– Несколько? – ухватилась за эти слова Мирра. – Сколько? – Да разве ж я помню? Вот его мамка умерла, Софка из третьего дома точно. Еще умирали, да не помню я, кто и сколько. – А с детьми их что? – не унималась Мирра. – Так не следила я за их судьбами. Родные забрали. Кто здесь остался, вот как Софкин сын, кого увезли, как Клавдия Петровна его, – она кивнула на Матвея. – А никто из тех детей в лесу не терялся? Мирра чувствовала внутри необычное возбуждение, застилающее мысли, мешающее думать. Казалось, она в полушаге от правды. Казалось, что уже знает ее, внутри себя знает, осталось только, чтобы облекли в слова эту правду, и она наконец поймет, кто она, узнает, почему бросили ее в лесу, кто виноват в том, что происходило с ней дальше. – В лесу? – переспросила женщина, и Мирра внезапно поняла, что до правды ей не полшага, а гораздо дальше. Огромная волна накрыла ее, унесла далеко-далеко, и вот она уже снова в отправной точке, снова ничего о себе не знает. Так и оказалось: – Нет, местные детишки все лес знают. Даже если заблудится кто, максимум к ночи выйдут. – Лет двадцать назад, – это сказал уже Матвей. – Точно никто не терялся? Может быть, вы забыли? – Ничего я не забыла! – собеседница начала раздражаться, будто ее обвинили в воровстве, а не плохой памяти. – Ну, бывает, конечно, что кто-то заблудится, – сказала она, забыв, что минуту назад утверждала обратное, – но всех находят. Кого живого, кого уже мертвого. У нас тут леса дремучие, непролазные, да еще иногда… – Она осеклась, но Мирра каким-то шестым чувством поняла, что она едва не упомянула лешего, любящего заставить плутать путников. – Но всех находили. Я бы запомнила. Тем более ребенка. Матвей вздохнул, и Мирра почувствовала к нему благодарность. Он переживал за нее, хотел, чтобы она узнала правду. Быть может, даже сильнее, чем она сама. Потому что он не боялся узнать, а она боялась. – А не покажете мне дом моей бабушки? – попросил Матвей, снова улыбнувшись, заставляя женщину смягчиться. – Хотелось бы посмотреть, где жила она и моя мама, где родился я. По лицу женщины промелькнула тень, она покачала головой и посмотрела на него с сочувствием. – Нету дома. Сгорел он. И вместе с ним, наверное, та шкатулка или ящичек, ключ от которого висит у него на шее. Мирра снова ощутила жгучее желание оказать ему поддержку, тронуть за руку чуть выше локтя, но не рискнула. Никогда такого не делала, что если сделает что-то не так? Прикосновение выйдет слишком грубым, поддержка не такой осторожной? Не рискнула, сильнее засунула руки в карманы, спрятав ладони целиком, не позволяя себе слабости. – Давно? – Матвей спросил обыденно, но Мирра уловила в голосе разочарование. – Так как раз перед вашим отъездом. Клавдия Петровна и уехала сразу, не стала восстанавливать ничего. Сказала: судьба. Но ходили у нас разговоры, что она его и подожгла. – Зачем? – не понял Матвей. – Не отпустил бы он ее иначе. Не дал уехать. – Кто? И снова Мирра догадалась о том, что скажет собеседница, раньше. – Хозяин? – спросила она. Женщина зыркнула на нее, как бритвой по лицу полоснула, не думала, наверное, что Мирра знает про хозяина. Качнула головой, не говоря ни да, ни нет, и как-то очень уж торопливо начала прощаться. Они не задерживали ее. Все, что хотели, узнали. Женщина ушла, унося с собой и невесомую надежду, которую они подарили друг другу вчера вечером на пороге дома. Стало как будто даже холоднее. Солнце спряталось за ватной тучей, запуталось в ней и никак не могло выбраться обратно, зато легкий ветерок, зародившийся где-то там, в молочно-белом тумане за деревней, коснулся затылков, заставив поежиться. – И что ты обо всем этом думаешь? – спросил Матвей, когда они снова остались одни. – Что мы в том же месте, где и были вчера, – вздохнула Мирра. – А