– А что за книга, Александр? – Валери протягивает его имя, как слово из песни: А-лек-сандр. Наш разговор похож на качающуюся вышку, которая вот-вот упадет. И тут мой заторможенный разум начинает разбирать подсказки. Алексу точно что-то известно о сто первом экземпляре, причем он не только не говорит мне об этом, но и не хочет, чтобы это узнала его мать. – Да так, – отмахивается он и поворачивается ко мне. – Извиняюсь за Уолли… и за инцидент с книгой. Уставшая с дороги и опасающаяся показаться парню слишком назойливой, я встряхиваю головой, чтобы прогнать оседающий в мыслях туман. – Хорошо. Я поняла. Ты не знаешь, откуда мне пришла книга. Прости за расспросы, – произношу я с намеком, что все понимаю, но не буду устраивать сцен и допытываться перед его мамой. – Можешь показать, где находится отель? Останусь здесь на пару дней. – В городе они будут заполнены туристами, – сообщает Алекс. – Ничего страшного, можешь остановиться здесь, – предлагает Валери. – На третьем этаже у нас личные апартаменты. Это самое малое, что я могу для тебя сделать после случившегося с Уол- ли и… – она одаривает испепеляющим взглядом Алекса, – поведения моего сына. – Но, мам… – Никаких «но», Александр. И вообще, где тот парень? Я знаю, что он не покормил Уолтера, а забрал ли он возврат с почты? Парень притихает. Я наблюдаю за происходящим, ощущая себя не в своей тарелке из-за новой темы разговора. Алекс медленно закрывает глаза, и прежде чем ответить, выдыхает воздух сквозь сжатые губы. – Нет, я забрал. Он бросает на меня испуганный взгляд, а Валери напрягается всем телом. – Значит, он отказался идти на почту, да? – Ее тон моментально меняется с голоса великодушной королевы до главнокомандующего. – И ты просто закрыл кафе, чтобы за него сходить на почту? – Меня не было всего минуту. Никто и не заметил… – начинает парень, но быстро замолкает. – Алекс, дело не в посылке. Тот мальчик должен понять, что может спрятаться от окружающего мира, своих книг и проблем, но никогда не спрячется от Валери Страутсбург. Когда она опускает руку на перила лестницы, Алекс раздраженно стонет. – Мам, твои колени. Вспомни, что доктор Кроун говорил о лифте. Развернувшись, она бросает такой взгляд, от которого даже я съеживаюсь, но Алекс только удивленно вскидывает руки. – Ладно, – говорит он, – но помни, что с ним должен жить я, а не ты. Когда его мать поднимается до середины лестницы, Алекс поворачивается в мою сторону и вздыхает с выражением смирения на лице. – Мой сосед. Мы с ним живем в доме на этой улице. Ему не дается общение с людьми. А мама… ну, пытается это исправить. – Он тоже работает в книжном? Алекс бросает на меня тяжелый взгляд, будто вот-вот выгонит из магазина, но раз это не в его силах, то парню придется против воли смириться с моим присутствием. – Нет. Он писатель. – Почему ты об этом так говоришь? Он пишет постыдные статьи в газету или что? – Нет, – осторожно отвечает Алекс. – Ты его сразу узнаешь. Без обид, но мы с тобой не знакомы, поэтому умоляю, не пиши о нем в сетях типа твиттера или чем там пользуются. Он… Мы с Алексом смотрим на второй этаж, откуда доносятся топот и громкие голоса. – Эндсли, – шепотом поясняет Алекс, когда к нам приближаются голоса, – Н. Е. Эндсли. Нолан. Также не спрашивай его об ограниченном тираже. Пожалуйста. У него и без того куча проблем. Я ощущаю, как подкашиваются ноги, и для этого не нуждаюсь в дуновении волшебного ветра или бегущего на меня Уолли. Конечно же. – Н. Е. Эндсли, – недоверчиво тяну я, – наверху? Здесь? Я думала, он живет в Нью-Йорке. – Жил, – поправляет Алекс, и в этот момент предмет обсуждения с топотом спускается