Алексей никогда не был особенно близок с Фомичевым, ограничивались официальными отношениями, тем не менее, взглянув на лейтенанта, радиобог сказал: — А вы здорово загорели, Воронцов, и я бы сказал, подсушились… — Среднеазиатское солнце да горные тропы вытапливают лишний жирок, — заметил Ковешников. — И закаляют дух, — вставил Алексей. Ему не хотелось сейчас, в присутствии Ковешникова, рассказывать о переживаниях и ощущениях, вынесенных из столь кратковременной и необычной командировки. Все трое вышли из помещения аэропорта и по асфальтированной дорожке направились к машине, водитель которой предупредительно открыл перед ними дверцу. Майор Фомичев сел вместе с Воронцовым на заднее сиденье, любезно предоставив Ковешникову место рядом с водителем. Военный газик неторопливо выехал за пределы аэропорта, резво покатил по завьюженному шоссе, выхватывая из мглы ослепительным светом фар два столба снежинок, через некоторое время уже мчался окраиной какого-то небольшого городка. Мимо проносились аккуратные коттеджи, слабо освещенные уличными фонарями, проплывали на высоком холма развалины старинной крепости, впереди, в перспективе улицы показался похожий на белый обелиск высокий, с готической, остроконечной крышей костел. — Как на границе? — спросил Ковешников. — Есть ли признаки готовящегося перехода? — На том участке, куда мы едем, — ответил Фомичев, — радиолокационная станция засекла какую-то цель, но импульс настолько слабый, что ни оператор, ни подполковник Аверьянов не могут разобраться, что там такое. Подполковник вызвал меня к себе, велел и вас с Воронцовым пригласить с собой. Машина миновала укрытый пушистым инеем сквер, затем две-три улицы и наконец вырвалась на простор залитой лунным светом, искрящейся снежной равнины. По обе стороны от шоссе угадывались проносившиеся мимо небольшие хутора, березовые рощицы, конические остовы ветряных мельниц. Весь этот равнинный пейзаж был так не похож на только что оставшийся позади вид горных районов Туркмении, что утомленный перелетом Ковешников стряхнул одолевавшую его дрему и уже с немалым интересом стал рассматривать разворачивавшиеся перед ним картины. — Не знаю, смогу ли быть здесь полезным, — сказал он. — Уж больно непривычно… Хотя, конечно, и у нас бывает снег, особенно в горах, но вот замерзшего моря нет… — Поскольку пригласили вас, наверное, будет и вам работа, — сказал Фомичев. — Наши РЛС — радиолокационные станции — предназначены главным образом для обнаружения кораблей. Но ведь на сушу, тем более в зимних условиях, не корабли выходят, а люди, да еще ползком, с ухищрениями… Рванет какой-нибудь Аббас-Кули в белом маскхалате под берег, в мертвую зону, где его и РЛС не засечет, и, если пропустит наряд, поминай как звали. — О вашей мертвой зоне мне лейтенант Воронцов уже доложил, — заметил Ковешников. — Есть и у нас локаторы, хотя, правду сказать, ваша техника в наших горных условиях не везде годится. — Все наши горы, — заметил Фомичев, — семидесятиметровый обрыв у самого побережья. Вокруг него и танцуем. Выходит, и здесь нужны опытные следопыты, чтобы разобраться в обстановке. Ковешников промолчал, видимо оценив деликатность майора, который как бы хотел сказать: «Без вас нам не справиться, поскольку на нашем участке тоже — рельеф…» А Воронцов подумал: «Кто может поручиться, что пособник, задержанный под Ашхабадом, дал верные показания и что ожидаемый нарушитель, переход которого должен обеспечить прибывший из Туркмении Аббас-Кули, пойдет именно здесь, в районе обрыва?» Машина свернула с шоссе, углубилась в покрытый белым кружевом лес. В глубине заиндевелой рощи их остановил часовой. Фомичев назвал пароль, ответил на приветствие солдата, и газик, подминая свежий, поскрипывающий под колесами снег, покатил между белыми стволами берез, за которыми неожиданно близко показалось кубической формы строение с возвышающимися над ним заснеженными переплетениями пограничной вышки. Над крытой площадкой вышки мерно вращалась, словно короткий пропеллер, антенна. Здесь уже был родной дом Воронцова, привычная обстановка, свои люди — сержанты, солдаты. Теперь уже они с майором Ковешниковым поменялись ролями: Алексей понимал, что гидом у прибывшего из Средней Азии следопыта будут и подполковник Аверьянов, и капитан Гребенюк — старые друзья, но придет и его черед стать в глазах такого ветерана хозяином всей этой техники, своего участка… Ковешников вслед за Воронцовым и Фомичевым вышел из машины неподалеку от здания ПТН, откуда доносился какой-то гул, словно работал вентилятор, рассмотрел тоже кирпичный блок, как объяснил майор Фомичев, прожекторное отделение, из укрытия которого