Василий Николаевич Берх (1781-1834), морской инженер, историк русского флота, издатель «Собрания писем императора Петра I» и автор других трудов по русской истории, многие из которых сохранились в библиотеке Пушкина,[349] считал, очевидно (и не без основания), описание наводнения, составленное Булгариным по свежим следам и почти как рассказ о личных впечатлениях, достаточно полным и содержательным, несмотря на его краткость. Он прямо указал в начале статьи на имя Булгарина как ее автора. Пушкин не желал называть это враждебное ему имя: он ограничился упоминанием лишь фамилии Берха. Но, сопоставляя рассказ Булгарина о наводнении (в особенности о его начальной фазе) с поэмой Пушкина, можно видеть, что поэт широко воспользовался изложением Булгарина, следуя ему не только в изображении начала и развития событий, но и в отдельных выражениях — разумеется, придавая им свою, поэтическую, художественную форму. Сопоставление стихов Пушкина с рассказом Булгарина-Берха было сделано еще В. Я. Брюсовым в его статье 1909 г.[350] Вторично это сделал Б. В. Томашевский в комментариях к «Медному Всаднику» в издании 1955 г.[351] Мы можем поэтому не повторять этих сопоставлений, очевидных для каждого читателя (ср. рассказ Булгарина-Берха со стихами поэмы 97-105, 167-187, 190-202, 210-213, 298-304 и др.). Однако в изображении последствий наводнения рассказ Булгарина-Берха и поэма Пушкина решительно расходятся. Задачей Булгарина и перепечатавшего его статью Берха (как, впрочем, и авторов других статей) было смягчить картину бедствия, уменьшить количество погибших, показать, как быстро «попечительное правительство», руководствуясь личными указаниями государя, приняло все необходимые меры для помощи пострадавшим, как жители города добровольно и сердечно помогали друг другу, отказываясь извлечь из наводнения какую-либо выгоду в виде повышения цен, и т. д. Все это казенное благополучие решительно отрицается Пушкиным. Царь, созерцавший с балкона Зимнего дворца «злое бедствие», может только признать свое бессилие; жители центральной части города, пережившие бедствие сравнительно благополучно («чиновный люд», «торгаш отважный»), относятся к жертвам наводнения «с своим бесчувствием холодным» и думают не о помощи им, а о том, как бы «свой убыток важный на ближнем выместить» (стихи 334-343). Статья Булгарина-Берха печатается в настоящем издании в основном по тексту книги Берха, с изъятием некоторых вставок гидротехнического характера, принадлежащих самому Берху, и с исправлением явной опечатки, допущенной Булгариным и перешедшей в текст Берха: «порывы юго-восточного ветра» вместо «юго-западного». О наводнении 1824 года писано было очень много, и хотя происшествие сие еще живо в памяти многих, но предлагаю здесь читателям описание, составленное о сем несчастном приключении Ф. В. Булгариным.[352] День 6 ноября, предшествовавший наводнению, был самый неприятный. Дождь и проницательный, холодный ветер с самого утра наполняли воздух сыростью. К вечеру ветер усилился, и вода значительно возвысилась в Неве. В 7 часов я уже видел на Адмиралтейской башне сигнальные фонари для предостережения жителей от наводнения. В ночь настала ужасная буря: сильные порывы юго-восточного ветра потрясали кровли и окна, стекла звучали от плесков крупных дождевых капель. Беспечные жители столицы спокойно почивали по дневных трудах и не обращали внимание на буйство стихии. С рассветом мы увидели, что вода чрезвычайно возвысилась в каналах и сильно в них волновалась. Сначала появлялись на улицах только люди, вышедшие из домов своих за делами, но около 10 часов утра, при постепенной прибыли воды, толпы любопытных устремились на берега Невы, которая высоко воздымалась пенистыми волнами и с ужасным шумом и брызгами разбивала их о гранитные берега. Когда жители Адмиралтейской стороны еще не предвидели несчастия и с любопытством смотрели на сие грозное явление природы, уже низменные места, лежащие по берегам Финского залива и при устье Невы, были затоплены, и жители Галерной гавани, Канонирского острова, Гутуевского, деревень Емельяновки, Тентелевой и казенного чугунного завода, близ Екатерингофа, терпели бедствие. Невозможно описать того ужасного явления, которому были свидетелями люди, бывшие в сие время на берегу Финского залива и чудесно спасшиеся от погибели. Необозримое пространство вод казалось кипящею пучиною, над которою распростерт был туман от брызгов волн, гонимых противу течения и разбиваемых ревущими вихрями. