Глядя по сторонам в озаряющем подводную равнину холодном, мерцающем, призрачном свете, мы видели окружающее пространство в радиусе не меньше четверти мили. Прежде всего нас поразило хорошо заметное на границе обзора яркое свечение. Именно туда направился наш предводитель, а все остальные вереницей потянулись вслед за ним. Из-за ощутимого сопротивления воды каждый шаг давался с трудом, поэтому продвигались мы медленно; к тому же ноги то и дело застревали в глубоком мягком иле. Однако вскоре мы увидели загадочный источник сияния. Им оказался тот самый аппарат, который так неудачно доставил нашу экспедицию в подводный мир. Металлическая спускаемая камера — последнее напоминание о земной жизни — по-прежнему держалась, все так же накренившись, на одном из возвышающихся куполов протяженного здания, а свет внутри по-прежнему продолжал гореть. Вода поднялась на три четверти высоты комнаты, однако наверху, где располагалось электрооборудование, сохранился обеспечивавший его бесперебойную работу воздух. Странно было видеть знакомый интерьер, где все — и скромная мебель, и инструменты — оставалось на своих местах, но в то же время свободно чувствовали себя несколько изрядного размера рыбин, похожих на гольянов. Один за другим мы проникли внутрь через люк: Маракот — чтобы спасти плававший на поверхности воды блокнот, а мы со Сканлэном — чтобы забрать кое-какие личные вещи. Вместе с парой соплеменников Мэнд последовал за нами, чтобы осмотреть аппарат изнутри. Особое внимание подводных жителей привлекли технические устройства: батометр, термометр и другие прикрепленные к стене измерительные приборы. Термометр мы сняли и забрали с собой. Научное сообщество с интересом узнает, что температура в самой глубокой океанской впадине, куда спускался человек, составляет сорок градусов по Фаренгейту: из-за химического процесса разложения донных наслоений здесь несколько теплее, чем в верхних слоях воды. Судя по всему, предпринятая экспедиция имела целью не только упражнение в ходьбе по дну океана и знакомство с камерой. Оказалось, что мы вышли на охоту. Я то и дело замечал, как наши спутники резко опускали заостренные посохи и всякий раз добывали большую плоскую коричневую рыбу, очень похожую на тюрбо (палтуса). Надо сказать, что этот вид встречается здесь в изобилии, но так хитро прячется в иле, что заметить добычу способен только наметанный глаз. Скоро на поясе у каждого из местных жителей висело по две-три рыбы. Мы со Сканлэном быстро разгадали секрет удачной охоты и тоже поймали по паре штук, однако профессор Маракот шел, словно во сне, не уставая восхищаться океанскими красотами и произнося длинные эмоциональные монологи. Конечно, из-за защитных скафандров речь его не достигала нашего слуха, однако благодаря активной мимике и выразительной артикуляции смысл высказываний был ясен. Поначалу ландшафт океанского дна производил впечатление утомительной монотонности, но скоро мы обнаружили, что серая равнина выглядит сильно изрезанной: глубинные потоки текли подобно рекам и разделяли поверхность на разнообразные участки. В мягком грунте образовались обнажившие русла каналы. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что дно каналов состоит из красной глины, представляющей основу всего существующего на дне океана. На поверхности глины были хорошо заметны белые предметы разнообразной величины. Сначала я принял их за ракушки, но, присмотревшись внимательно, понял, что это слуховые кости китов, а также зубы акул и других океанских чудовищ. Я поднял зуб, длина которого составляла не менее пятнадцати дюймов![2] Оставалось только благодарить судьбу за то, что гигант обитает в верхних слоях воды. Профессор Маракот определил, что зуб принадлежит огромной хищной касатке, известной также под именем «орка-гладиатор». Находка напомнила наблюдение Митчелла-Хеджеса: ученый писал, что на телах даже самых опасных из пойманных им акул присутствовали следы ран, свидетельствующие о встрече с еще более крупными и страшными, чем они сами, океанскими обитателями. На меня произвела огромное впечатление одна характерная особенность подводного мира: я уже упоминал о постоянном холодном свечении, вызванном медленным фосфоресцирующим разложением огромных масс органической материи. Но в то же время в верхних слоях океана постоянно темно, словно ночью. В результате создается эффект тусклого зимнего дня с повисшей над землей тяжелой тучей. Из этого темного полога неизменно идет снег: мерцая на мрачном фоне, непрерывно опускаются крохотные белые частицы. Так оседает оболочка липарисов и других мелких существ, живущих и умирающих в отделяющем нас от поверхности слое воды толщиной в пять миль. Несмотря на то что многие частицы под воздействием соли растворяются по пути, остальные веками оседают на дне и формируют тот чрезвычайно толстый слой ила, где скрылся спасительный ковчег, в верхней части которого мы нашли приют. С грустью покинув единственное, что связывало нас с землей — спускаемый аппарат, — мы продолжили путь по подводному миру и скоро увидели нечто совершенно новое. Перед нами возникло темное движущееся пятно, вблизи оказавшееся группой мужчин в прозрачных балахонах, тянущих за собой нагруженные углем широкие сани. Тяжелая работа требовала огромных усилий: согнувшись, труженики старались изо всех сил и до предела натягивали служившие постромками прочные веревки из акульих шкур. Каждой командой руководил человек начальственного вида. Бросилось в глаза, что работники и надсмотрщики явно принадлежали к различным расам. Сани тащили прекрасно сложенные, высокие, светловолосые, голубоглазые люди. В то же время начальники были смуглыми, почти негроидного типа мужчинами и отличались плотным приземистым телосложением. В момент встречи мы не успели задуматься о причине подобного разделения труда, однако образ сохранился в сознании, и впоследствии я пришел к выводу, что одна раса представляла собой потомственных рабов, тогда как другая издавна привыкла повелевать. Профессор Маракот развил высказанную мной мысль, увидев в высоких благообразных рабочих