорила о Дэвиде Шелтоне, ее слова окрасились эмоциями. Она детально остановилась на его биографии, сделав упор на трудности, с которыми он сталкивался, когда злоупотреблял алкоголем и наркотиками. На ее лице мелькнуло даже отвращение. – Сбившийся с пути молодой человек, – категорически добавила она. – Он сделает медицине большое одолжение, если оставит ее. Стараясь подыскать нужные слова, Пегги убыстрила шаги. – Мои сестры, – мрачно произнесла она, – прошло свыше двадцати лет с тех пор, как были учреждены наши региональные контрольные комитеты. За это время больше трех с половиной тысяч случаев было рассмотрено без малейшего намека на наше... или чье-либо еще участие. Есть все основания полагать, что ситуация, сложившаяся в Бостоне, впредь нигде не повторится. Но что произошло, то произошло. Я находилась постоянно с лейтенантом Докерти с самого начала его расследования. Хотя он подозревает этого Шелтона в смерти Шарлотты, но все же сомневается. Он все больше и больше узнает об особых отношениях, установившихся между Кристиной Билл и Шарлоттой. Он упомянул даже о возможности ее допроса на детекторе лжи. Я ни за что не допущу этого. В первый раз сидящие за большим столом обменялись беспокойными взглядами. Никто из них не видел, чтобы она теряла над собой контроль. Атмосфера в комнате понемногу накалялась. – Мы все принадлежим к одной организации, которая связала нас воедино, – продолжала Пегги. – Наши узы священны и нерасторжимы, словно скреплены кровью. Когда одна из нас страдает, все должны разделить ее боль. Когда одной угрожает опасность, как Кристине сейчас, все должны броситься ей на помощь. Я и каждая из вас должны добиться максимального от наших сестер. Мы должны защитить ее! – голос женщины сорвался на удушливый, почти отчаянный крик. Она замолчала, остановившись у окна. Стало так тихо, что были слышны удары тяжелых капель о стекло. Беспокойство сидящих за столом усилилось, уступив место дурным предчувствиям. Смятые лепестки цветка выпали из руки Пегги. – Пегги, благодарю тебя, – произнесла Барбара Литтлджон, пытаясь взять ведение собрания в свои руки. – Ты прекрасно знаешь, что все мы разделяем твои взгляды и твое отношение к движению. Мы определенно окажем Кристине Билл посильную поддержку, – уверенно произнесла она, особо не надеясь, однако, что Пегги, откажется от задуманного. Отсутствующий взгляд Пегги подтверждал ее опасения. – Я хочу, чтобы этого человека признали виновным, – сквозь стиснутые зубы едва слышно произнесла Пегги. Женщины изумленно уставились на нее. Дотти Дельримпл закрыла лицо руками. – О чем ты говоришь? – первой опомнилась Сюзан Бергер. В ее голосе слышались недоверие и гнев одновременно. Пегги уставилась на нее, но Сюзан стойко выдержала этот взгляд. – Сюзан, я хочу снять подозрения с Кристины Билл. Нет необходимости объяснять тебе, что может случиться с ней или с нашим Союзом, если полиция расколет ее. Наша работа слишком важна. Я хочу, чтобы совет принял любые меры предосторожности, которые необходимы для защиты Кристины и наших интересов. При небольшой ловкости, я уверена, мы убедим полицию в виновности доктора Шелтона. Учитывая его прошлое, самое большее, что может грозить ему – несколько месяцев во второразрядной больнице да отлучение на пару лет от ящика с лекарствами. По-моему, это невысокая цена за... – Пегги, я с этим не согласна, – возразила. Руфь Серафини. – Мне наплевать на то, что натворил этот Шелтон. То, что мы собираемся сделать, противоречит достойной жизни человека... совершенно противоречит тому, за что мы боремся. – Ее возвышенные слова вызвали гул одобрения и поддержки некоторых членов! Серафини обвела взглядом сидевших за столом. Из пятнадцати женщин семь поддержат Пегги, о чем бы та не просила. А остальные? Голосование будет почти равным. Руфь решила идти напролом. – Что если мы оставим все, как есть, и посмотрим, как станут развиваться события? Если надо, мы можем снабдить Кристину Билл деньгами, адвокатами... всем необходимым. Но в данный момент нет даже уверенности, что... – Нет! – Слово прозвучало как удар хлыста, и Руфь Серафини попятилась от глаз Пегги, словно это были копья, направленные в ее грудь. – Разве ты не понимаешь? – продолжала наседать Пегги. – Пройдет совсем немного времени, и Кристина расскажет им о нас, как бы она ни