Уже дома, стоя на пороге и вновь с надеждой разглядывая опушку леса, Хроноко вспомнила, что там, на площадке, мелькнула чёрная тень. Не она ли толкнула качели? *** — Я дома! Некоторое время назад Хроноко завела привычку разговаривать вслух. Так она поддерживала свои голосовые мембраны в целости и… не чувствовала себя совсем одиноко. — Папа, миссис Грин, — она кивнула фотокарточке, проходя мимо. Знакомые движения также позволяли сохранять иллюзию порядка и уюта в мире, что неумолимо двигался к гибели. Размешивая сахар в чашке, Хроноко с удовольствием слушала, как стучит ложка, задевая тонкие фарфоровые бока. Это успокаивало так же хорошо, как запах трав для чая или возня в теплице. Она любила наблюдать за тем, как пар крохотными капельками оседает на её руке. Положив руки на стол и опустив на них голову перед чашкой, Хроноко постепенно перевела свои системы в состояние «сна». Обычно, как только чай остывал, она замирала до утра. Но не сегодня. Тихий стук в дверь заставил Хроноко возобновить работу нейронного блока, уже почти перешедшего в новый режим. Внутри всё сжалось, словно заржавело, будто она пропустила приём масла. Система определила её состояние как «потрясение». Хроноко подошла к двери и медленно открыла её… Впервые она увидела его спустя месяц-полтора после смерти хозяина. Тогда, выйдя вечером проверить теплицу, Хроноко застыла от удивления: между деревьями, на самой границе леса стояло необычное существо. Точнее, три существа. Высокая, чёрная, человекоподобная тень и сопровождающие её два огромных волка с сияющей в лунном свете шерстью. По холке и спине гигантов бежали ростки папоротника и плюща, тут и там мелькали кисточки фиолетовой вероники. Их взгляды были устремлены в её сторону. Постояв с минуту, волки скрылись в лесу, а мгновением позже ушёл и их хозяин: дымная фигура разлетелась стаей чёрных птиц. И вот теперь странный незнакомец стоял на пороге её маленькой комнаты. Весь чёрный, как смоль, и только жёлтые глаза, словно янтарь в лучах солнца, поблескивали на невыразительном лице, поросшем мхом и мелкими грибочками. Из путаных волос на голове тут и там проглядывали клейкие берёзовые листочки. Полы длинного плаща расползались туманом, теряясь в комнате, их тонкие, почти прозрачные щупальца тянулись далеко от хозяина. На плече беспокойно размахивал крыльями ворон. — Проходи, — только и сказала Хроноко, едва удивление отпустило её. Для пущей наглядности она поманила Духа-во́рона рукой, приглашая войти. Тот медленно прошёл в комнату, точнее, вплыл, словно повинуясь незримому течению. Осмотрелся по сторонам. Касаясь длинными пальцами то одной вещи, то другой, нигде не задерживаясь подолгу, он вдруг приник к хрупкому зелёному ростку, что приютился на подоконнике. Хроноко посадила белую ребристую семечку около двух месяцев назад, и над землёй в потрескавшемся чайнике торчала лишь пара нежных листиков. Дух-во́рон бережно коснулся их. Плащ незнакомца затрепетал, будто на ветру, и хилый росток выпустил ещё несколько листьев, а затем ещё и ещё… разрастаясь до тех пор, пока не вырос в небольшое крепкое деревце с жёлтыми плодами, свисающими с веток. Запахло дождём и лимоном. — Вот чудо… — прошептала Хроноко. Удовлетворённо кивнув, Дух-во́рон оставил заметно подросший цитрус и продолжил изучение комнаты. Уже порядком остывший чай в чашке привлёк его внимание чуть ли не сильнее молодого росточка. Незнакомец прильнул к краю стола, и глаза его ярко вспыхнули внутренним светом. Он протянул руку к остывшей чашке, и едва его палец коснулся холодной стенки, как чай вновь нагрелся, источая в воздух струйку горячего пара. Дух-во́рон вопросительно посмотрел на Хроноко. — Попробуй… смотри, вот так, — робко предложила Хроноко, показывая жестами как нужно. Дух-во́рон помедлил, вдохнул аромат и, следуя её подсказкам, сделал глоток. Лицо его приобрело столь по-детски удивлённое выражение, что Хроноко едва сдержала смех. Дух-во́рон залпом осушил чашку и недвусмысленно протянул её владелице. — Ещё чашечку? — Хроноко улыбнулась. Система определила её эмоцию как «счастье». *** Свет из открытой двери падал на тёмную фигуру, что уходила всё дальше в сторону леса. Дальше от уютного домика и его хозяйки, застывшей у порога. — Приходи завтра, если хочешь, — голос Хроноко дрогнул на миг в нерешительности. — Я… у меня ещё много чая, — скромно добавила она. Дух-во́рон