Родители так и сделали. Папа устроился на вторую работу, а мама пошла в консерваторию искать нового учителя для сына. Им оказался Василий Петрович, уважаемый профессор, известный скрипач. Седовласый старик в толстых очках и с тощей бородкой, выслушав маму, пригласил Славу к себе домой и попросил его сыграть несколько этюдов. А потом долго ходил из угла в угол. — Способности, конечно, присутствуют, но много манерности и позерства, — сказал профессор. Потом еще немного подумал и добавил: — Хорошо, я буду с ним заниматься. Но учтите, молодой человек, вам придется нелегко. Вы готовы к серьезной работе? — Готов, — весело ответил Слава, слабо представляя, что это такое. Профессор не столько учил его музыке, сколько старался сделать из него серьезного музыканта, тонко чувствующего музыку. Мальчик усердно занимался, почтительно слушал профессора, но убрать индивидуальность, прослеживающую во всем, и инстинктивное желание нравиться было невозможно. Василий Петрович вскоре понял, что второго Паганини из него не получится. Он сможет стать хорошим музыкантом, сильным, умелым, но не гениальным. Понял, но продолжал заниматься. Ему нравился пытливый ум подростка, умеющего не только шутить и балагурить, но и проникать в суть музыки и задавать глубокие вопросы. К тому же он полюбил этого жизнерадостного паренька с задатками ловеласа, да и все домашние к нему привыкли. Жена пекла ему пирожки с капустой, хотя раньше к духовке вообще никогда не прикасалась, ну а дочка — застенчивая и нескладная Мариночка — вообще была от Славы без ума и придумывала любой предлог, чтобы посидеть на их уроках. Слава, с детства привыкший к всеобщей любви, долго не замечал ее чувств. Потом они вместе поступили в консерваторию, и Слава так привык к ее постоянному присутствию, что (как-то само собой получилось) на 4-м курсе они поженились. Причем Славе казалось, что это не он сделал предложение девушке, а она ему. Впрочем, на такие мелочи Слава никогда не обращал внимания. Главной заботой юного скрипача всегда было создание вокруг себя искрометной атмосферы непрекращающегося веселья. Прирожденный массовик-затейник, он мог из банального Дня колхозника сотворить двухдневное гуляние с шарадами, пантомимой и музыкальным капустником. Временами Слава на полном серьезе размышлял, правильно ли он выбрал музыкальный инструмент. Ему больше подошел бы аккордеон или балалайка. Особых иллюзий по поводу своего музыкального дарования он никогда не имел и не считал себя особо талантливым музыкантом. Способным, но не более. На зависть однокурсникам после окончания консерватории Слава устроился в симфонический оркестр, не приложив к этому никаких усилий, не имея ни блата, ни связей, ничего, кроме своего обаяния и амулета на шее в виде морского конька, когда-то подаренного бабушкой. И работа стала его самой большой любовью в жизни. Он просыпался по утрам и бежал на работу, как влюбленный на первое свидание, репетировал, репетировал, репетировал, забывая обо всем, а вечером стоял на сцене вместе с остальными музыкантами и завидовал самому себе. Коллеги быстро полюбили молодого скрипача, одним своим присутствием поднимавшего всем настроение. Высокое начальство ценило его способность улаживать любые конфликты в коллективе и умение красиво преподнести неприятное нововведение, не вызвав негативной ответной реакции. Его охотно отправляли в заграничные турне, давали путевки в лучшие санатории и хоть медленно, но верно продвигали по служебной лестнице. Так что, став концертмейстером, Слава воспринял это как долгожданное признание своих заслуг. Хорошая работа, любящая жена, двое детей, машина, двухкомнатная квартира в хорошем районе — с какой стороны ни посмотри, он должен был провозглашать во всеуслышание: «Я — счастливый человек!». А он был несчастлив. В последнее время Слава начал ощущать, что ему отчаянно не хватает любви и ласки. Жена Марина — прекрасный, добрый человек, но они женаты почти двадцать лет, и она давно