сопротивлялась. Разве вы не представляете, как пресса все исказит? Для нас это конец. Я никогда не допущу этого! – Она швырнула измятый цветок на стол и отвернулась к окну, тяжело дыша. Какое-то время слышалось ее затрудненное дыхание да причудливая музыка осеннего урагана. Но когда Пегги обернулась, на ее лице была улыбка. – Сестры, – мягко произнесла она, – год назад я представила план, в соответствии с которым решила, что мы должны наконец объявить общественности о нашем существовании и священной задаче, стоящей перед нами. Располагая многими тысячами катушек с магнитофонными записями, на которых записаны слова самых уважаемых в мире медицинских сестер, я считаю, что мы можем развернуть такую широкую кампанию, что тем, кто противится нашей идее, ничего другого не останется, как согласиться. Это явится достойным завершением дела всей нашей жизни, вашей и моей. – Согласно нашей процедуре, я представила свое предложение на голосование и потерпела поражение. Следовательно, я была вынуждена подчиниться требованиям нашего "Союза". Однако, обещаю вам, что если сегодня мы не защитим эту женщину от угроз, я обнародую свой план. Пусть будет лучше так, чем полиция и пресса представят "Союз" в сенсационном, вульгарном и искаженном виде. Я предам гласности магнитофонные записи. Они у меня есть, все. И я сделаю это! Женщины за столом стали обмениваться многозначительными взглядами. Эти отчеты служили кровавой клятвой, которая связала их вместе. Если хотя бы раз сестра представляла такой отчет – пути назад уже не было. Так повелось с самого начала. Сперва отчет в письменном виде, потом – в записи на пленке. Все присутствующие представляли такие отчеты, а многие и по нескольку раз – и теперь Пегги собиралась предать их огласке. Остатки демонстративного неповиновения среди директоров растаяли. – Барбара, – Пегги повернулась к Барбаре Литтлджон. – Я хочу, чтобы собрание предоставило мне право делать все необходимое для признания виновным доктора Дэвида Шелтона и защитить интересы Кристины Билл и Союза ради жизни. Барбара знала, что дальнейшее препирательство бесполезно. Выражения лиц сидящих за столом служили тому наглядным подтверждением. Пожав плечами, она поставила вопрос на голосование. Слева от нее Сара Дьюи медленно подняла руку. Барбара по очереди смотрела на каждую женщину, и как по команде их руки поднимались. Все проголосовали единогласно "за". Прерывая наступившее молчание, Дотти Дельримпл откашлялась и впервые проговорила. – Пегги, как ты знаешь, Кристина Билл работает у меня. Я знаю ее достаточно хорошо, хотя еще не решилась сказать ей о моей причастности к "Союзу". Она, как ты заметила, замечательная сестра, преданная идеалам, которые мы все разделяем. Можем ли мы быть уверены, что она позволит этому человеку ответить за то, что сделала сама, независимо от нашего решения, принятого сегодня? Этот вопрос не выходил из головы каждой женщины. – Это, Дороти, наша с тобой ответственность... твоя и моя. В свое время ты должна будешь открыться ей. Объяснить ситуацию, а ты прекрасно это умеешь делать. Я уверена, она тебя поймет. Ты можешь поделиться с ней своим секретом, так как я думаю, что она заслужила такое доверие. Если необходимо, я и все присутствующие здесь поделятся с ней своими секретами. Тебя это устраивает? Дельримпл улыбнулась. – Я знаю тебя слишком долго и слишком хорошо, чтобы спрашивать, есть ли у меня выбор. Я поговорю с ней. Пегги кивнула и улыбнулась в ответ. Дороти Дельримпл действительно знала Пегги хорошо. С самого начала Дотти следила за ее стремительной карьерой... даже уговорила поступить в высшее медицинское училище в то время, когда туда трудно было поступить женщине, а тем более медсестре. Она следила за удивительными успехами Пегги в области кардиологии и ее браком с одним из самых известных ученых и сторонником прав человека в мире. Она следила за тем, как эта женщина стала играть первую скрипку при подборе медицинских кадров для одной из крупнейших в стране больниц. Она знала так же твердо, как то, что завтра взойдет солнце, что Маргарет Доннер Армстронг достигнет всего, чего захочет. Приговор Дэвиду Шелтону вынесен и его судьба фактически предрешена. Произнеся еще несколько слов, Барбара Литтлджон распустила собрание. Попрощавшись, Дотти остановилась у роскошного букета, наклонилась, чтобы