остановился, немного повернул голову и слабо кивнул. Тут же из его тела потянулись десятки чёрных крыльев, и стаей воронов он разлетелся в разные стороны. В груди Хроноко вновь весело защёлкали шестерёнки. Она подняла взгляд к небу, провожая нового друга. На землю мягко опускалась ночь в расшитом звёздами одеянии. Вдалеке грохотал мёртвый город. А над лесом тихо хлопали крылья. Завтра наступит новый день, но всё уже будет иначе. Елизавета Аристова. Сердцевина Горин мрачно оглядывал свою новую команду. Девчонка лет двадцати, двое парней-близнецов постарше, крепкий мужчина лет пятидесяти и совсем уж пожилая супружеская пара. При первом взгляде на этот набор возникало странное чувство, да и при последующих тоже. Впрочем, Горин сразу определил его как досаду, с которой умел справляться. То, что в андроидах перед ним не было однообразия, слабо сказано. Цвета их глаз и волос, рост и комплекция до мелочей были разными — не считая двух парней. Горин видел такое впервые, он повернулся к начальнику снабжения с немым вопросом на лице. — Павел Сергеевич, это совершенно исправные модели, — помедлив, ответил тот. — Абсолютно новые, ими не пользовались, просто выпуск шестидесятилетней давности. Простояли у нас в резерве. Там, куда вы летите, современные андроиды не подойдут, вы же знаете. Горин знал, да. Что вечная мерзлота Сезара-15 требовала использования тяжёлого малоподвижного скафандра, способного вместить дополнительные резервы терморегуляции. Увы, но только у тех допотопных моделей андроидов, что стояли сейчас перед ним, была встроенная опция унифицирования с любым существующим скафандром. Горин всегда считал, что универсальность и качество находятся по разным берегам прогресса. Но выбирать не приходилось. — Их делали конструкторы недавнего прошлого, наличие широкого спектра эмоций ещё не было рудиментом в нашей работе, — продолжил объяснять снабженец, правильно трактуя молчание Горина. — Отсюда их своеобразный внешний облик, видимо, со ставкой на психологический комфорт астронавтов. Но с вашим опытом это не доставит затруднений. — Конечно, нет, — отозвался Горин. — Если они эффективны. Инспектор по охране полетов, стоящий по соседству, протянул ему руководство. «Семья» — лаконично значилось там. Семья, значит. Горин сунул руководство в карман, с ним он ознакомится позже. Перед вылетом оставались сутки, и сейчас требовалось заняться более насущными делами. Не удостоив на прощание взглядом ни андроидов, ни людей, он развернулся и покинул зал подготовки к полётам. *** Задача стояла простая и чёткая. Прилететь и высадить андроидов на поверхность Сезара-15 для установки зарядов рядом с залежами гидратов. Выброс парниковых газов после взрыва должен был запустить процесс изменения климатических условий, достаточный для того, чтобы за пару сотен лет превратить атмосферу Сезара в подобие земной. Не сложнее прошлых миссий, разве что раньше работать с полярной шапкой Горину не приходилось, а потому планета представлялась немного загадочной. «Необследованной, — поправил он себя, в конце дня шагая к своему блоку, — не загадочной, а необследованной». Откуда вообще в голове всплыло это древнее слово? Придя к себе, Горин принял душ и растянулся на гипноматрасе. И только тогда вытащил руководство. Лёгкий пластиковый свиток развернулся, на поверхности вспыхнули буквы. В эту «Семью» входило двое прямых помощников Горина — андроиды с внешностью парней-близнецов, обладающие навыками навигации и установки оборудования. Остальные были вспомогательным персоналом: пожилая пара отвечала за порядок на корабле и обслуживание Горина, андроид-мужчина дублировал часть бортового компьютера, ответственную за автопилот. За что отвечала девчонка, в руководстве даже сказано не было. Словом, большая часть из них ненужный металлолом. Зато производитель андроидов подчеркнул необходимость при полёте их полного состава. Горин равнодушно прощёлкал свиток до конца. «Обращаем ваше внимание, что андроиды линейки „Семья“ оснащены максимально приближенным набором человеческих качеств: способны на адресный эмоциональный отклик, имитацию поддержки, могут вступать в контакт с астронавтами по собственной инициативе. Таким образом, максимальный эффект присутствия людей создаёт благоприятный психологический фон в одиночных полётах…» Горин зевнул и выбросил свиток на пол, где тот рассыпался и