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые, беспрестанно увеличиваясь, наконец яростно устремились на берег. Множество деревянных строений, подверженных первым ударам и сильному напору огромной массы воды, не могли противустоять, поколебались в своем основании и с треском обрушились. Люди спасались, как могли, в уцелевшие домы, на бревнах, плавающих кровлях, воротах; некоторые лишились жизни при сем случае. Весь домашний скот и пожитки погибли. Вода беспрестанно прибывала, ветер усиливался, и наконец возвышение воды в Финском заливе простерло бедствие на целый город. Нева, встретив препятствие в своем течении и не могши излиться в море, возросла в берегах своих, наполнила каналы и чрез подземные трубы хлынула в виде фонтанов на улицы. В одно мгновение вода полилась чрез края набережных, из реки и всех каналов, и наводнила улицы. Трудно представить себе смятение и ужас жителей при сем внезапном явлении. Погреба, подвалы и все нижние жилья тотчас наполнились водою. Каждый спасал, что мог, и выносился наверх, оставляя в добычу воде свое имущество. Некоторые, слишком заботливые о спасении вещей и товаров, погибли в погребах. Между тем толпы народа, бывшего на улицах, бросились в домы, другие поспешали в свои жилища, но прибывавшая вода принудила их спасаться, где кто мог. Кареты и дрожки, которые сперва разъезжали по воде, начали всплывать и спасаться на высоких мостах и по чужим дворам. В первом часу пополудни весь город (кроме Литейной, Каретной и Рожественской частей) залит был водою, везде почти в рост человека, а в некоторых низких местах (как, например, на перекрестке Большой Мещанской и Вознесенской улиц, у Каменного моста) более нежели на полторы сажени. Вид с бельведера дома Котомина был ужасный и необыкновенный. Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничковского моста. Мойка скрылась от взоров и соединилась, подобно всем каналам, с водами, покрывавшими улицы, по которым неслись леса, бревна, дрова и мебели. Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах. Около двух часов появился на Невском проспекте г<осподин> военный генерал-губернатор граф М. А. Милорадович, на 12-весельном катере, для подания помощи и ободрения жителей. Несколько малых лодок проехало по Морской, и большой катер с несколькими людьми различного звания, спасшимися от погибели на берегу Невы, сперва приставал к нашему дому, а после того остановился возле дома Косиковского. На другой день этот катер стоял в Морской улице на мели. Но бедствие на Адмиралтейской стороне (кроме Коломны) не было столь ужасно, как в вышеупомянутых селениях на берегу Финского залива, в поперечных линиях Васильевского острова близ Смоленского поля, на Петербургской стороне и вообще в местах низких, заселенных деревянными строениями. Там большая часть домов была повреждена, иные смыты до основания, все заборы ниспровергнуты и улицы загромождены лесом, дровами и даже хижинами. На многих улицах, во всех низких частях города, находились изломанные барки, и одно паровое судно огромной величины, с завода г. Берта, очутилось в Коломне, возле сада его высокопреосвященства г. митрополита Римских церквей Сестренцевича-Богуша. На Неве все пловучие мосты сорваны, исключая Самсоньевского и прелестного моста, соединяющего Каменный остров с Петербургскою стороною. Все чугунные и каменные мосты уцелели, но гранитная набережная Невы поколебалась, и многие камни, особенно на пристанях, сдвинуты с места или опрокинуты. В третьем часу пополудни вода начала сбывать; в 7 часов уже стали ездить в экипажах по улицам, и тротуары во многих местах сделались проходимыми. В ночь улицы совершенно очистились от воды, которая снова подчинилась своим законам течения, оставив плачевные следы своего кратковременного буйства. Какая ужасная ночь для каждого чувствительного человека, сострадающего о бедствиях своих собратий, а особенно для тех, которые потеряли своих ближних, кровных, друзей! — Сколько беспокойства об участи милых особ, которых судьба до другого дня была неизвестна! Сколько горестных мыслей о потерях в хозяйственном и коммерческом отношениях, потерях, которые в одно мгновение пресекли надежды, основанные на многолетних трудах! — Так, ночь, последующая наводнению, была ужасна, и я не поверю, чтобы хотя один человек в столице спокойно