перестала быть для него соблазнительной и желанной женщиной. Он и в молодости не испытывал к ней сильных чувств. Ему скорее нравилось ее любование им, готовность исполнить любое его желание, ничего не требуя взамен. Он хотел в кого-нибудь влюбиться. Хотел, но не мог. «Да и есть ли вообще на свете настоящая любовь? Или это все выдумки эксцентричных поэтов? — думал Слава, мучаясь по ночам от бессонницы и смутного беспокойства. — А, может, я старею, и впереди меня ждет только ревматизм, одышка и геморрой»? И с каждым днем впадал во все большие уныние и печаль. Как человек проницательный Слава замечал, что отношение жены к нему с годами тоже изменилось и, увы, не в лучшую сторону. Марина давно перестала смотреть на него влюбленными глазами, как раньше. Она, конечно, его любила, но как-то буднично, по привычке. На концерты давно уже не ходила, вполуха слушала его рассказы о заграничных выступлениях. Все так же гладила его рубашки и носила в химчистку костюмы, помогала завязывать галстук, но уже без прежнего энтузиазма. Она будто отнимала у него ощущение праздника, подрезала крылья, приковывая к земле железными кандалами. И вот чуть меньше года назад в жизни Славы появилась Она — женщина, подарившая ему вторую молодость. Однажды в парке он увидел маленького лохматого шпица чуть больше игрушечного плюшевого медвежонка. Собачка весело семенила по дорожке, спотыкаясь об осенние листья и задорно гавкая на прохожих. А вот на него почему-то не залаяла. Просто подошла, понюхала его брюки и тут же написала на ботинок. — Вот засранка! — услышал Слава за спиной сердитый женский голосок и обернулся. — Извините, пожалуйста. Фрося никогда раньше себе такого не позволяла! — Видимо, я ей очень понравился и она не смогла сдержать своих эмоций. Перед ним стояла очаровательная брюнетка в клетчатом пальто и серой шляпке. Когда она улыбалась, на щеке появлялась еле заметная ямочка, придававшая лицу невинно-детское выражение. — Ну что, давайте знакомиться? Меня зовут Рита! — А я Слава. Прогуляемся вместе? И они пошли по аллее. — Чем вы занимаетесь? — Я — скрипач. Девушка открыла рот от удивления, покраснела и немного отпрянула в сторону. — И вы играете в настоящем оркестре? — В самом что ни на есть настоящем симфоническом оркестре, — снисходительно улыбнулся Слава. — Хотите, я приглашу вас на концерт? — Да, хочу, очень! — еле сдерживая восторг, проговорила девушка. Слава сразу вырос в своих глазах, почувствовал собственную значимость и важность. Душа его оттаяла и расцвела. Он начал рассказывать о музыке, о Моцарте, о вдохновении и таланте. И, конечно же, о себе. А Рита слушала и удивлялась, как такой интересный человек может гулять в одиночестве. Постепенно в ее глазах появлялось то выражение восхищения и обожания, которое Слава уже давно не видел. Вот то, чего ему так не хватало в последнее время! И неожиданно для себя он почувствовал благодарность к этой скромной, милой девушке. Оказалось, что они еще и соседи по лестничной площадке. Сначала они просто гуляли по выходным в парке, держась за руки, пили кофе в пластиковых стаканчиках и смеялись без всякого повода. Потом Слава стал приглашать ее на концерты и скоро уже не мог представить себе вечера без Риты. Ради ее восхищенных глаз он готов был носить ее на руках. Слава покупал ей красивые платья, дарил украшения, косметику. Ему это было совсем несложно, так как он несколько раз в год со своим оркестром ездил за границу. К тому же у Риты была фигура такая же, как и у его жены, и он, не мудрствуя лукаво, покупал им одинаковые юбки, блузки и пальто. Единственное, что он не покупал жене — это украшения, к ним она была абсолютно равнодушна, а вот Рита радовалась, как ребенок. А как она отдавалась ему в постели!!! Он только дотрагивался языком до ее шеи, а она уже пылала от возбуждения. В ее глазах загорался манящий огонек, и Слава терял над собой контроль… Ее скромная однокомнатная квартира стала для них своеобразной историей любви