наследников тех греческих пленных, чью богиню мы видели в храме. Мы встретили несколько групп, тянувших нагруженные углем сани, а вскоре подошли к шахте, где шла добыча. В этом месте органические отложения и песок под ними были убраны. В результате расчистки образовалась глубокая яма, состоящая из множества слоев глины и угля. Эти залежи представляли собой пласты опустившегося на дно Атлантического океана древнего, давно исчезнувшего мира. На различных уровнях огромного котлована мы увидели группы рабочих, одни из которых добывали уголь, а другие складывали ценное топливо в корзины и поднимали наверх. Шахта поражала размерами: достаточно сказать, что противоположная ее сторона терялась вдали. Многие поколения подводных жителей изо дня в день вгрызались кирками в океанское дно. Уголь служил надежным источником электричества, силой которого приводилось в движение все оборудование, обеспечивающее жизнедеятельность ковчега спасения. Кстати, интересно заметить, что название древнего города — Атлантида — сохранилось в точности: когда мы впервые упомянули его в присутствии Мэн-да и его соплеменников, сначала все они чрезвычайно удивились нашему знанию, а потом энергично закивали, показывая, что одобряют и осведомленность, и произношение. Пройдя мимо шахты — точнее говоря, свернув от нее вправо, — мы пришли к ряду высоких базальтовых скал, таких же блестящих и чистых, как в первый день появления из земных недр. В нескольких сотнях футов над нашими головами выделялись на темном фоне воды вершины скал. В то же время основания их скрывались в обширных массивах высоких водорослей, разросшихся на возникшей еще в древние земные времена и впоследствии окаменевшей массе бугристых кораллов. Некоторое время мы неторопливо шагали по краю зарослей, в то время как наши спутники то и дело били по ним посохами, развлекая нас и добывая к своему столу множество причудливых рыб и ракообразных. Приятная прогулка продолжалась примерно с милю, когда Мэнд внезапно остановился и посмотрел вокруг, жестами выражая удивление и тревогу. Эти подводные знаки руками давно превратились в особый язык: местные жители сразу поняли, что имел в виду вождь, а вскоре и мы со Сканлэном обнаружили причину недоумения и страха. Профессор Маракот исчез! Еще недавно он вместе со всеми недолго постоял на краю угольной шахты, а потом дошел до базальтовых скал. Уйти вперед, обогнав остальных, профессор не мог. Следовательно, задержался где-то сзади, возле зарослей. Хотя наши друзья не на шутку забеспокоились, мы со Сканлэном, зная рассеянность и эксцентричный нрав своего мудрого учителя, не сомневались, что волноваться не о чем: наверняка сможем найти профессора возле какого-нибудь удивительного растения. Повернув обратно и едва пройдя сотню ярдов, мы действительно заметили характерную фигуру ученого. Однако профессор Маракот бежал. Бежал с проворством, вовсе ему не свойственным. Впрочем, известно, что даже далекий от спорта человек способен установить рекорд, когда им движет страх. Протягивая руки, словно моля о помощи, то и дело спотыкаясь и оступаясь, преодолевая сопротивление воды, профессор из последних сил стремился спастись от неведомой нам опасности. Вскоре выяснилось, что бежал он не зря: за испуганным исследователем гнались три ужасные твари — три огромных, величиной с собаку породы ньюфаундленд тигровых краба с характерными черными и белыми полосами на панцирях. К счастью, преследователи и сами не отличались скоростью передвижения, а по мягкому океанскому дну неуклюже ковыляли боком ничуть не быстрее своей объятой ужасом жертвы. Однако хищные существа намного лучше справлялись с привычными условиями обитания, а потому, если бы не вмешались наши друзья, через несколько минут вонзили бы в добычу огромные клешни. Доблестные защитники бросились на чудовищ с заостренными посохами, а Мэнд включил мощный электрический фонарь, который всегда носил на поясе, и направил луч яркого света в страшные морды. Крабы тут же нырнули в заросли и пропали из виду. Тяжело дыша, профессор Маракот в изнеможении опустился на выступ кораллового рифа. Опасное приключение лишило его сил. Придя в себя, ученый рассказал, что проник в заросли в надежде добыть редкий вид рыбы химеры (также известной как «морской заяц») и случайно угодил прямиком в гнездо хищных тигровых крабов. Испугавшись, он изо всех сил побежал прочь, однако свирепые беспозвоночные тотчас организовали погоню. Продолжить путь профессор смог только после обстоятельного отдыха, да и то с посторонней помощью. Последовавший за базальтовыми скалами отрезок маршрута привел нас к цели. Расстилавшаяся вокруг серая долина изобиловала холмами и заметными своей высотой очертаниями зданий, доказывавшими, что под слоем ила погребен древний полис. Если бы выжившие жители Атлантиды не откопали вход в погрузившийся под воду город, он бы навсегда погиб под донными отложениями — точно так же, как после трагического извержения Везувия города Помпеи и Геркуланум были погребены под толстым слоем пепла. Вход этот представлял собой длинный наклонный коридор, переходивший в широкую улицу, по обе стороны которой возвышались некогда величественные, но пострадавшие от времени и воды здания. Теперь стены древних сооружений местами потрескались и обвалились, так как были построены не из такого прочного материала, как место обитания подводных жителей. Однако интерьеры многочисленных комнат сохранились почти в первозданном виде — такими, какими выглядели до катастрофы, — конечно, если не учитывать возникших под воздействием океана разнообразных изменений. Иногда эти изменения украшали комнаты, но чаще уродовали. Провожатые не позволили нам исследовать первые попавшиеся по пути дома, а повели дальше, к грандиозному сооружению: центральной цитадели или крепости, вокруг которой вырос весь город. Величественные колонны, пилоны, скульптурные карнизы и фризы, помпезные лестницы этого необыкновенного дворца превосходили красотой все, что мне довелось видеть прежде, на земле. При ближайшем рассмотрении цитадель напомнила руины, оставшиеся от храма