провел ее, не заботясь о себе или об участи своих собратий. Первые лучи солнца, озарив печальную картину разрушения, были свидетелями благотворения и сострадания. Попечительное правительство тотчас приняло меры к доставлению убежища, пищи и покрова несчастным, лишившимся своих жилищ. Дом г. военного генерал-губернатора, бывший всегда приютом сирых и злополучных, сделался надежным пристанищем всех требовавших скорой помощи. Каждый круг знакомства сделал между собою денежную складку на сей же предмет. Множество благодетельных людей поспешило на места, претерпевшие более прочих от наводнения, и какое ужасное зрелище представилось их взорам! — Разрушенные домы, разбитые суда, истребленные пожитки составляли нестройные обломки, прикрывающие обезображенные трупы: толпы несчастных рыдали над сими развалинами, оплакивая невозвратные свои потери. Вопли горести и слезы сострадания были первым приветствием жителей столицы. Вера и благость всевышнего, излившаяся из сердца великодушного монарха, принесли первое утешение несчастным. Правительство, не помышляя о своих потерях, заботилось только о призрении нуждающихся. В первые сутки уже не было ни одного человека в столице без пищи и крова. Не дожидались просьб, но предупреждали нужды каждого. Скорость и деятельность мер правительства отвратили последствия сего пагубного происшествия: нищету и болезни. Остальное исцелили время, благость всевышнего и великодушие монарха. Государь император пожаловал миллион рублей для раздачи бедным безвозвратно и учредил Комитет о пособии разоренным жителям С.—Петербурга. Для скорейшего исполнения предначертаний правительства назначены были временными военными губернаторами, под начальством г. военного генерал-губернатора графа М. А. Милорадовича: на Васильевском острову генерал-адъютант Бенкендорф; на Петербургской стороне генерал-адъютант граф Комаровский; на Выборгской генерал-адъютант Депрерадович. Всякое необыкновенное происшествие или явление в природе весьма часто влечет за собою неосновательные толки. Должно заметить, что все почти цветущие торговые города и многие столицы лежат при впадении больших рек в море, ибо, не взирая на то, что подобное местоположение иногда подвергает города опасности кратковременного наводнения, оно есть верный источник их благосостояния. Кроме того, одни ли наводнения причиняют бедствия на земном шаре, и не бывают ли они в местах, даже отдаленных от моря? — Подземные вулканы, землетрясения и различные перевороты в воде и воздухе суть бедствия неотвратимые, против которых должно вооружаться одною только верою в провидение и твердостию духа.[353] С. Аллер Описание наводнения, бывшего в санктпетербурге 7 числа ноября 1824 г. Объемистая книга Самуила Аллера, вышедшая в свет весной 1826 г. в Петербурге, содержит, помимо краткого описания наводнения 7 ноября 1824 г., перепечатанного в настоящем издании почти полностью, сведения о наводнениях в других странах и городах Европы «с древних времен», статистические данные о петербургском наводнении и его последствиях, рассказы о спасении людей во время наводнения и проч. Вторая половина книги занята официальными документами, правительственными распоряжениями, отчетами о суммах, собранных для помощи пострадавшим, и об их использовании, и т. п. Вся книга носит строго официальный, верноподданнический и ханжеский характер. Количество погибших явно преуменьшено — всего 480 человек; ни одного случая гибели людей не вошло в раздел «Происшествий, заслуживающих особенного внимания». Лишь вскользь упоминается о том, что работники казенного чугунного завода, отпущенные по домам в начале наводнения, чтобы подать помощь своим семействам, «принуждены были сами искать спасения своего в верхнем жилье завода и на крышах, откуда должны были с ужасом видеть, как погибали жены и дети их» (с. 15-16); да еще, рассказав о том, как чиновник N. N., сначала с ужасом увидевший разрушенным свой новый дом, потом неожиданно нашел все свое семейство, спасшееся «в старой хижине», автор замечает: «Увы! многие не были столь счастливы: некоторые возвращались в домы свои на Васильевском острову, в Галерной гавани, в Коломне единственно для того, чтобы отдать последний долг своим родным и ближним» (с. 76). Большой интерес представляет приложенный к книге план Петербурга и его ближайших окрестностей с обозначением — разными оттенками голубой краски — частей города, залитых наводнением, и глубины воды в разных местах. Знал ли Пушкин книгу Аллера, неизвестно. Но вся его «Петербургская повесть», говорящая о бессилии царя, о «бесчувствии холодном» людей, переживших наводнение, о том, как влачил «свой несчастный век» безумный Евгений, является опровержением той официальной лжи, которой проникнута эта книга. Описание наводнения в С.