Отряхивая пыль, она встает. Ржавчина и глина разводами покрывают ее лицо, смешиваются с ее волосами, марают ресницы и губы. Она выскребает грязь из опаленных солнцем глаз, оправляет одежду и запихивает своих девчат обратно в топик. Под небом, слишком желтым даже для Техаса, протянулась бетонная дорога. Кругом лишь пыль, да серовато-зеленая поросль, да лысые холмы. И пышечка Кендис – живая и одинокая. Интересно, пострадал ли ребенок? Она надеется, что да. – Мать твою, Кенди!.. – бормочет она, порывшись в карманах и обнаружив, что где-то успела потерять пачку «Lady Pinksmokes». – Еще одна богом забытая трасса. Джек Керуак. Ушедшие путешествуют быстро Маларк баюкал Никсона на руках. Уставший и совершенно лишившийся сил, тот с удобством расположился в просторном каньоне между обнаженными бицепсами спасителя, всем своим видом изобразив невинного и беспомощного малыша. Он уже начинал приходить в себя, что-то мяукая, точно пригревшийся котенок, понемногу возвращаясь из царства грез. Маларк вынес немальчика из драки в Бонсеки-сай и доставил его в безопасное место. У великана было полно причин не связываться с разъяренной розововласой женщиной, не последней из которых были ее напряженные отношения с его женой, но и оставить в беде ребенка, пусть и такого фальшивого, как Никсон, он никак не мог. Итак, пока Эшер и Сесстри вели свои маленькие войны, а Купер все дальше погружался в безумие, Маларк Неустанный решил позаботиться о подобранном им ребенке и попытаться зажечь в глазах Никсона прежний волшебный огонек – он знал, что когда-то такой в них светился. Маларк подозревал, что Третьи люди не так уж сильно отличаются от Первых. Ему самому понадобилось жениться, чтобы разбудить домашнего котика, дремлющего в ягуаре – свирепом хозяине джунглей многих миров, и Маларк был благодарен за это своей жене. Да и зверь не стал слабее, познав ребенка в своей душе. Стало быть, это решение могло бы подойти и Никсону. Вот только Никсон понятия не имел о детской покорности, что убедительно доказал сразу же, как только открыл глаза и увидел над собой загорелое лицо Маларка. Извернувшись намоченной кошкой, он попытался выскользнуть из рук своего спасителя и взревел: – Гребаные педики! Точнее, взревел бы, если бы физически не был десятилетним мальчишкой. Так что его негодование скорее прозвучало как писк, а лицо его стало красным, словно свекла. – Угомонись, малыш. Пальцы Маларка сгребли воротник Никсона, увлекая немальчика обратно в безопасное ложе. Нечеловеческая мощь великана не допускала возражений. Никсон ошарашенно посмотрел на него, а затем икнул. Что бы там ни думал на этот счет сам Никсон, но Маларк вовсе не был предвзят, когда смотрел на столь обманчивое тело немальчика. Для великана все они были просто несчастными котятками – детьми, – учитывая, сколько успели прожить. Лишь встретившись со смертным, который ввиду возраста уже не мог вспомнить своей родины, Маларк хоть как-то был готов признать в том ровесника. – Эм-м… – Никсон все еще не мог сфокусировать взгляд, но быстро приходил в себя. – Почему от тебя несет, как от пивного бочонка? – Совсем недавно я подсказывал путь твоему приятелю. Он выглядел таким потерянным. – Ты про Купера? – Никсон скривился и потер заспанные глаза. – Ага. Купер Потерянный. Так какого хрена ты меня держишь, чувак? – Тебе угрожает опасность. – Маларку показалось, что это лучшее, что он может сейчас сказать. – Ха! – зашелся лающим смехом Никсон, вновь попытавшись высвободиться. – Угомонись, кому сказал. – В этот раз голос Маларка прозвучал суровее. – Угомонюсь, когда уберешь от меня свои скользкие лапы, чертов трансвестит! Цель их путешествия была уже близка, так что Маларк опустил парнишку на землю. Никсон зашатался, восстанавливая равновесие, а затем обошел великана кругом, сохраняя на лице выражение, определенно позаимствованное у Сесстри. – Прихиппованный педрила! – воскликнул он, разглядывая Маларка. – Ты довольно странный, малыш, – с непроницаемым видом ответил тот. – Все дело в том, Тарзан, что я ни хрена не малыш! Маларк лишь насмешливо покачал