просквозил в абсорбент на стене. Технически андроиды были простыми, здесь Горин обошёлся бы и без руководства. А что до остального, надо будет проверить, отключатся ли ненужные опции. Вытянув руку за голову, он нащупал сенсор гипноматраса. И, проваливаясь в сон, в который раз отметил, каким везением было родиться в нынешнем времени. *** «Человек рождён, чтобы быть свободным». Этот лозунг висел в классном кабинете школы в далеком детстве Горина. Он подолгу смотрел на него, примерял на себя и так, и эдак. Вычисляя то, что ему надлежит искоренить в себе, чтобы стать ещё свободнее. Горин был из тех, кто никогда не шумел в классе, внимательно вникая во все темы уроков. Близилось его четырнадцатилетие, и он ждал его, как никто другой. Пока лишь оставалось тренировать дисциплину и самоконтроль — необходимые качества для будущего астронавта, а в том, что он предназначен для космоса, Горин не сомневался с раннего детства. История интересовала его не меньше, особенно последние сто лет. Как раз с его деда всё и началось: инженер-технолог РКЦ, он был одним из первых, кто решил опробовать на себе вакцину «функционалы». Так назывался препарат, который избирательно влиял на лимбическую систему, позволяя избавиться от ненужных для работы эмоций. Профессия деда не оставляла места слабости, и холодная голова на плечах в чрезвычайных ситуациях была единственно правильным выбором. Дедом-добровольцем Горин гордился, и порой снисходительно посматривал на одноклассников. Хотя и понимал, что по стопам деда последует большинство из них — спустя несколько лет после первого успешного опыта, вакцинация стала обязательной для представителей целого блока профессий. Врачи, судьи, военные, астронавты… всякий мудрый родитель желал для своих детей лучшего, или хотя бы возможности свободного выбора будущего пути. Его собственные отец и мать привились сразу после изменения законодательства. И для Горина было особенно важным продолжение такой ценной и правильной традиции своей семьи — стать «функционалом» в третьем поколении. Конечно, были и уклонисты. Люди, которые неправильно трактовали свободу выбора и отказывались от вакцинации, полагая, что теряют нечто ценное. Они не понимали, как важны сосредоточенность и стабильность в работе для научных достижений и общественного порядка. Родители Горина особенно подчёркивали разницу, противопоставляя их образцовую в этом отношении семью той категории людей, что с годами становилась меньшинством. Отец и мать занимали высокие посты в министерстве правопорядка, ну а Горин не разочаровывал их ни в чём. Потаённые страхи и желания маленький Павел глубоко гасил в себе, досадуя, что не может сразу сделаться таким же независимым от всего лишнего, как дед. Правда, однажды мать обмолвилась, что дед решился на вакцину после смерти своей супруги, бабушки Горина. И чуть не оставил перспективную работу после этого случая, но вовремя нашёл выход. Павел хмурился и пытался понять, как же связаны эти два события, пока мать одевалась, собираясь на работу. — Деду было больно? — наконец, спросил он. — Ему это мешало? — Я думаю, он не хотел больше чувствовать, — ответила мать. — Ты понимаешь меня, Павел? Павел кивнул. Всякий профессионал должен знать, что от факторов, мешающих работе, лучше избавляться. И всё же рассказ матери оставил странное ощущение. — А тебе их жаль? — нерешительно уточнил он у матери. — Бабушку с дедушкой? Мать повернулась к нему с недоумением на лице. — Конечно, жаль, сынок. Ты ведь представляешь, что такое жалость? — Павел согласно кивнул. — Вот я, например, жалею, что ты уделяешь физике с историей больше внимания, чем математике, ведь ты должен быть хорош во всём. Здесь то же самое. Такое объяснение Горин понимал. И всё же этот рассказ напугал его чем-то, как и спокойное объяснение матери про школьные предметы. С тех пор он ещё усерднее начал учиться и не позволял себе вдаваться в размышления о прошлом. В день, когда ему исполнилось четырнадцать, они с отцом поехали в центр вакцинации. Пока препарат поступал в его кровь, он снова вспоминал старый лозунг о свободе из классного кабинета. Эта свобода поступала в него с каждым миллилитром бесцветной жидкости. Уже после, выйдя с отцом из центра, он нашёл это сравнение неимоверно глупым, а через несколько дней и вовсе навечно выбросил из памяти. Теперь его занимали более материальные вещи.