—Петербурге и окрестностях оного Еще 6 числа ноября, особенно к вечеру, сильный юго-западный ветр, воздымавший ужасными порывами своими воду в реках и каналах Петербурга до самых берегов, казалось, предвещал столице грозное бедствие. Но бо́льшая часть жителей оной, как юные воины на поле брани, не испытав еще опасности, оставались спокойными зрителями, тем более что к ночи ветр начал было несколько утихать; несмотря на то, однако ж, зажженные фонари, для означения необыкновенного возвышения воды, с адмиралтейской башни не были снимаемы и пушечные выстрелы слышны были неоднократно в продолжении ночи. 7-<го> числа рано поутру ветр сильно начал увеличиваться, а в 10 часу превратился в ужасную бурю, которая не токмо срывала крыши с домов и вырывала большие деревья с корнями, но даже обратила естественное течение самой Невы в противную сторону. В то время было до 6 град<усов> тепла по Реомюрову термометру; барометр опустился чрезвычайно низко, почти до 27 д<юймов>, а воздух сделался весьма густ. В 10 часов вода начала выступать из берегов, и в начале 12 часа наводнились уже две трети города, и только большая половина Литейной и Московской частей, также Каретная и Рожественская, кроме некоторых прибрежных мест, оставались непонятыми водою. Таким образом, вода с чрезмерною скоростию возвышалась до 3 часа. Между тем немногие предвидели предстоящее несчастие; иные смотрели с любопытством, как вода из решеток подземных труб била фонтанами, другие, примечая постепенное возвышение оной, вовсе не заботились о спасении собственности и даже жизни своей, пока наконец вдруг в улицы со всех сторон не хлынула вода, которая заливала экипажи, потопляла нижние жилья домов, ломала заборы, разрушала мостки, крыльца, фонарные столбы и несущимися обломками выбивала не токмо стекла, но даже самые рамы, двери, перилы, ограды и проч. — Тогда всеобщее смятение и ужас объяли жителей. Никто не знал, за что взяться, ибо редкий находился там, где ему надлежало быть. В полдень улицы представляли уже быстрые реки, по коим носились барки, гальоты, гауптвахты, будки, крыши с домов, дрова, всякий хлам, трупы домашнего скота и проч. Среди порывов ужасной бури повсюду слышны были крик отчаянных людей, ржание коней, мычание коров и вой собак. В сие самое время из средины города придворные конюхи и служители частных людей спешили в брод на возвышенную часть оного для спасения сих животных. Многие, особенно приезжие, извозчики, торгующие крестьяне и прочего звания люди, быв застигнуты внезапным наводнением на улицах и площадях и не зная высшей части города, стремились для спасения себя и лошадей своих туда, где вода по низости места была гораздо выше и где они делались жертвою яростных волн. Домашний скот, преимущественно лошади, находясь на воле, не на привязи, спасался сам, где только мог приметить возвышение; напротив того, бывший в конюшнях и в хлевах, коего не успели из сего заключения освободить, большею частию погиб, особенно оттого, что повсюду полы, не прибитые гвоздями, были силою воды подняты, и несчастные животные проваливались. Во многих домах вторые и третьи этажи представляли конюшни. Вскоре люди начали ездить по улицам на шлюпках, лодках, катерах и даже плотах для спасения утопавших; но ветр был так силен, что собственная их жизнь была в опасности, и они сами принуждены были искать спасения на дворах, из коих некоторые, будучи окружены большими строениями и находясь в защите от ветра, служили им как бы гаванью. По разлитии воды Исаакиевский мост, представлявший тогда крутую гору, был силою бури разорван на части, которые понеслись против течения реки в разные стороны, так, что несколько флахшкотов оного, с находившимися в то время на них людьми, взошли на возвышенный берег Адмиралтейства. Большая часть прочих мостов не устояла также против ужасной бури. Нева разъяренная представляла страшную и плачевную картину. По ней неслись с Васильевского острова к Охте барки с сеном, дровами, угольями, плоты бревен, гальоты, разные суда и обломки