головой: – Ну а кто же еще? По мне, так у тебя еще и молоко-то на губах не обсохло. Некогда успевшие возвыситься над другими людьми, многие из вас не усваивают урока. Но ведь ты не из таких, а, Никсон? – Откуда ты узнал мое имя? Ты что, дружбан серого чувака и той стервы? – Нет. – Так, значит, ты говорил с толстяком, и именно после того, как «указал ему путь», его и похитили? – Опять мимо. «До чего же эти Третьи люди странные», – подумал Маларк. – Так что тогда произошло? Где та, розовая? Если причинил ей вред, я тебе башку размозжу. Поверь, сегодня я уже попрактиковался в этом деле! Маларк побрел по аллее, вынуждая Никсона поспешать следом. – У твоей подруги все в полном порядке. Чего, впрочем, не скажешь о Мертвом Парне, которому не терпелось с ней пообщаться. Знаешь, Никсон, это очень мило, что ты умеешь заботиться о других. Никсон настороженно посмотрел на Маларка. – Очень рад за нее. А ты, жопотрах, пусть я и кажусь милым, держи лапы от меня подальше, а еще лучше – вали обратно в то Конго, из которого приполз. – Никсон помедлил, взвешивая все варианты. – Впрочем, у нас в минорарии найдется достаточно немальчиков, готовых подуть в свисток, если ты из этих больных ублюдков. Маларк не ошибся: Никсон и в самом деле усвоил пару уроков. И одним из них стало то, что оплата звонкой монетой превыше всякого шовинизма. «Господь, Сын и Святой Дух, – подумал Никсон, – пусть я лучше сдохну, чем снова окажусь ребенком». – Если тебя уж вот прямо так манит вся эта педерастия, я могу навести справки. Обойдется в пару грязных… – Меня не интересует интимная близость ни с кем, кроме моей жены. – Маларк улыбнулся так, чтобы немальчик не смог этого увидеть – такой деловой, такой юный. – Хорошо, хорошо, – зевнул Никсон, вновь почувствовав себя в своей тарелке. – Все так говорят. Маларк остановился у деревянных ворот через дорогу от закрывающегося кафетерия. Парочка старичков рубилась в домино, но, если не считать их да виноградной лозы, обвившей изгороди по обе стороны аллеи, больше никого вокруг не было. Аллея казалась старой. Уж не вернулись ли они на Липовое шоссе? Точно не Неподобие. Покабогат сильнее обветшал. Может, Высоты Амелии? Или Чепрачка? Маларк указал пальцем в утреннее небо. Солнца поднялись уже до середины афелия, двигаясь в унисон. Стало быть, параллельный, двойной день. Небо обещало быть безоблачноголубым вплоть до самого вечера. А значит, будет стабильно и то хрупкое место, где встречались волшебство и технологии, которое Маларк называл Звездным Водопадом. Кусочек связанного в узелок пространства, втиснутого где-то между аллегориями лилий и кувшинок; возможно, он появился в результате случайного сдвига в механизме пространства и времени или же служил напоминанием о некоем давно забытом проекте по метафизическому проектированию, как, к примеру, развалины заброшенного бульвара в окружении переполнившихся фонтанов. Маларк знал множество способов вернуться к дому Шкуры Пересмешника в Анвитинском проулке, но этот нравился ему больше всего. К тому же великану показалось, что так он произведет на Никсона положительное впечатление и докажет, что не стоит ради ложного чувства самосохранения обрывать все ниточки, связывающие его с детством. Цинизм этого немальчика еще не дошел до той стадии, когда его нельзя превратить в здоровое юное ехидство. Маларк покачал головой. До чего он дошел – коротает время до конца всего сущего тем, что пытается научить какого-то перерожденного кретина ценить чудеса. Это все ее вина. Это она приручила его! – Хочешь увидеть нечто невероятное, Никсон? Безобидное, смею тебя заверить, но совершенно невозможное – ни при каких обстоятельствах. – Очень любезно с твоей стороны, здоровяк, но, спасибо, я и без того на сотню жизней вперед насмотрелся на «невероятное». – Не думаю, что ты видел такое, – чуть наклонил голову Маларк, – маловато пока пожил. Трюк простой, зато как приятно смотреть, какую радость он вызывает у детей. – Сколько раз повторять: я не ребенок. И, если ты не заметил, в этой жизни все зачастую не то, чем кажется. – По моим стандартам