Карнака в египетском городе Луксоре. Удивительно, что украшения и полустертые барельефы в точности повторяли детали впечатляющих развалин на берегу Нила, а колонны с капителями в виде лотосов полностью совпадали с египетскими древностями. Поверьте, удивительно и незабываемо ступать по мраморным мозаичным полам обширных залов, восхищаться украшающими пространство искусно изваянными статуями и в то же время видеть, как увидели в тот день мы, скользящих над головой длинных серебристых угрей и множество разнообразных рыбешек, в страхе разбегающихся прочь от яркого луча фонаря. Мы медленно переходили из зала в зал, с радостью замечали каждое свидетельство былой роскоши, а время от времени с огорчением встречали признаки того безудержного сладострастного распутства, которое, согласно сохранившейся на протяжении тысячелетий легенде, навлекло на людей гнев богов. Одна небольшая комната поразила взоры чудесной отделкой из перламутра, даже сейчас, по прошествии множества веков, сияющей в свете фонаря бесконечным разнообразием опаловых оттенков. Возле одной из стен возвышался помост из желтого металла с широким ложем из того же материала. Несомненно, очаровательная комната когда-то служила спальней королевы, но сейчас возле кровати обосновался отвратительный черный кальмар. Мерзкое раздутое туловище его вздымалось и опадало в медленном ровном ритме, напоминая по-прежнему бьющееся в центре порочного дворца злобное сердце. Я (и, как выяснилось впоследствии, мои товарищи тоже) обрадовался, когда провожатые вывели нас из цитадели, на ходу мельком показали разрушенный амфитеатр и направились к пирсу с маяком в конце, наглядно свидетельствовавшему, что в древности город служил не только столицей, но и портом. Скоро мы покинули средоточие дурных предвестий и вернулись на уже знакомую глубоководную равнину. Однако на этом череда неожиданных приключений не закончилась: по пути к дому случилось еще одно событие, встревожившее провожатых не меньше, чем нас самих. Мы уже почти подошли к двери, когда один из местных обитателей с тревогой показал наверх. Подняв головы, мы стали свидетелями необыкновенного зрелища. Внезапно из черного мрака появилась огромная бесформенная масса и начала стремительно спускаться, словно падая. Поначалу очертания неведомой субстанции выглядели смутными, однако как только она попала в луч фонаря, стало ясно, что к нам приближается мертвое тело огромной страшной рыбины, разорванное так, что вывалившиеся внутренности длинным следом тянулись за ней. Не оставалось сомнений в том, что газы удерживали останки в верхнем слое до тех пор, пока процесс разложения или зубы акул не разорвали тушу, не сохранив ничего, кроме мертвого веса, послужившего причиной стремительного падения на дно. Во время прогулки нам уже приходилось натыкаться на несколько начисто объеденных рыбами огромных скелетов, однако это существо до сих пор оставалось целым (если не считать безобразно выпавших кишок). Спутники наши попытались было оттащить нас в сторону, но вскоре поняли, что гигантская, способная убить туша пролетит мимо, успокоились и остались на месте. Защитная оболочка скафандров не позволила нам услышать удар, однако столкновение огромного тела с океанским дном наверняка оказалось чудовищным: мы увидели, что ил вокруг воронки взметнулся подобно тому, как на земле глубокая грязь разлетается вокруг места падения тяжелого камня. Огромное животное оказалось кашалотом длиной примерно в семьдесят футов, а по радостным жестам подводных жителей я понял, что находка оказалась весьма кстати: они без труда найдут разнообразное применение как спермацету, так и жиру. Пока, однако, люди оставили тушу кашалота в покое и направились к украшенному резьбой порталу, чему мы, еще не привыкшие к подобным путешествиям и приключениям невольные гости, чрезвычайно обрадовались. Спустя несколько минут, освободившись от защитных костюмов, все уже стояли на мокром полу входного зала. Судя по всему, прошло несколько дней (остается открытым вопрос, насколько точно нам удавалось следить за течением времени) после кинематографической демонстрации постигших нашу экспедицию испытаний, и гостеприимные хозяева устроили значительно более торжественное и впечатляющее представление подобного свойства, ярко и наглядно посвятившее нас в историю славного древнего народа. Не стану льстить себе утверждением, что сеанс был дан исключительно ради гостей. Полагаю, что здесь, в ковчеге спасения, подобные впечатляющие события происходят с некой периодичностью с целью поддержания коллективной памяти и патриотизма. Больше того, подозреваю, что нас всего лишь любезно допустили к участию в одной из частей длительной и сложной религиозной церемонии. Тем не менее подробно опишу все, что в тот знаменательный вечер произошло на моих глазах. Нас привели в уже знакомый амфитеатр, где не так давно профессор Маракот убедительно и подробно демонстрировал на экране наши приключения. Зрители уже собрались и терпеливо ждали начала, а нам, как и в прошлый раз, предоставили почетные места в первом ряду, непосредственно перед большим светящимся экраном. После напоминающей некий патриотический гимн, вдохновенно исполненной хором громкой продолжительной песни, под бурные аплодисменты всех присутствующих на подиум вышел пожилой седовласый человек — должно быть, уважаемый историк или хроникер. Силой мысли почтенный ученый муж наглядно отобразил на экране историю славных дней Атлантиды, а затем постигшую народ жестокую катастрофу. Жаль, что мне не удастся передать живость и драматичность представленных просвещенным воображением впечатляющих картин. Мы втроем полностью утратили ощущение места и времени: настолько захватывающим оказался молчаливый, но чрезвычайно яркий, полный убедительных образов рассказ. Остальные зрители не менее глубоко переживали исторический процесс, стонали и плакали, наблюдая за трагедией своего отечества и гибелью множества людей. В первых сценах мы увидели древний континент в расцвете могущества и славы — таким, каким на протяжении многих тысячелетий, из поколения в