по лестнице. Где он был? Как я могла его не заметить, бродя по второму этажу? Пес и хозяйка магазина следуют за ним по пятам. – И еще, – говорит Валери, – твоя дурная собака испугала бедную девушку, когда она зашла в магазин. Эндсли совершенно не обращает на нее внимания, мне даже на секунду кажется, что он оглох. Хоть отчитывают и кого-то другого, все же я едва подавляю желание спрятаться за Алекса, который взволнованно переводит взгляд с друга на меня, оценивая мою реакцию. Валери гораздо ниже Эндсли, но, как только они спускаются с лестницы и оказываются бок о бок, она будто заполняет собой пространство. Парень, наклонив голову, стоит с засунутыми в карманы толстовки руками. Эта поза без слов рассказывает, что его легко обидеть. Где-то вдали разумный ветер сдавленно смеется, нет, ухохатывается. Инструкция Дженны привела меня туда, где я хотела оказаться всего несколько глав назад – рядом с автором «Орманских хроник». Вот сам Н. Е. Эндсли, не в Нью-Йорке, а в захолустном мичиганском городке, о существовании которого я бы и не подозревала, если бы мне не пришла посылка от погибшей лучшей подруги. – Не выполняешь обязанности, – продолжает Валери, когда я выныриваю из водоворота мыслей, – и не думаешь о других. Я сыта по горло, Нолан Эндсли. По. Горло. С каждым словом ее рука поднимается все выше и выше, пока не достигает головы парня; она хватает с его темных как ночь волос поношенную красную кепку и хлопает ей Эндсли по плечу. Вокруг них с лаем наматывает круги Уолли, и теперь, когда нас остается всего пятеро в магазине, обстановка выглядит более суматошной, нежели когда он кишел людьми. Алекс вздыхает и направляется к матери, я же пытаюсь слиться с прилавком. – Пусть я и наслаждаюсь зрелищем, – заявляет Алекс, – все же утром у меня миллион дел, чтобы подготовиться к благотворительной ярмарке. Мам, можно я его уже заберу домой? Валери и Алекс обмениваются многозначительными взглядами, и он показывает глазами в мою сторону, будто говоря: «Не перед ней». Женщина что-то обдумывает, снова внимательно взирая на Эндсли, который смотрит себе под ноги, и согласно кивает. – Ладно. Но сначала Нолан. Сегодня есть улучшения? Н. Е. Эндсли смелей меня. Он достает из кармана несколько сложенных листов и, не глядя, кладет их в раскрытую руку Валери. Та решает не обращать внимания на его отношение. – Завтра жду от тебя большего, – просто произносит она и отпускает парня. Эндсли резко разворачивается на пятках, проходит мимо меня и Алекса к большой деревянной двери, открывает замок и рывком распахивает ее, отчего мне кажется, что она слетит с петель. Не оборачиваясь, он бросает: – Алекс. Уолтер. В The New York Times его называли загадочным. В The Washington Post – неоднозначным. Это было еще до того, как он перестал давать интервью и появляться на публике, что произошло вскоре после публикации первой книги. Будь мои мысли заняты только чудесной встречей со знаменитым отшельником Н. Е. Эндсли, я бы описала его как затворника и неприветливого человека. Скорее всего, я бы заговорила и объяснила ему, как нас с подругой сплотили его книги, его слова. Только умолчала бы, что все мои мысли возвращаются к Дженне, несмотря на то, как далеко я уезжаю или каких людей встречаю. Дженны здесь нет. Команде подчинился только Уолли и теперь, учащенно дыша, радостно виляет хвостом в дверном проеме у облаченных в дорогие джинсы ног Эндсли. Кажется, Алекс разрывается в принятии решения: последовать за другом или остаться, чтобы урезонить возмущенную Валери. – Пошли, Алекс, – нетерпеливо зовет Эндсли и раздраженно поворачивается к нам. Встречается со мной