ты еще дитя. Маларк одарил Никсона проказливой улыбкой. Этот паренек не угодит в западню, куда попадают столь многие из подобных ему, – он уже не вспоминает о могуществе и привилегиях, которыми когда-то наслаждался. Несмотря на скверный характер, Никсон смирился с правдой: прошлое – это только прошлое, как бы отчаянно ты ни пытался цепляться за него. «Прошлое, – подумал Маларк, решив попрактиковаться в понимании людей и использовав собственную метафору Никсона, – подобно отработанному ракетному топливу. Его не применить повторно, даже если удастся поймать отстреленную при запуске ракеты ступень». Никсон мог сколько угодно плеваться ядом, но он уже перешел на новый уровень. Он не повторит судьбы своей родившейся на две тысячи лет раньше предшественницы – Теи Филопатор. Никсон внимательно посмотрел на могучего охотника. – Кто ты вообще такой, приятель? – Помнишь ту женщину, что нанимала тебя вчера? Надеюсь, описание не слишком размытое? – Куколку с целым ворохом монет? – воскликнул Никсон. – Да, такую забудешь! Красные волосы, из одежды одно неглиже, ножки гладкие, точно плавленый сыр, а пальчики такие, что их хочется целовать целый день? О да, я ее отлично запомнил. Маларк моргнул. – Я ее муж. Никсон не обладал должным чувством такта, чтобы устыдиться. Вместо этого, он присвистнул: – Везучий ублюдок! – Что-то вроде того, – кивнул охотник. – Но тебе следует называть меня Маларк; моя жена вряд ли оценит имя «везучий ублюдок». – Маларк, значит. – Никсон протянул свою детскую ладошку. Охотник пожал ее со всей серьезностью, какую требовал к себе этот малыш, и тот одобрительно кивнул. – Рад, что вы семейный человек. Прошу простить за возникшее недопонимание. Не так-то просто привыкнуть к тому, что снова молод, верно? – Не думаю, что вообще можно привыкнуть к тому, что стал тем, кем не являлся изначально, – ответил Маларк, улыбнувшись уголком рта. Пожалуй, ничего более близкого по смыслу к «да» Первый человек и не мог ответить. Впрочем, кем бы ни был по своей сути Маларк, Никсон заметил, что его спутник цитирует чье-то изречение. Немальчик был готов биться об заклад, что слова эти принадлежат жене охотника. – Ну, как-то так. Что ж, показывай, – пожал плечами Никсон. Заскрипев, распахнулись ворота, и Маларк подтолкнул Никсона к небольшому дворику: потаенное зеленое царство, живущее позади всякого личного дома в любой из возможных вселенных, – тайный изумрудный мирок, где матери растят ирисы, пересаженные с клумб бабушек… сады нашего детства. Электрические лампочки в форме перчиков халапеньо или звезд, ветхая скамейка, жестянка с окурками. Ты можешь уметь менять тела, жить на плавучем континенте, приводимом в движение пением птиц, или под звездами на берегу огромного промышленного массива, но везде, где есть города, обязательно найдутся и такие вот укромные уголки, где устраиваются праздники на свежем воздухе, а на подоконниках зеленеет помидорная рассада. Люди не так уж различаются в своих предпочтениях, когда речь заходит об уюте, – эта мысль заставила Маларка улыбнуться, когда он вспомнил свое недавнее приключение в пивном бочонке. Никсон вошел в сад и скептически покосился на великана. – Отлично. Помидорчики и рождественские гирлянды. Спасибо тебе огромное, приятель. Будь Маларк человеком, он бы закатил в этот момент глаза. – Обернись, Никсон. Подчинившись, немальчик был вынужден молчаливо признать, что его и в самом деле впечатлило это простое безоблачное голубое небо, проглядывающее сквозь зеленую листву. С двух сторон за кирпичной оградой дворика возвышались другие дома, но вот с той стороны, откуда Никсон только что пришел, не было никаких построек. Удивительно, но там он и в самом деле видел только голубое небо. «Странно, – подумал Никсон, – не ожидал, что хоть где-то в окрестностях найдется пейзаж, где ничто не загораживает горизонт… Ой». Небо уходило вдаль, и там вновь начинались городские кварталы с несуществующим горизонтом. Никсон смотрел на длинную ленту неба, кажущегося одинаково глубоким как вверх, так и вниз, – они словно стояли на краю летающего города.