на край площадки выходили поблескивавшие в свете луны рельсы, оглянулся вокруг, как будто хотел сказать: «Еще утром был под жарким солнцем Туркмении, а вечером попал в снежное царство…» На опушке рощицы все трое остановились. Лунная и морозная безветренная ночь и этот укрывший деревья серебристый иней придавали нереальный вид и березовой роще, и строениям технического поста, и заснеженной пограничной вышке, поднимавшейся в морозную мглу усеянного блестками неба. Издали доносился едва уловимый шум идущей по асфальту машины, ровно гудели в помещении вентиляторы, как это было известно Воронцову, охлаждающие передатчик. Под ногами часового, вышагивавшего вдоль опушки, поскрипывал снег. — Ну вот и приехали, — сказал Фомичев. — Подполковник Аверьянов нас встречает. Из-под деревьев навстречу прибывшим вышел невысокий человек, по щуплой фигуре которого Воронцов безошибочно узнал подполковника Аверьянова. Начальник политотдела отряда и бывший его начальник комендатуры — майор Ковешников обнялись и расцеловались. Встретил майор подполковника так, как будто расстались они всего каких-нибудь две недели назад. Алексей улучил минутку, официально доложил: — Товарищ подполковник, лейтенант Воронцов прибыл из командировки. — Спасибо за службу, Алексей Петрович, — крепко пожимая ему руку, сказал подполковник. — У нас еще будет время детально поговорить о вашей поездке. То, что начальник войск Среднеазиатского округа ходатайствует о поощрении, говорит само за себя. Честное слово, Яков Григорьевич, — продолжал он, обращаясь уже к Ковешникову, — смотрю я на тебя и не верю, что все пережитое нами — реальность… Выйдешь за ворота заставы, а вокруг только барханы и барханы, на которых, кроме саксаула да верблюжьей колючки, ничего не растет. Вся живность — кобры да вараны, ящерицы да тушканчики, а еще в миллиардах экземпляров всякая ядовитая гадость… Путевой обходчик, что на полустанке служил, к стрелке ходил с метлой: скорпионов и фаланг в кучу сметал. За ночь к свету столько налезет — кишмя кишит. А когда афганец подует, наступает мгла, похлеще, чем здесь в осенний туман. Песок в глаза, в уши, хрустит на зубах. Сколько солдаты ни выметают его потом из всех углов — ничего не помогает, всюду полно… — Зато у вас тут настоящая зимняя сказка, — ответил Ковешников. — Я такой красоты, наверно, сроду не видел… — Сказка-то ладно, — ответил Аверьянов. — В присказке вот не можем разобраться… На секунду подполковник задумался. Алексею нетрудно было разгадать ход его мыслей. Предупреждение, полученное из Среднеазиатского пограничного округа, прибытие пособника Аббаса-Кули, цель приезда которого еще предстояло выяснить, — все это держало погранзону в готовности номер один. Присланные по фототелеграфу снимки умерщвленных проводников достаточно убедительно говорили о том, что наверняка с неменьшей подготовкой и предосторожностями будет пытаться нарушить границу и здесь, в Прибалтике, второй преступник, идущий на встречу с первым… Где он пойдет? Какие применит хитрости? Связаны ли появившиеся на экране локатора какие-то непонятные импульсы с ожидаемым нарушителем?.. Уже одно то, что по предложению подполковника согласились вызвать из Туркмении ветерана погранвойск майора Ковешникова, говорило о значении поиска. Ковешников — ас следопыт. Аверьянов, когда еще служил вместе с ним, привык целиком и полностью ему доверять. Но, как говорится, на Ковешникова надейся, а сам не плошай. А тут на тебе, какой-то непонятный, едва уловимый импульс на экране, чем и объясняется реплика Аверьянова о «присказке», в которой не разобрался и опытный оператор. Если для начальника ПТН Таирова этот импульс загадка, чем может помочь майор Ковешников?.. Заметил Воронцов и то, что смотрел подполковник на майора с надеждой и вниманием, как будто установившиеся много лет назад отношения старшего и младшего, опытного и начинающего остались до сих пор, несмотря на то что и по званию и по должности Аверьянов стал старше. — Ну что ж, вводи в курс дела, Дмитрий Дмитриевич, чем можешь похвалиться? — спросил Ковешников. — Хвалиться, конечно, есть чем, — согласился Аверьянов. — Живем на берегу моря. Золотые пляжи! Дюны! Сосны! В общем — курорт! А только в ряде мест к самому морю выходят и шоссе, и железная дорога. На берегу — рыбачьи поселки, причалы, дома отдыха. Летом и в праздники зимой собираются тысячи людей. Условия охраны границы, сам видишь, сложнее не придумаешь… Аверьянов не успел закончить фразу: на крыльцо выскочил оператор РЛС в защитного цвета бушлате, шапке-ушанке. Воронцов узнал в нем начальника ПТН старшего сержанта Таирова. Тот строевым шагом направился к