строений, на коих погибавшие с распростертыми руками молили о спасении. Даже по некоторым улицам видны были подобные суда с грузом. Плывшие по оным дрова, бревна, доски и прочие строительные материалы покрывали в иных местах всю поверхность воды. Самое же ужаснейшее зрелище было в Галерной гавани и на казенном чугунном заводе. В гавани многие домы могли бы еще устоять против ярости волн и ветра, если б не претерпели величайшего вреда от больших судов, носившихся там с такою быстротою, что и твердые домы, на кои они находили, мгновенно разрушались, и многие люди, коих жилища таким образом сносились, спасали жизнь свою на тех же самых судах, от которых претерпевали толь ужасное бедствие. Однако ж те домы, кои были под защитою больших деревьев, уцелели наружностию своею более, нежели другие, стоявшие на открытых местах. От купеческой биржи и других торговых мест плыли брусья красного дерева, бочки и тюки с товарами. С Смоленского кладбища, где были разрушены самые твердые памятники с железными оградами, неслись во множестве деревянные кресты с могил и проч. И так вода прибывала до 2 часов и каждым дюймом увеличивала отчаяние устрашенных жителей, как вдруг барометр неожиданно поднялся до 30 д<юймов> и вода приостановилась на четверть часа; а в четверть третьего начала вдруг сбывать гораздо с большею скоростию, нежели с какою прибывала <…> Вслед за сим настигла ночная темнота, и в тот вечер невозможно еще было узнать о всех бедствиях сего памятного и рокового дня, кои представлялись жителям не столь ужасными, каковыми они были на самом деле. Едва однако ж уменьшилась несколько вода, как возникло, несмотря на темноту, сообщение по улицам: те, коих вода застигла на дороге или кои принуждены были искать спасения своего в незнакомых домах, отправились еще по пояс в воде к жилищам своим, чтобы обрадовать домашних своих, или пешком, или на таких экипажах, какие только могли найти по дороге. Но что было вернее и безопаснее: идти ли пешком по воде или ехать на чем-нибудь? Улицы были завалены всяким хламом, плававшим по воде, а среди самых мостовых у решеток над подземными трубами сделались прососы, в кои проваливались экипажи с лошадьми; на Васильевском же острове и Петербургской стороне, где только над канавами по улицам находились деревянные тротуары и мостки, была величайшая опасность даже переходить или переезжать из одного дома в другой. Притом не было никакой возможности засветить по улицам фонари: ибо те из них, кои были прикреплены к стенам домов, повредились от ветра, а другие, находившиеся на особых деревянных столбах, были или опрокинуты или даже снесены водою; да и продолжавшийся во все время ветр служил к тому величайшим препятствием. Вода не прежде, как после полуночи, стекла с улиц, да и то не со всех. К утру сделался мороз. Стужа сия особенно чувствительна была для тех, кои во время наводнения спасались не в жилых строениях, но на чердаках, крышах, деревьях и подобных возвышенных местах, быв лишены пищи и сухой или теплой одежды <…> На другой день рано поутру народ уже толпился по тем улицам, где взорам оного представлялися следы столь разрушительного и ужасного дня. По всем сторонам видны были кружки людей, внимательно и с сокрушением слушавших известия о всех злосчастиях после наводнения. Вскоре сделалось известным, что наиболее потерпели: большая часть Васильевского острова, в особенности Галерная гавань, где вода подымалась на 16 футов, Коломна, Екатерингоф с близлежащими островами, преимущественно Канонерский остров и казенный чугунный завод, также Петербургская сторона, с окружающими оную островами, и Выборгская часть города. Почти во всех сих местах остались только кое-где заборы; строения же, как жилые, так и нежилые, почти все повреждены более или менее, смотря по местному их положению, а некоторые из оных даже совсем не найдены на местах. Конечно, в Адмиралтейских частях и везде, где строение каменное, сие наводнение не имело столь пагубных последствий; однако потопление всего нижнего жилья, разного рода магазинов, лавок, лабазов и погребов, из коих не было возможности в столь короткое время спасти товары и запасы, нанесло несметные потери в торговом и хозяйственном отношении. На одной только Бирже убыло до 300000 пудов сахару. Соли исчезло не менее сего количества, а хлебного вина более, нежели на полмиллиона рублей. Потеря в поташе хотя велика, но не столь значительна, а