и страсти. Где они только не занимались сексом: в прихожей, на кухне, в ванной, на стиральной машине, на кровати, на ковре возле кровати, на кресле и даже в шкафу. Как-то вечером Рита примеряла новую норковую шубку, только что привезенную Славой из Греции. Кроме шубы на ней были черные лаковые туфли на шпильке, черные ажурные чулки и ярко-красная шелковая комбинация. Как же она была сексуальна! И, закружившись в вихре желания, они не заметили, что дверца шкафа была открыта, и со смехом упали в шкаф, где среди подушек и одеял Слава целовал Риту так, что она теряла сознание от удовольствия. Но чем бы они ни занимались, Славу всегда ждал роскошный ужин. Рита умудрялась из скудных продуктов создавать удивительные кулинарные шедевры. Слава всегда был большим любителем поесть. Как заядлый алкоголик ищет повод выпить, так и он искал повод вкусно покушать. К его большому сожалению, Марина не умела и не любила готовить. Даже когда она проводила полвечера у плиты с поваренной книгой в руках, пытаясь порадовать мужа чем-то экзотическим, у нее получалась безвкусная серая масса. Рита готовила легко, весело, непринужденно и каждый раз удачно. Так что Слава у любовницы ел за троих, что, впрочем, никак не отражалось на его фигуре. А потом поздно вечером, после сытного ужина, изысканного массажа и бурных любовных утех, Слава потихоньку выходил из Ритиной квартиры, ключом открывал соседнюю дверь и будто бы попадал в другой мир, где в коридоре валялись мокрые ботинки, а из кухни пахло пригорелыми котлетами. Марина не только не умела готовить, но и образцовой хозяйкой не была. Она никогда не могла уследить, когда в холодильнике заканчивались продукты, а в гардеробе чистое белье. Пыль давно получила в их квартире постоянную прописку, а Слава каждую неделю выбрасывал с подоконника очередной засохший цветок. Он не понимал, зачем вообще держать в доме цветы, если их никто не поливает. Общение супругов в последнее время вообще свелось к минимуму, и надо быть глупцом, чтобы не понимать, что его постоянное отсутствие дома ухудшало и без того хрупкие отношения с женой, не говоря уже о детях, которых он практически не видел. Он понимал, но ничего не мог с собой поделать. Ему не хотелось идти домой. Причем не хотелось уже давно, просто раньше он задерживался на репетициях или дружеских вечеринках. Сейчас же его отчаянно тянуло в соседнюю квартиру, где его ждала Рита с тарелкой ароматного супа и в идеально отглаженной блузке. У Риты было уютно, красиво, а главное — чисто. Именно об этом он всегда и мечтал. Чтобы начищенная обувь в прихожей стояла, как на параде, раковина сверкала, а пол на кухне можно было протирать белоснежным платком, не запачкав его. И присутствовал этот запах — сладковатый аромат сирени с привкусом корицы и миндаля, — исходивший, казалось, отовсюду — от пушистых махровых полотенец, накрахмаленных наволочек и освежителя в туалете. Чувствуя свои вину, Слава изредка заставлял себя проводить вечер-другой в кругу семьи. Он старался быть веселым, разговорчивым, непринужденным, но, не чувствуя поддержки домочадцев, быстро сдувался. Он не мог быть душой компании, которая его не замечала. — Как дела в школе? — спрашивал Слава у дочери, всякий раз надеясь услышать пространный рассказ об учителях и одноклассниках, который заполнит неловкую тишину за столом. — Да все нормально, пап. Двоек нет, троек вроде тоже. — На прошлой неделе было родительское собрание, ее там очень хвалили. Ты в это время был на гастролях. — Как у тебя дела на работе, Марина? — Все в порядке, сегодня закончили озвучку фильма. По-моему, получилось неплохо. Помнишь, я тебе рассказывала, что у нас никак не получался эпизод в самом конце, хотя, мне кажется, все это тебя давно не интересует. Передай соль, пожалуйста. Она была абсолютно права, ему все это было не интересно. Слава, конечно, знал, что вот уже 15 лет его жена работает в оркестре Госкино. Когда они только поженились, Слава и все их соседи по