я бы так не сказал. Вчера у Степы дома я видел фотографию его матери, он сказал, что ее звали Софией. Так что, думаю, Софкин сын – это Степа. И мы теперь знаем, что и его, и моя матери умерли от какой-то инфекции. Мирра кивнула. Правда, так и не поняла, что в этом важного. Матвей, наверное, понял, что она слишком расстроена отсутствием информации о себе, а потому все остальное ее сейчас не волнует. Он улыбнулся ободряюще, но вслух ничего не произнес. – Прогуляемся еще или возвращаемся? – только и спросил. Гулять Мирре расхотелось. Она вышла только потому, что надеялась узнать что-то, хотя бы свернуть на верную дорогу. Но теперь карту у нее отобрали, снова завязали глаза, повернули несколько раз по часовой стрелке, окончательно запутав. И не хотелось больше смотреть ни на аккуратные домики, ни на ухоженные дворы. – Пойдем домой, – попросила она. Матвей не стал возражать. – Ты не расстраивайся, – сказал он, когда они уже подходили к домику, возле которого, щурясь от яркого солнца, сидели на пороге Лика и Полина. – Она же сказала, что многих детей увезли, а значит, про всех знать не может. Не исключено, что ты – одна из них. Мирра кивнула, не став говорить, что вовсе не уверена, хочет ли быть одним из тех детей. – Ну наконец-то, – проворчала Лика, когда они подошли ближе. – Что узнали? – Да ничего особенного, – как ни в чем не бывало пожал плечами Матвей. – Мы и поговорили-то только с одной женщиной, но она о свадьбе не слышала. – А что ж вы делали все это время? – рыжие брови насмешливо поехали вверх, но ни Матвей, ни Мирра не стали ничего отвечать. Тем более на дороге наконец показался Степан, быстро вошел во двор и заявил, что они могут отправляться к дому с запертой невестой-мертвячкой. Бабу Глашу он не нашел, но сам сделал несколько оберегов. – Ты? – скривила тонкие губы Лика. – Я кое-что могу, – обиделся Степан. Надо же, а Мирра уж думала, что он и не умеет обижаться. Как его рыжая ни цепляла, ни на что внимания не обращал. Ни на деревенщину, ни на тупого, ни на жирного. А как только усомнилась в его знахарских способностях, сразу и разобиделся. – Не хочешь, не бери! – разозлилась за Степана Полина. Вот уж кого рыжая задевала, даже не особо стараясь! Полина первая взяла у Степана остро пахнущий какой-то сушеной травой мешочек на длинном шнурке и повесила себе на шею. Мирра и Матвей последовали ее примеру, и рыжая, как ни кривилась, сделала то же самое. Солнце уже поднялось в зенит, крохотные тени-горошки разбежались по углам, воздух дышал жаром, а потому улицы деревни окончательно опустели. Даже те жители, которые работали в огородах, поспешили спрятаться в прохладных домах. Сейчас Мирре стало понятно такое количество деревьев во дворах: в самый зной они зонтами укрывали дома, даря спасительную тень и путая в кронах солнечные лучи, не пуская их к крышам. – Степа, нас заинтересовал вопрос, почему в Еловом нет церкви? – спросила Мирра, когда они снова проходили мимо того места, где часом ранее разговаривали с незнакомой женщиной. Степа вопросу не удивился, просто пожал плечами. – Да как-то… Нету и нету. Даже не думал никогда. Не во всех же деревнях есть. – Обычно нет в тех деревнях, у которых по соседству есть, – заметил Матвей. – Вы же на отшибе. И не было никогда? – Говорят, была, – уже нехотя ответил Степа. – Но сгорела во время грозы. Я тогда еще мелким был, пожар смутно помню. Вроде бы и поп погиб там, и вся церковная утварь. А новую строить не стали. – А если покрестить ребенка или отпеть усопшего? – Ну если уж так надо, то в соседнюю деревню едут, – ответил Степа, и Мирра поняла, что никто этим здесь не занимается. Так и живут некрещеные и умирают неотпетые. Не то чтобы ей это было важно, но казалось, что такие вещи обычно важны людям, особенно в деревне. Они