пеньки разнесено и подмочено около 600000 пудов; однако ж значительная часть оной была спасена и весною уже по разным удобным местам высушена. Виноградные вина в бочках не мало повредились; находившиеся же в закупоренных бутылках нисколько не попортились. Мука в кулях повредилась только по поверхности, во внутрь оных вода не прошла; напротив того крупа и овес, подмоченные, сделались совершенно негодными к сохранению, а впоследствии и к употреблению, так, как и все колониальные товары <…> На другой день после наводнения Галерная гавань представляла вид ужаснейших развалин: там большие суда и гальоты лежали во множестве по улицам и дворам; в некоторых местах, где были ряды домов, сделались площади; поперек улиц стояли и лежали снесенные домы и крыши; разными обломками и домашнею утварью была большая часть улиц так завалена, что почти не было возможности пройти. Не менее сего загромождена была дорога оттуда до 9-й линии, где со всех сторон под грудами развалин видны были трупы людей и домашнего скота. Множество животных лежали полумертвыми от усталости после борьбы с волнами. У здания 1-го Кадетского корпуса стояла на улице большая барка с сеном, на площади у Коллегий две такие же и по Большому проспекту, между второю и третьего линиями, две барки с дровами. По всем линиям разбросаны были заборы, палисады, мостки и даже в некоторых брусья красного дерева; берега же Невы были завалены судами, будками и разным хламом. Стоявший на Малой Неве рыбный садок находился на берегу у дома купца Никонова; к балкону сего дома примкнулись два больших транспортных судна, а в переулке у оного стояли два судна, из коих одно было весьма большое. Сельдяной буян, находившийся в 4<-м> квартале Васильевской части, был силою бури снесен, и часть оного найдена на Петербургской стороне у Воскового завода. Черная речка, близ гавани в особенности, завалена была избами и всякого рода строениями. Даже по Среднему проспекту стояли небольшие домы, занесенные водою, а по Косой линии не было возможности пройти от заваливших оную изб, сараев и прочего строения. В Чекушах, где снесено множество домов, преимущественно повреждены были кожевенные заводы. В иных местах сделалась такая перемена, что трудно было узнать и самую знакомую улицу, даже места жительства своего. Там люди принуждены были спасаться на плотах, кои сколачивали они из обломков строения; многие из них, спасая себя, спасали и других; но некоторые сделались жертвою их предприятия, подавая руку помощи их семействам, соседям и другим несчастным. На Петербургской стороне вокруг деревянной церкви св. Троицы стояли на суше четыре величайших барки с угольями; площадь перед крепостью была покрыта дровами, судами и всяким лесом во множестве; на улицах найдены большие барки, лодки, заборы и разные обломки от строений, от чего едва было можно вскоре прочистить дорогу. Несколько флахшкотов от моста, соединявшего Каменный остров с Выборгскою стороною, находилось на даче графини Строгановой; берег же от сей дачи к Новой Деревне был покрыт разными судами. Улица пред Летним садом, да и самый сад, завалены были дровами, бревнами, досками, деревянными крестами с могил; подле сада на возвышение набережной, к коему прикрепляется Троицкий мост, взошли два флахшкота сего моста, а между ими находилась барка. Даже гранитная набережная во многих местах так была повреждена, что самые тяжелые камни, служившие перилами и связанные толстым железом, опрокинуты были или в воду, или на берег; и прекраснейшая железная решетка, приготовленная у Суворовской площади для нового через Неву моста, не уцелела. В Коломне по Торговой улице стоял на суше пароход, на коем пассажиры ездят в Кронштадт. Значительно потерпели от сего наводнения и приморские стороны в С.—Петербургском уезде. Многие загородные домы по Петергофской дороге, деревни Тентелева, Емельяновка и Афтова подверглись бедственному положению; крестьяне сих деревень искали спасения своего от бурных волн на деревьях; более же всех потерпел казенный чугунный завод. С самого начала наводнения работники, число коих было весьма велико, получили приказание прекратить работу и возвратиться в жилища их, находившиеся в отдельных от завода казармах; но вода поднялась уже до такой степени, что они никак не могли подойти к своих квартирам и подать помощь своим семействам, а принуждены были сами искать спасения своего в верхнем жилье завода и на крышах, откуда должны были с ужасом видеть, как погибали жены и дети их. Также приморская часть Стрельны, Петергофа и Ораниенбаума потерпела немало; равным образом прибрежные строения по другой стороне взморья, начиная от Систербекской дороги вдоль по Выборгской стороне, как-то деревни: Старая, Новая и Никольская и все фабрики, заводы и другого рода заведения, расположенные по Выборгскому берегу Большой Невки к городу, испытали горестную участь в сей злополучный день. Вообще по С.