взглядом, и только тогда замечает мое присутствие. Я заставляю себя не отводить глаза – голубые к голубым – и его слегка распахиваются. Он не так красив, как Алекс, и никто не примет их за братьев, хотя цвет волос у парней почти одинаковый. Кудри Эндсли спускаются от ушей до выреза футболки. У него очень светлое лицо – кожа, глаза и губы. Я видела его на многих стилизированных портретах, в том числе на небольшой фотографии автора на задней обложке книги. Однако реальность оказывается немного иной, в какой-то мере даже отрезвляя меня. У него слегка искривленный вправо нос. Скулы – острые и отбрасывающие тень на профессиональных снимках – без специального освещения не выглядят так, будто могут порезать. Его плечи не такие широкие и мускулистые, какими представлены на последних «Орманских хрониках». Вместо этого слегка ссутуленные и превращают великого Н. Е. Эндсли в простого смертного. Он пристально смотрит на меня, я же впервые за несколько недель поддерживаю такой долгий зрительный контакт. Щеки краснеют, будто внутри меня что-то набухает и разрывается. Злость, которую я испытывала с фестиваля, улетучивается и оставляет меня с единственным желанием: узнать, помнит ли он Дженну. – Она встретила тебя, – вырывается у меня, и я делаю неуверенный шаг вперед. Когда осознаю, что никто ничего не понимает, добавляю: – Дженна. Моя подруга. Она встретила тебя на КДКФ. Cказала, что тебе… – я замолкаю, подбирая подходящее слово, – было не по себе. Н. Е. Эндсли не нарушает наше странно возникшее противостояние. Кажется, мы оба признали друг друга, но это невозможно, потому что я никогда не попадалась ему на глаза. Парень приоткрывает рот и приближается на крошечные полшага, а мне кажется, что он хочет что-то сказать. На протяжении нескольких неприятных секунд он, слегка раскрыв рот, продолжает таращиться на меня и, наконец, поворачивается к Алексу. – Жду у машины, – бросает он и исчезает в черной как смоль ночи. Когда я встречаю нового человека, то всегда представляю, что внутри него скрыт целый мир. Большинство людей одинаковы: нескончаемые ряды оживленных спален, на стенах которых прибиты фотографии детей, и куча бумажной работы, от которой когда-то нужно отделаться. Мне же нравится другой тип. Это люди, которых я люблю фотографировать – именно поэтому я изо всех сил пытаюсь уместить в один снимок целую вселенную. Внутри Дженны прятался торговый центр, который работал, как хорошо смазанный механизм. На его фуд-корте никогда не было мусора и вопящих в колясках детей. Люди целенаправленно двигались от магазина к магазину, чтобы выполнить определенное задание, а иногда образовывались площадки для игр, куда приходили повеселиться все, независимо от возраста. Люди бросали пакеты с протеиновыми батончиками и витаминами и качались на качелях. Детишки бросали на пол новую школьную одежду и галдели на турниках или катались на горках. Старушки отбрасывали свои трости и по очереди катали друг друга на каруселях. Но не успевала площадка появиться, как сразу же исчезала, а покупатели возвращались к обычным делам. Такой была Дженна. Но Эндсли другой. Мне он представляется мерцающей фотографией, которая не становится четкой. Я вижу темные леса, которые и не пугают, и не приветствуют. Жаркие влажные ночи, пойманные в ловушку среди деревьев и их ветвей; волки, которые могут быть, а могут и не быть дружелюбными; и ничего не обещающие потоки черной воды. Все это похоже на идеальное, но невероятно пугающее убежище. Вот я и встретилась с Н. Е. Эндсли – автором бестселлеров, затворником, загадкой. Не на фестивале, а здесь. Где бы это ни было. Разумный ветер. Глава 7