прошли почти всю центральную улицу, а так никого и не встретили. Расстояние между домами стало больше, но дворы по-прежнему оставались ухоженными. Даже те, в которых, никто не жил. Идти стало тяжелее, будто что-то не пускало их, топило ноги в расплавленном песке, держало за одежду, не давало ступать. Мирра понимала, что это все жара, но никак не могла отделаться от мысли, что само место не радо им, не хочет, чтобы они приближались к лесу, в первых деревьях которого терялся нужный домик. – Ой, а там что? – внезапно прервала сонное молчание Полина. Мирра вскинула голову, посмотрела, на что она указывала. Они как раз проходили мимо стелющегося вдали туманного облака, и отсюда было видно, что оно скрывает за собой не то пруд, не то небольшое озерцо: туман висел на некотором расстоянии над землей, а под ним переливалась серебристыми блестками ровная водная гладь. – Мертвое озеро там, – отозвался Степа. – Гиблое место, не стоит туда ходить. Зря он это сказал. Рыжая язва тут же вскинулась, посмотрела на него насмешливо. – С чего вдруг? – Многие утонули, – пояснил Степа. – Вот и та невеста, к которой мы сейчас идем, там же погибла. Говорят, какие-то ядовитые испарения, если надышаться, можно и сознание потерять. Упадешь в воду и не выплывешь уже. Брови Матвея ровно на одно мгновение вздернулись вверх, и тут же вернулись обратно, но Мирра заметила. Должно быть, Степа рассказывал ему другую версию. И, зная их деревенского приятеля, Мирра не сомневалась, что в том рассказе наверняка ядовитым туманом были русалки или водяные. – Ой, а давайте сходим! – тут же взмолилась Полина. – Мы не будем близко подходить, одним глазком только посмотрим. – Не самая лучшая идея, – покачала головой Мирра. – Да ладно, ты что, поверила в эту муть про испарения? – хмыкнула рыжая, и прежде, чем кто-либо из них успел ее остановить, сошла с дороги, змеей скользнула между двумя соседними заборами и направилась к молочной пелене. – Птичка певчая, ты со мной? – донесся до них насмешливый голос. Полину уговаривать не потребовалось. Она рванула вслед за заклятой подружкой, и остальным ничего не оставалось, кроме как последовать за ними. Оказалось, что вблизи туман не такой плотный, каким выглядел издалека. Сначала он заклубился в воздухе тончайшими паутинными нитями, запутался в волосах, прикоснулся легкой прохладой к разгоряченной коже, а потом опустился вниз и там уже плотными ковром спрятал землю. Странное это было место: внизу ничего не видно, а воздух будто дрожит, переливается и манит к себе, все ближе, ближе к озеру. Если уж где-то и могут водиться русалки, то именно здесь, этого Мирра отрицать не могла. Вместе с тонкими нитями тумана в воздухе разлился и легкий аромат прозрачной воды, приправленный почти неслышным травяным запахом белых кувшинок, покачивающихся на волнах. Вода возле берега была усыпана цветами так плотно, что и не разглядишь саму голубую гладь. Чем ближе они подходили, тем сильнее пахли кувшинки, кружа голову и путая мысли. Место оказалось по-волшебному красивым. Идеально ровное прозрачно-голубое зеркало, тихое, спокойное, укутанное туманом, украшенное цветами; здесь даже солнце не палило так жарко, не в силах преодолеть туман. – Как красиво! – выдохнула Полина. – Посмотрели? А теперь пойдемте отсюда. Степа один не был очарован озером, даже рыжая стерва притихла. Оно и понятно: Степа вырос в этих местах, наверняка не раз бывал здесь, знал и местные легенды. – Действительно, пойдемте, – поддержал его Матвей. Мирра не стала возражать, да и рыжая, оторвав взгляд от озера, согласно кивнула. Полине пришлось подчиниться большинству. И лишь когда они отошли уже на приличное расстояние, а позади них с громким всплеском вода приняла в себя жертву, Мирра поняла, что Полина вовсе не подчинилась.