Аверьянову, вскинул руку к шапке, доложил: — Товарищ подполковник, разрешите обратиться. Ясно вижу цель. Был импульс слабый, сейчас видно хорошо. — Если видите хорошо, действуйте. — Есть, действовать. Старший сержант сломя голову бросился в помещение. Донеслась команда в переговорное устройство. В прожекторном отделении заработал двигатель. В мглистые просторы скованного льдом моря ударил ослепительный луч. Поземка, вихрившаяся у льда далеко внизу, вспыхнула в белом пламени живыми струями, скользящими и клубящимися на ветру. Воронцов невольно вспомнил позапрошлую ночь на заставе лейтенанта Дорофеева в Туркмении, склоны сопок в зеленых разливах буйных трав, алые маки и тюльпаны, следы терьякеша на КСП, луч фонаря… — Давайте и мы посмотрим, — сказал Аверьянов, — что там за цель. Офицеры поднялись на вышку. Воронцов, ступавший по лестнице вслед за майором Ковешниковым, услышал его негромкий голос: — Объясни, сынок, куда и зачем он светит? — Зимой не может быть таких крупных целей, как корабли, — пояснил Воронцов. — Поэтому операторы включают станцию на близкое расстояние, всего на несколько кабельтовых… — А что такое кабельтов? — Одна десятая часть морской мили — сто восемьдесят два метра. — Меряете как-то не по-людски, — заметил майор. — Сотнями бы и десятками метров меряли бы. А то еще и «восемьдесят два»… — Морская миля — одна сорокамиллионная часть земного меридиана — тоже ведь не с потолка взята, товарищ майор, — сказал Воронцов, втайне довольный, что может поделиться сведениями, каких не знал Ковешников. — О чем вы? — спросил подполковник, первым поднявшийся на площадку вышки. — Я говорю, товарищ подполковник, что в зимнее время, когда сужен сектор обзора, особенно важно распознать цель вовремя: слишком мало остается минут от момента обнаружения нарушителя до его задержания — мертвая зона… — Для меня вся ваша премудрая техника — мертвая зона, — сказал Ковешников. — Пока я не увижу след своими глазами, никаким вашим гляделкам не поверю… — А это не скажи, — возразил Аверьянов. — Еще в сороковом году туманная Англия только локаторами и спаслась от гитлеровского вторжения на Британские острова. В том-то и дело, — продолжал он, — что и к технике нужны классные специалисты… За всю летнюю навигацию операторы ни разу не ошибались. Местные рыбаки и то усвоили: в самый туман выйдут без разрешения в море, РЛС их обязательно засечет. Такого, чтобы, как сегодня, РЛС брала цель, а люди и следов ее не видели, еще с нами не было. Донесся гул автомобилей. С площадки вышки было хорошо видно, как у самого берега остановилось несколько крытых брезентом грузовиков. Быстро разворачиваясь цепью, на лед стали скатываться лыжники, закрывая перчатками лица от ослепительного света, охватывая полукольцом район, откуда РЛС получила обратный сигнал. По распоряжению подполковника луч прожектора медленно обшарил весь сектор наблюдения, выхватил уходившие в глубь равнины аэросани, высланные Аверьяновым, чтобы отсечь возможного нарушителя со стороны залива. Подполковник наклонился к переговорному устройству, спросил: — Что сказал капитан Гребенюк! — Только что капитан передавал, товарищ подполковник, в районе островка никого не нашли. Докладывает старший сержант Таиров. — Ну что ж, — сказал Аверьянов, — поскольку визуально ничего не установили, обратимся к технике. Все один за другим спустились с вышки, вошли в помещение ПТН. Прямо против входа Воронцов увидел приоткрытую дверь, ведущую в небольшую комнату. В щель между косяком и дверью виден был угол накрытого к ужину стола, что было весьма кстати: хоть и на самой границе, и во время «обстановки», а его и Ковешникова все-таки встречали по правилам. Но вошли все не в эту комнату с накрытым столом, а в операторскую, и Ковешников, судя по всему, не обиделся: хороши были бы начальники, если бы вместо выяснения, какая там цель, уселись бы за ужин. Воронцов заметил, как майор Ковешников быстрым взглядом окинул операторскую — сравнительно небольшую комнату, уставленную агрегатами с решетками для охлаждения, разными приборами. Перед экраном локатора — старший сержант Таиров. Рядом, склонившись над планшетом, солдат. — И всего-то двое, — вполголоса сказал майор Ковешников, — а видать, — вскинул он глаза на схему побережья, — держат под контролем вон какой участок!.. Аверьянов взял журнал дежурного, вслух прочитал запись: — «Цель неопознанная, обнаружена в четыре часа восемнадцать минут, пеленг сорок семь градусов, удаление от берега восемь кабельтовых…» А последняя запись, — сказал он, — совсем в другом секторе наблюдения… Посмотрите-ка, лейтенант, — сказал Аверьянов Воронцову, — у вас глаза помоложе…