поколение, его представляла благодарная память потомков. С высоты птичьего полета взорам открылась великолепная, богатая, бескрайняя страна. Это была щедро снабженная водой и искусно орошаемая земля с засеянными зерновыми культурами обширными тучными полями и процветающими плодовыми садами. Милые спокойные реки и очаровательные озорные ручьи соседствовали с поросшими густым лесом холмами, тихими прозрачными озерами и немногочисленными, но высокими и живописными горами. Повсюду, куда проникал взгляд, виднелись уютные деревни, процветающие фермы и роскошные богатые виллы. Затем внимание зрителей привлекла столица славного государства — великолепный город на берегу моря. В гавани теснились многочисленные галеры, на набережной вовсю велась торговля, а безопасность жителей надежно обеспечивали высокие, толстые крепостные стены с башнями и глубоким, наполненным водой рвом. Все вокруг было построено с гигантским размахом и рассчитанной на долгие века прочностью. На много миль от моря простирались многочисленные широкие улицы, а в центре города возвышался обнесенный зубчатой стеной замок — величественный и грозный, внушавший почтение и казавшийся воплощением самой смелой мечты. Мы увидели живших в золотом веке людей: умудренных глубокими знаниями и разнообразным жизненным опытом старцев, мужественных воинов, верных своему долгу благочестивых священнослужителей, красивых достойных женщин, прелестных юных дев и милых детей. Все эти люди представляли апофеоз человечества. Затем радостная картина счастья и процветания сменилась эпизодами совсем иного, печального свойства. Нас смутили и заставили страдать наглядные рассказы о войнах. Постоянные кровавые битвы бесконечно продолжались повсюду: как на суше, так и на море. Не ведавшие пощады воины жестоко давили мощными колесницами нагих беззащитных людей. Покрытые броней безжалостные всадники топтали мирных жителей копытами обезумевших от вида и запаха крови коней. Победители алчно разворовывали несметные богатства; причем чем больше они грабили, тем безобразнее и страшнее становились на экране их лица. Поколение за поколением жители Атлантиды утрачивали вечные гуманистические ценности, опускаясь все ниже и ниже по лестнице морали. Стали отчетливо заметны следы нравственной деградации, распутства и разложения нравов. Иными словами, возрастание богатства повлекло за собой не возвышение, а трагическое падение духа. Благородные спортивные игры прошлого сменились грязными, основанными на кровавых побоищах зрелищами. Простой и спокойной семейной жизни более не существовало, разум детей и юношей не воспитывался благородным учением. Нашим взорам предстали пустые суетливые люди, бестолково мечущиеся в поисках все новых развлечений и удовольствий, не находящие желанной добычи и все же мечтающие обрести радость в более сложной, изощренной, неестественной форме. Появились два противоположных класса. С одной стороны, это были обладатели несметных богатств, стремившиеся исключительно к чувственным наслаждениям. С другой стороны, в противовес им возник многочисленный низший слой обнищавших людей, чья функция в обществе ограничивалась удовлетворением развращенных желаний алчных хозяев жизни. Но вот наконец мысль историка унесла зрителей к новым временам. Появились смелые реформаторы, стремившиеся убедить заблудший народ покинуть порочный путь и вернуться к прежним высоким идеалам. Мы увидели честных самоотверженных людей, неустанно распространявших идеи достойной, облагороженной трудом жизни. Однако те, кого они старались спасти, лишь издевательски смеялись в ответ и презрительно прогоняли надоевших учителей. Особенно злобно оскорбляли наставников жрецы бога Баала — служители злобного мрачного культа, позволившие формальным церемониям постепенно вытеснить традицию искреннего духовного развития и занять ее место. Именно эти люди возглавили оппозицию мудрым бесстрашным реформаторам. Однако борцы за справедливость не собирались сдаваться и не хотели признавать собственное поражение. Напротив, они стойко продолжали предпринимать героические, хотя и напрасные попытки спасти свой народ, не уставая предупреждать об опасности отступления от праведных заветов предков. Лица их приобрели мрачное и даже грозное выражение, словно перед умственным взором пророков стояли ужасные видения. Кое-кто слушал проповеди, задумывался и пугался мрачных предсказаний, но подавляющее большинство жителей Атлантиды отворачивались с грубым смехом и уходили прочь, чтобы еще глубже погрузиться в трясину порока. И вот наконец настало время, когда реформаторы поняли, что не в состоянии остановить духовный упадок своего народа, и покинули заблудших грешников, предоставив судьбе решать, насколько трагичной окажется их участь. Затем мы увидели на экране необычный образ одного из реформаторов — должно быть, самого яркого и талантливого наставника из когорты бесстрашных борцов за правду. Перед нами предстал человек удивительной физической, умственной и моральной силы — настолько мощный и властный, что с легкостью вел за собой преданных последователей. Он обладал значительным богатством, а также колоссальным влиянием и почти нечеловеческими способностями. Погрузившись в транс, пророк общался с высшими духами. Именно этот гений поставил великую науку своей страны — науку, значительно превосходившую наши современные достижения — на службу избавления от грядущей катастрофы и организовал возведение спасительного ковчега. Историк показал, как самоотверженно трудились соратники великого вождя, как стремительно росли прочные стены, хотя беспечные толпы зевак с издевкой наблюдали за строительством и злобно насмехались над требующими тяжелого труда, но бесполезными, по их мнению, предосторожностями. Находились люди, пытавшиеся открыто возражать провидцу, заявляя, что тому, кем движет бесконтрольный страх, было бы лучше поискать убежища в других, более безопасных землях. На эти провокационные рассуждения мудрец отвечал, что рядом живут люди, которых необходимо спасти, а потому он должен остаться на родине и достроить храм избавления. Закончив