вдохнуть его сильный аромат, и слегка коснулась воздушного лепестка. Затем, бросив прощальный взгляд на Пегги, вышла. Комната быстро опустела. Вскоре в ней остались только двое – Пегги Доннер, невозмутимо уставившаяся в окно, и Сара Дьюи, которая остановилась в дверях, а затем вернулась. Она была в десяти футах от Пегги, когда та, не оборачиваясь сказала. – Сара, как мило с твоей стороны, что ты осталась. Нам так редко выпадает возможность поговорить по душам. Стройная негритянка замерла на месте, затем заметила свое отражение в стекле. – Так вот каким образом Пегги Доннер прославилась тем, что видит затылком? – Одна из моих уловок. – Маргарет Армстронг обернулась, тепло улыбаясь. Сару она сама вовлекла в движение. – Я вижу беспокойство в твоих прекрасных глазах, Сара. Тебя тревожит то, что произошло сегодня? – Немного. Но не из-за этого я осталась, чтобы поговорить с тобой. – О? – Пегги, совсем недавно Джонни Чепмен умер в твоей больнице от обширной аллергической реакции. Вероятно, это связано с каким-то лекарством. По крайней мере, так поговаривают. Ты слышала о нем и работе, которую он делал? – Армстронг кивнула. – Хорошо, я знала Джонни много лет. Заседала во многих комитетах... всех и не сосчитать. – И? – Я говорила кое с кем о причинах его смерти. С людьми из моего окружения. Один заявил, что в этой смерти не было ничего случайного. Ты, вероятно, догадываешься, что он мозолил глаза многим важным людям много лет. – Моя дорогая, всякий раз, когда умирает важный или влиятельный человек, появляются теории, отвергающее естественную или случайную смерть. Конечно, все эти теории – сплошная чушь. – Я понимаю, – сказала Сара, – и хочу надеяться, что в данном случае ты права. Наверняка мы никогда не узнаем, потому что церковь Джонни запрещает вскрытие трупа. Это мне сказала его жена. Она написала это большими красными буквами на его карте возле списка тех лекарств, к которым он испытывал аллергию. – На что это ты намекаешь? – беспокойно спросила Армстронг. – Пегги, этот человек сказал мне, что ему доводилось слышать, что Джонни Чемпен не покинет Бостонскую больницу живым. Так и вышло. Через два дня у Джонни внезапно развивается анафилаксия и он умирает. Сенатор Кормиер скончался на операционном столе от сердечного приступа. Газеты писали, что отказало сердце, но они так же заметили, что, поскольку, приступ оказался внезапным и смертельным, то почему-то при вскрытии не были выявлены причины сердечной недостаточности. – Сара, я все же не вижу, какое... – Пегги, два задания, которые я выполнила по решению "Союза", были связаны с использованием внутривенного уабайна. Оба случая имитируют сильные приступы сердца. Это вещество невозможно обнаружить. Разве не мог кто-нибудь... – Молодая леди, мне кажется, я дала вам высказаться. Ваши инсинуации отличаются плохим вкусом и неуместностью. Хуже того. Они произносятся в то время, когда нашему движению так необходимо полное единство. – Пегги, пожалуйста, – холодно заметила Сара Дьюи. – Не отчитывай меня. Я не хочу ворошить ничье осиное гнездо. Все, что мне хочется выяснить: не использует ли кто-то в вашей больнице наши методы. Членов "Союза" в штате Бостонской больницы больше, чем в любой другой. – И я лично знаю каждую из них, – сказала Армстронг. – Все они прекрасные сестры и достойны большого уважения. А теперь, если у тебя нет ничего более конкретного, чем то, что ты здесь мне изложила, я прошу... нет, настаиваю на том, чтобы свои притянутые за уши предположения ты держала при себе. У нас с тобой куча неотложных дел, и в первую очередь надо разобраться с этим человеком, который представляет угрозу всему нашему движению. – Армстронг почувствовала, что наговорила слишком много в порыве чувств и мягко добавила: – Сара, после того, как вопрос с этим Шелтоном будет снят, мы подробно поговорим о том, что беспокоит тебя. Договорились? Сара Дьюи внимательно посмотрела на женщину и кивнула. – Договорились. – Вот и хорошо, – прошептала Армстронг. Номер 133 обе женщины покинули вместе. На улице разыгралась непогода, и ветер обрушивался на здания с такой яростью, что под его напором, казалось, качались дома. Глава XIV "Трещина, которая обычно походит на кролика..." – снова и снова повторял Дэвид эти слова, рассматривая ряд мелких линий, разукрасивших потолок его комнаты.