Мариванна согласилась рассказать, а точнее, показать. В комнате для допроса собрался весь коллектив ОВХСС, включая уборщиц и практикантов. Подозреваемая взяла две большие иголки, тогда они назывались «иголки по копейке» (ими подшивались уголовные дела в милиции), засунула под бумажную обертку две иглы, причем одна игла шла между оберткой и верхней лежащей купюрой, а вторая заходила под верхнюю купюру, но только с нижней стороны. После того как купюра была с двух сторон зажата иглами, Мариванна большим и указательным пальцами правой руки начинала наматывать купюру на иголку, пока она не превращалась в рулончик. После чего тоненький рулончик совершенно спокойно доставался из-под ленты. У опытной кассирши операция занимала не более семи-восьми секунд. Все были в шоке. Ее попросили записать эту операцию на видеокамеру, на что она согласилась при условии, что ее не арестуют, а оставят дома под подпиской о невыезде. Мариванна клятвенно обещала вовремя являться на допросы. Да и куда ей бежать с маленькой дочкой на руках?! Под общий восторг оперов и следователей знойная женщина продемонстрировала на камеру свой утонченный способ хищения, вынимая из разных ребер одну-две купюры, не повреждая банковской упаковки. На следующее утро Мария Ивановна Пыжова пропала. Ее не было ни дома, ни на даче, ни в школе у дочери. То есть дочка в школе была, а мамы не было. За ребенком приехала бабушка и забрала ее к себе, а следователи, взявшись за голову, бегали по всей Москве. К вечеру того же дня объявили во всероссийский розыск. Нашли ее только через две недели в самом шикарном сочинском санатории, в номере категории «люкс» вместе с любовником. Когда оперативники ворвались в номер, Мариванна лежала в обнимку с бутылкой Абрау-Дюрсо, а ее любовник еле ворочал языком. По недоеденному ужину и обилию винных бутылок стало ясно, что кутили они на всю катушку. При обыске у них изъяли 300 рублей мелкими купюрами, но было понятно, что они успели потратить намного больше. Ее привезли в Москву. К удивлению следователей Мариванна не испытывала ни капли сожаления. — Эх, мальчики, жизнь, она ведь, как басня, ценится не за длину, а за содержание. Вы уж не держите на меня зла. Я знала, что меня посадят, вот и решила напоследок оторваться. И надо вам сказать, у меня это получилось, — довольная улыбка появилась на лице сорокалетней женщины. * * * Женский голос из динамика сообщил, что нас приглашают на посадку. Мы разбежались в разные стороны в поисках своих семей. Уже в самолете ко мне снова обратился мой новый знакомый Андрей: — А что стало с вашей Мариванной? — Вы правы, рассказ без развязки, что всадник без лошади, — улыбнулся я в ответ. — Вскоре состоялся суд. Ей дали четыре года и отправили в женскую колонию где-то под Псковом. Там она чудненько себя вела, покорила всех вокруг очарованием и добротой, абсолютно ничего не скрывала и с удовольствием делилась своим искусством. Кстати и там работала в торгово-денежной сфере, в буфете при колонии. Через два года ее условно-досрочно выпустили. Я встречался с Мариванной вскоре после освобождения, и, надо вам сказать, жизнь в неволе пошла ей на пользу. Она сильно похудела, помолодела лет на десять, посвежела. Сами посудите, два года спиртного в рот не брала. Так что стала она писаной красавицей. Список У меня есть счастливый костюм: темно-серый, в светлую полоску. В нем я выгляжу очень солидно и респектабельно, но при этом скромно и неприметно. Именно в этом костюме я выиграл свое самое первое дело в суде, а через несколько лет очень выгодно арендовал помещение для фирмы. Сегодня я иду на допрос со своим клиентом, Игорем Борисовичем Пановым, генеральным директором крупной сети медицинских центров. Допрос предстоит сложный и во многом решающий. После него станет ясно, останется мой клиент только свидетелем или станет обвиняемым, и здесь не стоит пренебрегать никакими приметами. Мы договорились встретиться в 10:30 около Центрального телеграфа, в двух шагах от Следственного управления. Игорь Борисович выглядел неважно: землистый цвет лица, уголки рта опущены, мешки под глазами. Вообще-то в свои пятьдесят лет он смотрелся довольно моложаво: высокий, худощавый, широкоплечий, темно-русые волосы и слегка завивающийся спереди хохолок. Его интеллигентное лицо казалось простоватым для столь видного поста в бизнесе. Но это только на первый взгляд. Достаточно посмотреть во второй раз, чтобы понять всю ошибочность первоначального впечатления. Обходительный и мягкий, он правил железной рукой. Это про таких, как он говорят: мягко стелет, да жестко спать. Но сейчас его темно-серые цепкие глаза выдавали некоторую усталость и побитость. Мы прошли вглубь Газетного переулка, разговаривая на отвлеченные темы. Сейчас нужно было отвлечь от мрачных мыслей человека, который явно не был готов к допросу. Во-первых, это был его первый серьезный допрос, а во-вторых, двух других руководителей этой фирмы, проходивших по тому же делу в качестве свидетелей, после допроса прямиком доставили в Следственный изолятор, где они и находились по сей день. И от сегодняшнего поведения во многом зависела судьба гендиректора. Перед самой дверью Игорь Борисович вдруг остановился, повернулся лицом к солнцу и, выдержав прямо-таки театральную паузу, сказал: — Могу ли я обратиться к вам с просьбой? — Откуда такой официоз? Просьба клиента — дело святое, как же мне ее не выполнить?! Небось, сложная просьба? А вдруг не потяну? — Потянете, она, скорее, личная. — Ну, личная, так личная. Он полез в наружный карман пиджака, вытащил кожаный футляр, открыл, вынул из него очки. Под очками лежал небольшой сложенный вчетверо листок в клеточку из простой школьной тетрадки. Он вытащил его и протянул мне. Я развернул листок. Это был список из четырех пунктов. Рядом с каждой цифрой стояли или имя, или фамилия, имя и отчество полностью, телефон: 1. Ира. 2. Иван Андреевич Дятлов. 