коммунальной квартире ходили на закрытые просмотры, с интересом смотрели заграничные фильмы, озвученные Марининым оркестром. Потом поздравляли, дарили цветы, наперебой расхваливали ее игру, хотя сами даже не понимали, что именно она исполняла. С годами соседи разъехались, пыль маленьких зальчиков начала вызывать приступы аллергического насморка, да и притворяться надоело. Разговор за столом быстро умолкал. Дети убегали в свою комнату, а Слава оставшуюся часть вечера сидел, уткнувшись в газету. Весельчак, любимец публики, душа любой компании, он не знал, о чем говорить с собственной женой. «Как же это могло случиться?» — задавал Слава себе вопрос и не находил ответа. Мучался, искал и ненавидел. Себя, жену, свою жизнь, эту квартиру. С каждым днем становилось все труднее вести такую жизнь. Слава понимал, что его связь с соседкой рано или поздно раскроется, ведь он никогда не был рациональным человеком и не умел просчитывать свои поступки на несколько шагов вперед. Так что объяснение было неизбежным. По опыту Слава знал, что ничего хорошего от подобных разговоров не получается. Но ведь он просто хотел быть счастливым. Разве это не естественное желание любого нормального человека — любить и быть любимым?! Нельзя усилием воли заставить снова возжелать женщину. Он ведь в конце концов не робот. Но и бросать жену ему не хотелось, по-своему он ее любил, они прожили вместе почти 20 лет. А с другой стороны, лучше они расстанутся сейчас, когда ей только сорок, а не через 10–15 лет, когда ей будет за пятьдесят. Она еще сможет устроить свою личную жизнь, выйти замуж. Может быть, она не сможет еще родить, но это не самое важное в жизни; главное, что она еще сможет быть счастливой. «Какой молодец, — вел Слава безмолвный разговор сам с собой, — оставить женщину с двумя детьми и при этом надеяться, что она найдет себе другого мужчину. И это притом, что выглядит Марина не очень: давно перестала за собой следить, одевается в какие-то непонятные балахоны отвратительного болотного цвета, и ее возраст хорошо читается на лице. Еще немного, и ей начнут набрасывать лишние два-три годочка. А ведь сколько раз он ей намекал, что неплохо бы заняться физкультурой; сколько омолаживающих кремов он привозил ей из Франции, но все бесполезно. Кремы она, не распаковывая, передаривала подругам, а аэробика так до сих пор остается для нее непонятным иностранным словом. Этот бесконечный мысленный спор сводил Славу с ума. В какой-то книжке он прочитал: «Когда не знаешь, что делать — не делай ничего». Это выражение ему так понравилось, что он решил оставить все как есть. Оставил, но ненадолго. В какой-то момент его ангелы-хранители отвлеклись, и Слава совершил единственное неверное действие, роковым образом изменившее его жизнь и причинившее горе многим людям. Глава 2. Марина Марина всегда считала себя нормальной женщиной. Конечно, у нее были недостатки. Ну не умела она варить плов и жарить курицу, постоянно опаздывала на работу и забывала вовремя оплатить телефонные счета. Однако паранойи у нее никогда не было. Во всяком случае, раньше, а сейчас, по-видимому, появилась. Ей стало казаться, что ее соседка по лестничной площадке Ритка ей подражает. Первый раз она это почувствовала, когда встретила соседку в магазине в точно такой же серой юбке, какую ее муж Слава пару дней назад привез из Англии. Он тогда с торжественным видом достал из чемодана фиолетовый пакет, медленно раскрыл его — он вообще умел придавать обыденным действиям торжественный вид — и сказал: — Вот, Мариночка, за границей это — последний писк сезона, твид. В нем сейчас весь Лондон ходит. Твидовые костюмы одевают преуспевающие коммерсанты на важные переговоры, а дамы носят юбки из твида чуть ниже колен. Вот я увидел и купил тебе! А на следующий день Марина увидела точно такой же «писк» на соседке. Правда Ритина юбка была гораздо выше колен и на ее длинные ноги пялились все мужики. А еще через неделю она столкнулась с Ритой у