работу, вождь призвал своих верных последователей и увел их в ковчег, поскольку не знал, когда наступит конкретный день и час катастрофы, хотя высшие силы предупредили его о грядущем возмездии. Вот так случилось, что, завершив создание не пропускающих воду дверей и тщательно проверив герметичность сооружения, благородный Вард призвал родственников, друзей, верных последователей и преданных слуг собраться в безопасном месте и, обратившись к милостивым божествам, дождаться свершения приговора судьбы. И вот грозный час настал. Даже изображение на экране постигшей Атлантиду катастрофы повергло зрителей — в том числе и нас — в неописуемый ужас. Одному богу известно, насколько жестоко свирепствовала безжалостная стихия. Сначала мы увидели внезапно поднявшуюся из безмятежного океана невероятно высокую и грозную гору воды. Затем неизмеримая масса начала все быстрее и быстрее продвигаться к берегу: огромный, увенчанный бурлящей пеной холм стремительно приближался. Два пробивавшихся сквозь нагромождение валов небольших корабля тотчас превратились в щепки. Вскоре всесильная водяная гора докатилась до побережья и поглотила город: дома полегли под ней подобно злакам под ударом свирепого торнадо. Обезумевшие от приближения неминуемой смерти жители залезали на крыши и с искаженными ужасом лицами, искривленными криком ртами, полными слез глазами заламывали руки в ожидании неминуемой кончины. Те самые мужчины и женщины, что еще недавно смеялись над предупреждениями, считая их глупым вымыслом, сейчас с рыданиями молили богов о спасении, падали ниц или вставали на колени, в отчаянии воздевая руки к небесам. Добежать до стоявшего в отдалении ковчега уже не хватало времени, а потому все, кто мог двигаться, бросились к возвышавшейся на холме цитадели. Мощные стены тотчас почернели от людей, из последних сил пытавшихся оказаться как можно дальше от гибельной стихии. Но вот неумолимая вода подступила к возведенному на века роскошному сооружению: замок постигла страшная участь. Все вокруг начало стремительно погружаться в пучину волн. Бурные потоки проникли в дальние, самые укромные уголки; улицы тотчас превратились в глубокие реки; основание суши утратило былую прочность и распалось на части. При виде кошмарного погружения всего и вся ни мы, ни другие зрители не смогли удержаться от испуганных возгласов. Вскоре пирс раскололся надвое и затонул. Высокий маяк стремительно скрылся в глубине океана. Некоторое время крыши домов оставались на поверхности воды и выглядели чередой порождавших буруны каменистых рифов, но вскоре пропали и они. Цитадель осталась стоять на холме в полном одиночестве подобно гигантскому чудовищному кораблю, но потом казавшиеся нерушимыми стены накренились и скользнули в пропасть, унося с собой в отчаянье собравшихся на башнях, беспомощно размахивавших руками людей. И вот наконец трагедия завершилась. Поглотив целый континент, океан успокоился и снова безмятежно засиял под солнцем, не оставив на поверхности ничего живого, но сохранив разбросанные здесь и там признаки свершившегося возмездия: тела мертвых людей и животных, столы и стулья, плавающие шляпы и тюки с одеждой. Все это бесцельно покачивалось на легких равнодушных волнах, ожидая своей участи в бесконечном и едином процессе биологического разложения. Постепенно водная гладь очищалась от мусора, снова приобретая блеск и гладкость ртути, а спускавшееся к горизонту тусклое печальное солнце косыми лучами освещало разгневавшую Бога землю. История закончилась. Никто из присутствующих в зале людей не задавал вопросов: разум и воображение с легкостью дополняли недостающие фрагменты рассказа. Мы живо представили, как огромная территория некогда цветущей Атлантиды все глубже и глубже уходит в мрачную пучину; как на дне океана, создавая подводные вихри, конвульсивно вздыхает виновник катастрофы — мощный вулкан. Пред мысленным взором возник погрузившийся на дно Атлантического океана тот самый город, неподалеку от которого остался невредимым спасительный ковчег с горсткой потрясенных, но живых и благодарных судьбе обитателей. Теперь мы ясно поняли, каким образом наши добрые хозяева сохранили собственную жизнь, как научились пользоваться различными устройствами, созданными мудростью и творческой мыслью великого вождя Варда, как незадолго до своей смерти он передал им секреты безграничного знания, как община, объединившая полсотни уцелевших последователей гения, постепенно разрослась до размеров небольшого народа. Остро нуждаясь в новом пространстве, люди не нашли иного решения проблемы, кроме как углубиться в недра океанского дна. Без устали работая, они собственными руками создали обширный подземный город. Даже богатейшая библиотека в тысячи томов не смогла бы представить трагическую и в то же время жизнеутверждающую историю точнее и ярче, чем наглядные изображения и наши собственные логические выводы. Да, таковы предпосылки судьбы и такова судьба, постигшая великую землю Атлантиды. В далеком будущем, когда глубоководный ил затвердеет и превратится в меловые отложения, а новое дыхание природы вытолкнет погребенный город на поверхность, во время раскопок геологи обнаружат не кремний и ракушечник, а остатки исчезнувшей цивилизации и следы величайшей катастрофы древнего мира. Лишь одно обстоятельство осталось невыясненным, продолжая тревожить наше неугомонное сознание, а именно: сколько времени миновало после трагедии. Со свойственной ему находчивостью профессор Маракот изобрел метод приблизительной хронологической оценки. Среди многочисленных ответвлений огромного здания присутствовал обширный подвал, с самого начала подводной жизни служивший местом захоронения вождей. Подобно Египту и Юкатану, здесь с давних пор существовал обычай мумификации останков, а потому стены погребального зала сохранили бесконечные ряды ниш, где покоились печальные свидетельства прошлого. Мэнд с гордостью показал последнюю, пустующую нишу и дал понять, что она приготовлена для него. — Если вспомнить годы правления европейских королей, — сообщил профессор Маракот в своей блестящей