—Петербургскому уезду погибло в сие наводнение 224 человека, большею частию людей низкого класса; домов и строений разрушено 114, а повреждено оных наружно 173 и внутренно 14 <…> Вообще в Петербурге и уезде оного в день наводнения погибло 480 человек, разрушено и снесено домов и строений 462, а повреждено снаружи 2039 и внутри 1642. В одном только С.—Петербурге погибло лошадей, быков, коров и прочего домашнего скота 3609 голов, которые, по невозможности отвозить за город и закапывать в землю, были сожигаемы в разных местах <…> Происшествия, заслуживающие особенное внимание Генерал-адъютант Бенкендорф и флигель-адъютант полковник Герман были в день наводнения дежурными при государе императоре. Среди порывов бури видимы были несущиеся по Неве суда, на коих люди молили с распростертыми руками о спасении их. Его величество, желав подать тем несчастным руку помощи, высочайше повелеть соизволил генералу Бенкендорфу послать 18-весельный катер Гвардейского экипажа, бывающий всегда на дежурстве близ дворца, для спасения утопавших. Генерал сей, внемля гласу усердия и неустрашимости, для поощрения морской команды, подвергавшейся явной опасности, сам перешел чрез набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, которым командовал мичман Гвардейского экипажа Беляев, и на опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, имел счастие спасти многих людей от явной смерти <…> Примерную дисциплину русского солдата доказал часовой л.-гв. Преображенского полка Михайла Петров, не оставлявший во время наводнения своего поста у Летнего сада, пока не приказал ему того ефрейтор Фома Малышев, подвергавшийся сам опасности для спасения его; ибо должен был брести к нему по пояс в воде и бороться с яростию валов, покрывавших тогда набережную. Гвардейский гренадер, посланный с заставы с донесением, проходя Сенную, слышит вопль ребенка, плававшего на столе в нижнем этаже. Служивый останавливается, борется несколько времени с обязанностию службы и состраданием; но сие последнее чувство берет над ним верх; он, перекрестясь, кидается в воду и спасает ребенка. Между тем вода прибывает; он, нимало не колеблясь, кидает свой кивер, сажает ребенка на голову и таким образом выносит его из опасности <…> О предположительных причинах наводнений, постигнувших многие места Европы <…> Когда же рассвирепевший ветр помчался страшным ураганом по морям Немецкому и Балтийскому и погнал воды сих морей пред собою, возвышая их горами у берегов и стесняя в заливах, проливах и реках, в оные текущих, тогда и страны приморские претерпели наводнение, в тем ужаснейшее, что оно последовало быстро, неожиданно. <…> Но самое великое бедствие произвел сей необыкновенный феномен на восточной оконечности Финского залива. Финляндия, подверженная всей ярости сего ветра, ибо на нее было главное стремление его, защитилась от наводнения высоким положением своим; некоторые только прибрежные острова претерпели оное; но низкая площадь Петербурга испытала всю его свирепость. Воды Балтийского моря, сжатые в Финском заливе, стеснились в устье Невы и, сильно возвысившись, остановили ее течение, обратили ее в противную сторону, потекли вверх по воде невской, и мгновенное потопление Петербурга было следствием сей борьбы вод. Жители гибнувшей столицы были удивлены стремительностию, с какою вода возвышалась в улицах, и, соразмеряя быстроту сего возвышения с силою и направлением свирепствовавшего ветра, видели ясно, что он один только был причиною бедствия их. Как скоро переменилось его направление, тотчас и вода остановилась на одном горизонте и скоро пошла на убыль. Если бы столь жестокий ветр, какой тогда свирепствовал в Петербурге, остался еще несколько часов в прежнем направлении своем, то единому богу известно, какая гибель могла бы постичь столицу сию. Но милосердный бог услышал вопли несчастных и укрощением ветра положил предел сим бедствиям <…>