3. Татьяна Викторовна Панова. 4. Антон. — Вся моя просьба в этой бумажке. Если что… — он отвернулся. — Что вы имеете в виду? — Алексей Львович, вы понимаете, о чем я. Мы ведь идем не на прогулку в Парк культуры и отдыха. Если меня арестуют, я прошу вас позвонить по этим номерам и сообщить о случившемся, — гендиректор почему-то сильно разволновался, на лбу выступила испарина. — Я выполню вашу просьбу, но я хотел бы узнать хотя бы вкратце, кто эти люди. — Первой я бы просил позвонить моей любимой женщине, Ире, — его голос дрожал. — Любовнице? — Нууу да, любимой женщине, Ире. — А для чего нужны еще три номера? — уточнил я. — Второй номер — это один из учредителей. — Понял. Третий? — Моя жена. — Вы с ней в браке? Вы живете вместе? — Да, в браке, и мы вместе более 30 лет. — А она в курсе ваших дел? — Да, конечно, у нас чудные отношения. И четвертый пункт, — не дожидаясь вопроса, продолжил Игорь Борисович, — мой сын. Он взрослый, серьезный человек, у него свой бизнес. — А могу я выбирать, кому звонить в первую очередь? — У меня просьба начать с Иры, я думаю, она все вопросы сможет решить. — Хорошо, — сказал я и одобряюще улыбнувшись, открыл дверь в здание Следственного комитета. Охранник выписал пропуск, и теперь мы ждали, когда спустится провожатый. Через 5 минут вышла молоденькая девушка и уведомила нас, что следователь занят на следственных мероприятиях, а наш допрос переносится с одиннадцати на три часа дня. Нам ничего не оставалось, как развернуться и уйти. День выдался пасмурный. Дул холодный ветер, под ногами что-то хлюпало, и надо было срочно придумать, где скоротать 4 часа ожидания. — Алексей Львович, я знаю симпатичное кафе недалеко отсюда, пойдемте туда, я вас угощаю, — предложил Игорь Борисович. — Вы знаете, обычно я не принимаю подобные приглашения от моих клиентов. — К чему эти предрассудки. Каждый месяц учредители выделяют мне довольно крупную сумму на представительские расходы, и я не уверен, что в ближайшее время смогу воспользоваться этим преимуществом. Пойдемте, пока мы окончательно не промокли. — Ну, хорошо, только уговор: сегодня угощаете вы, а в следующий раз я. — В следующий раз? — переспросил он, заглядывая мне в глаза как-то снизу вверх, хотя явно был выше ростом. — Абсолютно в этом уверен, — не моргнув глазом, соврал я. Конечно же, ни в чем нельзя был уверенным, но я хотел, чтобы мой подзащитный хоть немного успокоился. — Если вы окажетесь правы, я буду только рад. Мы быстрым шагом дошли до консерватории. Слева от входа в Малый зал располагалось очень милое театральное кафе. Его театральность в основном заключалась в том, что салфетки были сделаны в виде листов с нотами, на стенах висели портреты бородатых композиторов. Мы расположились за столиком в углу. Посетителей было мало, так что мы могли спокойно поговорить. Я адвокатствую уже не первый год и все равно волнуюсь перед каждым допросом, как новобрачная перед первой брачной ночью. Желудок в качестве солидарности перестает вырабатывать желудочный сок, аппетит пропадает. Мой клиент волновался во сто крат больше и ограничился чашкой кофе без сахара. Вид у гендиректора стал совсем подавленным. Тоска, громадная тоска заполняла его. Лопни сейчас его тело и вылейся из него тоска, она залила бы весь мир. Я это чувствовал и ничем не мог помочь. Все, что я мог сейчас сделать, так это рассказать пару адвокатских баек, дабы вывести его из оцепенения. Но как я не старался, никакой ответной реакции так и не получил. Тогда я решил спросить о том, что волновало меня всю дорогу от Газетного переулка до кафе — о странном списке. За годы работы адвокатом клиенты куда только не просили меня позвонить, но никто никогда не указывал в числе первых людей любовницу. Эту часть своей личной жизни они предпочитали хранить в секрете, а тут мало того, что мой подзащитный назвал имя, так еще и сам дал мне ее телефон, прекрасно понимая, что, если это станет известно жене и сыну, могут возникнуть ненужные осложнения. — Игорь Борисович, я согласился выполнить вашу просьбу? — Да. — У меня тоже к вам есть просьба. — Интересно какая? — отозвался он. Мне требовалось время, чтобы покорректней сформулировать свою просьбу, и я начал перебирать зубочистки. Я прекрасно понимал, что клиенту деваться будет некуда и в качестве ответного жеста ему придется ответить на вопрос. — У нас с вами куча свободного времени. Вы не расскажете, по какому принципу формировали ваш список. Почему на первом месте стоит имя любовницы?