научной манере, — то можно сосчитать, что в каждом из предшествующих веков монархов насчитывалось не меньше пяти, а порой и больше. Пожалуй, имеет смысл исходить в подсчетах из этого количества. Конечно, вряд ли можно надеяться на безусловную историческую точность, однако таким образом удастся получить приблизительные данные. Я сосчитал мумии: здесь их ровно четыреста. — Значит, после катастрофы прошло восемь тысяч лет? — Именно. Самое интересное заключается в том, что этот временной промежуток совпадает с хронологией Платона. Атлантида погибла еще до возникновения египетских письменных памятников, а их возраст составляет от шести до семи тысяч лет. Да, считаю, что нам посчастливилось собственными глазами увидеть убедительную реконструкцию трагедии, случившейся примерно восемь тысяч лет назад. Но, несомненно, создание той цивилизации, следы которой мы наблюдаем, само по себе потребовало периода продолжительностью в несколько десятков веков. Таким образом, — заключил профессор Маракот, и я в точности передаю вам его вывод, — мы расширили горизонт правдивой истории человечества до таких далеких пределов, о которых прежде не мечтал ни один, даже самый смелый ученый. Глава V Примерно через месяц (опять-таки, если верить нашим подсчетам) после посещения затонувшего города произошло в высшей степени удивительное, совершенно неожиданное событие. К этому времени мы уже решили, что приобрели стойкий иммунитет к любым потрясениям и что ни одна, даже самая необыкновенная новость не в состоянии нас поразить, однако реальность факта превзошла все, к чему могло подготовить воображение. Билл Сканлэн сообщил, что произошло нечто важное. Вы, конечно, понимаете, что к этому времени мы изрядно освоились в огромном ковчеге спасения. Знали, где располагаются общественные комнаты отдыха и залы развлечений; посещали концерты (надо заметить, что музыка здесь чрезвычайно сложна по внутренней своей структуре и необычна по форме) и не пропускали драматических постановок, где непонятные слова дополнялись живыми действиями и доходчивыми жестами. Иными словами, мы стали частью сообщества атлантов. Даже посещали различные семьи в их собственных жилищах. Таким образом, благодаря обаянию этих необыкновенных людей, а особенно привлекательности одной милой молодой леди, чье имя я уже упоминал, жизнь — во всяком случае, могу говорить о своей собственной жизни — приобрела новые краски. Мона была дочерью вождя Мэнда, и ее родные оказали мне теплое гостеприимство, преодолевшее все возможные преграды национальных и языковых различий. Если говорить о самом нежном из когда-либо существовавших на свете языков, то я не заметил противоречий между древней Атлантидой и современной Америкой. Полагаю, все, что способно понравиться девушке из колледжа Брауна в штате Массачусетс, порадует и мою даму сердца из подводного мира. Но вернемся к тому невероятному факту, о котором я начал рассказывать: однажды Билл Сканлэн явился в нашу комнату с новостью о великом событии. — Послушайте! Только что один из местных парней вернулся в таком волнении, что даже забыл снять защитный костюм и несколько минут лопотал зазря, прежде чем понял, что никто из окружающих его не слышит. А потом, уже вслух, долго-долго о чем-то рассказывал, едва не задыхаясь от возбуждения, и все бросились к выходу. Предлагаю пойти за ними, потому что, как пить дать, случилось что-то ужасно важное. Мы выбежали из комнаты и застали местных жителей в необычной спешке: обмениваясь отрывистыми жестами, они торопливо шагали — почти бежали — по коридору в сторону входного зала. Мы, конечно, присоединились к процессии, быстро надели прозрачные скафандры и следом за всеми вышли на дно океана. Возглавлял экспедицию тот из атлантов, кто принес взбудоражившее народ известие. Конечно, мы не успевали за привыкшими к ходьбе по глубокому илу подводными жителями, но, к счастью, многие из них освещали путь фонарями, давая возможность ориентироваться по свету. Маршрут снова пролегал мимо базальтовых скал и вел к тому месту, где стертые от долгого и частого использования ступени позволяли подняться на вершину холма. Преодолев довольно длинную и крутую лестницу, мы оказались на неровной вулканической площадке, густо усеянной зазубренными камнями и прорезанной замедлявшими продвижение глубокими расселинами. Наконец, с трудом выбравшись из лабиринта древней застывшей лавы, мы оказались на освещенной фосфоресцирующим сиянием круглой равнине, в самом центре которой лежал объект, от одного взгляда на который у меня захватило дух. Судя по выражению лиц, профессор Маракот и Билл Сканлэн испытали ничуть не меньшее потрясение. Наполовину уйдя в ил и накренившись, на дне океана покоился приличных размеров пароход. Труба его надломилась и повисла под странным углом, фок-мачта исчезла, но в остальном судно выглядело невредимым; больше того, казалось таким чистым и свежим, как будто недавно вышло из дока и отправилось в первое морское путешествие. Мы приблизились к корме и с изумлением прочитали отлично сохранившуюся, ясно заметную надпись на борту: «Стратфорд, Лондон». Могли ли мы представить, что родной корабль последовал за нами в Маракотову бездну? Разумеется, оправившись от первого потрясения, мы осознали, что ничего невероятного не произошло. Вспомнили, что опытный норвежский шкипер с тревогой заметил стремительно снижающиеся показания барометра и приказал немедленно свернуть паруса. Вспомнили и так некстати появившуюся на горизонте, внушавшую опасение тяжелую черную тучу. Судя по всему, наверху разыгрался жестокий шторм, и пароход не устоял против удара стихии. Надеяться, что кто-то из команды остался в живых, не приходилось: все спасательные лодки, точнее, их жалкие обломки, беспомощно свисали со шлюпбалок. Да и какая лодка способна выдержать ураган? Судя по всему, трагедия постигла «Стратфорд» не позже чем через час-другой после нашего собственного несчастья. Не исключено, что трос лота, который мы увидели, а я даже использовал в качестве почты, привязав к нему носовой платок, матросы едва успели поднять на борт