мусоропровода и обратила внимание на ее тапочки, точь-в-точь как у нее самой — синие, с веселым меховым помпончиком. Их муж подарил на 8 марта. Тапочки замечательные — мягкие, пушистые, теплые. Еще она хорошо помнит, что они имели очень неприятный нафталиновый запах, от которого вся семья неделю чихала. Откуда все это у Риты? И главное, как давно? Марина познакомилась с соседкой, как только они въехали в эту квартиру. Рита тогда пришла к ним в гости, принесла яблочный пирог и любезно предложила свою помощь. На ней был мешковатый байковый халат, старые тапки со стоптанными задниками, небрежно зачесанные назад волосы и, главное, что отметила про себя Марина, — обкусанные ногти. Когда-то она сама постоянно грызла ногти, пока муж не привез из Польши специальный лак, который нанесешь на ногти и забудешь. Но есть маленький секрет: он нереально горький. Начнешь по привычке грызть ногти и будешь чувствовать во рту этот противный вкус дня два. Очень эффективное средство! «Одинокая, несчастная девочка», — подумала тогда Марина и пожалела ее. А когда она узнала, что соседка живет одна и работает медсестрой в районной поликлинике, то сразу захотела сделать для нее что-нибудь хорошее. Но новая квартира поглощала все свободное время, и благородный порыв забылся. А сейчас? Девочка прямо-таки расцвела: похудела, перекрасилась в блондинку, приоделась. Всегда накрашена, безупречно причесана, никаких заусенцев и обгрызенных ногтей. И главное, что бросалось в глаза, — ее горделивая походка и уверенность, чего раньше совсем не было. У нее явно кто-то появился, но вот кто — этого Марина не знала и спросить не могла. Они были соседками, но не подружками. Так Марина потеряла сон, покой и аппетит. Всякий раз, когда она встречала соседку в лифте, ей казалось, что у той такие же сережки, а белье, сохнущее на балконе, пахнет таким же ополаскивателем. Выходя из квартиры, она подозрительно всматривалась в соседскую дверь, прислушивалась к каждому шороху за стеной. «Уж не мой ли муж все это привозит?» — Марине пришла эта мысль посреди ночи. Ей приснился сон, будто Слава подошел к квартире, потянулся к звонку, но потом вдруг передумал, достал ключ и открыл им соседскую дверь. «А может, это был не сон?!» — больше в ту ночь Марина так и не уснула. Никогда раньше она не думала, что муж может ей изменить. Да, у них временами случались ссоры. А у кого их нет?! Марина никогда не относилась серьезно к обыденной жизни. Стирка, готовка казались ей скучным и неприятным занятием. Она старалась как можно быстрее от этого отделаться и вернуться к музыке — единственному занятию, приносившему ей удовлетворение и радость. Если она не прорепетировала хотя бы полчаса в день, то чувствовала себя разбитой и несчастной. Слава чувствовал себя несчастным, когда видел в раковине хотя бы одну грязную тарелку. Чистота — это его пунктик и, возможно, единственный серьезный предмет, по которому супруги не могли найти взаимопонимания. «Но разве это повод для измены? — недоумевала Марина, лежа в постели. — Разве может Слава ее бросить?» Прожив бок с мужем о бок почти 20 лет, она уже давно воспринимала его как неотъемлемую часть своего бытия. «Мы ведь так хорошо понимаем друг друга! Когда я играю Гайдна или Вивальди, Слава безошибочно понимает мое настроение, а когда он слушает 1-й концерт Чайковского, я четко знаю, чего ему хочется в этот момент. А может, мне это только кажется?!» Теперь Марина постоянно анализировала их совместную жизнь. А любил ли ее муж вообще когда-нибудь или воспринимал как приложение к своей персоне, необходимое для обеспечения комфортной жизнедеятельности? Разве он когда-нибудь признавался ей в любви? Ухаживал? Писал любовные письма? Вопросов было много, а ответ один, да и тот отрицательный. Он не раз дарил ей цветы, в основном на праздники или когда приходил на ее выступления, но это совсем другое дело. Он дарил их не жене, а музыканту как признание ее таланта или просто потому, что так принято.