и намотать на катушку, прежде чем разыгралась буря. Ужасная и в то же время причудливая судьба: потерянные для мира, мы все-таки остались в живых, тогда как те, кто оплакивал нас, погибли. Трудно было понять, дрейфовал ли пароход в верхних слоях океана, прежде чем затонул, или сразу ушел на дно и лежал там до той минуты, когда его обнаружил один из атлантов. Бедный капитан Хоуи — вернее, то, что от него осталось — мужественно продержался до самого конца. Он так и не покинул своего поста, мертвыми руками крепко вцепившись в перила. Кроме него, вместе с судном на дно опустились трое трудившихся в машинном отделении кочегаров. С помощью местных обитателей мы извлекли тела наших товарищей, погребли под толстым слоем ила и положили на могилы венки из водорослей. Рассказываю подробности в надежде, что весть об упокоении останков мужа хотя бы немного утешит миссис Хоуи в постигшем ее горе. К сожалению, имена кочегаров остались неизвестными. Пока мы отдавали последний долг погибшим морякам, местные жители деловито окружили пароход. Взглянув, мы увидели их повсюду: точно так же мыши облепляют головку сыра. Любопытство и возбуждение атлантов не оставило сомнений: наш многострадальный «Стратфорд» стал первым современным кораблем и уж точно первым пароходом, опустившимся на дно неподалеку от них. Позднее мы узнали, что находившиеся в защитных скафандрах кислородные аппараты действовали в течение нескольких часов, а потом требовали обстоятельной подзарядки. Следовательно, возможность исследования океанского дна ограничивалась определенным радиусом в несколько миль от центральной базы. Практичные, полные энергии люди сразу же принялись за работу, снимая с судна все оборудование, которое смогло бы принести пользу в хозяйстве. Сложный и долгий процесс утилизации по сей день не завершен. Мы же были рады вернуться в свои каюты и забрать сохранившиеся в относительно целостном состоянии вещи: одежду, книги и различные бытовые мелочи. Среди спасенных предметов самым ценным для нас оказался бортовой журнал, который капитан Хоуи прилежно заполнял изо дня в день. Последняя запись относится к трагическому дню нашей катастрофы и гибели «Стратфорда». Привожу цитату в оригинальном виде, без сокращений и каких-либо изменений: «3 октября. Трое храбрых, но безрассудных авантюристов против моей воли поступили по собственному разумению: в ими же построенном аппарате опустились на дно океана. К сожалению, погружение привело к тем печальным последствиям, которые я с тревогой предвидел. Да упокоит Господь души отважных безумцев. Они начали спуск в 11 часов утра, причем я сомневался в выборе времени, так как погода заметно портилась, угрожая шквалом. Сожалею, что не прислушался к голосу интуиции, но категоричный запрет лишь отсрочил бы неизбежную печальную развязку экспедиции. Прощаюсь с исследователями в твердой уверенности, что больше никогда не увижу ни одного из троих дерзких смельчаков. В течение некоторого времени погружение проходило спокойно, так что в 11:45 аппарат беспрепятственно опустился на глубину в 300 морских саженей и достиг дна. Профессор Маракот несколько раз беседовал со мной по телефону, сообщая, что все в порядке, а потом я внезапно услышал его отчаянный крик и ощутил непомерную нагрузку на трос. Спустя пару мгновений стальной трос оборвался подобно тонкой нити. Судя по всему, аппарат оказался на краю очень глубокой впадины: незадолго до катастрофы профессор попросил меня медленно двигаться вперед. Воздуховоды продолжали действовать еще примерно с полмили, а потом тоже лопнули. После этого надежда на выживание профессора Маракота и его спутников — молодого ученого мистера Хедли и столь же молодого механика мистера Сканлэна — окончательно пропала. И все же необходимо отметить чрезвычайно странное обстоятельство, размышлять о котором сейчас не время, поскольку надвигающийся шторм требует немедленных действий. Опущенный на дно лот был поднят на борт и показал глубину в 26 600 футов. Груз, конечно, остался в океане, но каким бы невероятным ни казался факт, к фарфоровой чашке для сбора образцов был привязан носовой платок мистера Хедли, о чем свидетельствовала метка. Все члены команды испытали глубокое изумление; никто не сумел объяснить, каким образом могло произойти столь странное явление. Возможно, в ближайшее время поступят новые сведения, и тогда в следующей записи я сообщу важные подробности. Подождав несколько часов в надежде увидеть на поверхности воды какой-нибудь поднявшийся из глубины предмет, мы вытащили трос спускаемой камеры и увидели грубо оборванный конец. На этом заканчиваю: необходимо немедленно заняться подготовкой судна к грядущему столкновению со стихией. Барометр показывает 8,5, причем показания продолжают стремительно снижаться». Вот так мы получили прощальную весточку от погибших товарищей. Судя по всему, вскоре после этой записи пароход «Стратфорд» попал в губительный циклон и не выдержал смертельного удара. Мы оставались возле корабля до тех пор, пока духота в комбинезонах и тяжесть в груди не предупредили, что настало время срочного возвращения, поскольку кислород почти закончился. На обратном пути к дому произошло событие, наглядно показавшее подстерегающие подводный народ реальные опасности и объяснившее, почему, несмотря на значительный временной промежуток, численность атлантов оставалась столь небольшой. Вместе с греческими рабами в спасительном ковчеге насчитывалось не больше четырех-пяти тысяч человек. Когда мы спустились по ступеням и продолжили путь вдоль зарослей у подножия базальтовых скал, Мэнд с тревогой показал наверх и попытался знаками предупредить одного из соотечественников, оставшегося в отдалении на открытом пространстве. Одновременно и сам вождь, и все остальные бросились к скоплению больших камней и потащили нас за собой. Только оказавшись в укрытии, мы поняли, в чем заключалась причина внезапного испуга. На некотором расстоянии от нас очень быстро опускалась огромная рыбина необыкновенной формы. Она напоминала массивную плавающую перину — мягкую и толстую, с белым основанием и длинной красной бахромой. Именно сокращения этой странной бахромы толкали животное вперед и вниз. Ни глаз, ни рта заметно не было, но вскоре выяснилось, что чудовище отличалось редким проворством. Отставший атлант побежал к укрытию, но не успел спастись. Искаженное ужасом лицо показало, что он уже осознал свою судьбу. Жуткое существо налетело на жертву, обволокло со всех сторон и улеглось сверху, мерно пульсируя, как будто пыталось собственным телом раздавить кораллы в мелкий щебень. Трагедия произошла не дальше нескольких ярдов от нас, и все же от неожиданности и страха наши спутники застыли в оцепенении, полностью утратив способность к действию. Только отважный Сканлэн бросился к ужасному хищнику, вскочил на широкую, испещренную красными и коричневыми метками спину и с силой вонзил в мягкую плоть острый конец металлического посоха. Я тут же последовал за Биллом, а вскоре профессор Маракот и все остальные дружно атаковали животное, которое медленно уползло, оставив за собой липкий маслянистый след. К сожалению, помощь наша опоздала: нападение огромной рыбины нарушило целостность прозрачного скафандра, и атлант захлебнулся. Мы отнесли тело погибшего в ковчег, а день траура нежданно-негаданно стал для нас троих днем триумфа, ибо готовность быстро и отважно броситься на помощь заслужила всеобщее уважение. Что же касается огромной хищной рыбины, то профессор Маракот без труда определил ее как хорошо известное ихтиологам животное под названием манта, или морской дьявол; правда, невиданно большого размера. Я рассказываю о морском дьяволе потому, что это существо послужило причиной трагедии, но мог бы написать и, возможно, еще напишу целую книгу о тех удивительных животных, которых нам троим довелось увидеть здесь, на океанском дне. В глубоководной фауне преобладают два цвета: черный и красный, в то время как растительность имеет очень бледный оливковый оттенок и настолько прочную структуру, что тралы не способны забрать образцы. Поэтому в науке сложилось убеждение, что дно океана пустует. На самом же деле многие виды морских обитателей отличаются необыкновенной прелестью, а другие настолько гротескны в своем уродстве, что кажутся нам бредовыми образами, и при этом до такой степени опасны, что с ними не сравнится ни один из земных хищников. Мне довелось встретить черного электрического ската длиной в тридцать футов, с ужасным клыком на хвосте, один удар которого способен убить океанское существо большого размера. Однажды я увидел похожего на лягушку зверя с выпученными зелеными глазами, в действительности представляющими собой разинутый рот со скрытым за ним огромным желудком. При столкновении с этим хищником остаться в живых можно только имея наготове электрический фонарь: отвратительная тварь боится света. Увидел я слепого красного угря, который неподвижно лежит среди камней, убивая неосторожную жертву ядовитой струей, а также гигантского морского скорпиона — одного из самых ужасных глубинных обитателей — и даже шныряющую в густых водорослях рыбу миксину. Однажды мне посчастливилось встретить настоящего морского змея — существо, которое чрезвычайно редко появляется перед человеком, потому что живет на огромной глубине, а на поверхности показывается исключительно в тех случаях, когда его выталкивают подводные катаклизмы. Пара этих драконов проплыла мимо нас с Моной, заставив трусливо спрятаться в зарослях ламинарии. Они оказались огромными: примерно в десять футов высотой и двести футов длиной, с черной спиной и серебристо-белым животом, с выступающим вертикальным плавником и маленькими, не больше бычьих, глазами. Подробным описанием этих и других глубоководных чудищ неутомимо и самозабвенно занимается профессор Маракот. Остается надеяться, что ценный научный труд когда-нибудь попадет на землю и будет издан. В подводном мире недели плавно сменяли одна другую. Жизнь текла очень приятно, тем более что постепенно мы осваивали древний язык и, следовательно, приобретали возможность все увереннее и свободнее общаться с новыми соседями. В ковчеге постоянно возникали как новые темы для научного изучения, так и новые возможности для досуга и развлечения. Профессор Маракот уже настолько глубоко погрузился в древнюю химию и так обстоятельно постиг тайны важнейшей из наук, что утверждает: если удастся передать накопленный опыт на землю, то основы современного естествознания претерпят поистине революционные изменения. Среди прочих достижений важнейшее открытие заключается в том, что подземные жители научились расщеплять атом! Хотя выделяемая в результате процесса энергия оказалась меньше, чем ожидали наши ученые, ее вполне хватило для создания огромного запаса. Знания атлантов о природе и свойствах эфира также намного превышают земные. Достаточно отметить, что поразительная передача мыслей на расстояние с последующей трансформацией их в изображения, позволившая нам поведать свою историю и наглядно познать трагическую судьбу Атлантиды, стала возможной благодаря обращенным в материю преобразованиям эфира. И все же, несмотря на глубокие и разносторонние знания, многие современные научные достижения остались неведомыми гениальным предкам атлантов. Привилегия наглядно продемонстрировать данный факт выпала Биллу Сканлэну. Несколько недель подряд он пребывал в состоянии с трудом сдерживаемого возбуждения: изо всех сил скрывал какой-то важный секрет и постоянно усмехался собственным мыслям. Все это время мы видели приятеля лишь урывками, потому что механик был неизменно занят и общался лишь с одним человеком: с отвечавшим за работу машин и приборов толстым веселым атлантом по имени Бербрикс. Несмотря на то что их общение происходило главным образом посредством мимики, жестов и взаимного похлопывания по плечу, Сканлэн и Бербрикс крепко подружились и вместе занялись каким-то таинственным делом. Однажды вечером Билл явился в нашу комнату, сияя гордой улыбкой. — Знаете ли, профессор, — обратился он к Маракоту. — Я тут кое-что придумал и хочу поделиться своим изобретением с местными жителями. Они-то показали нам пару удивительных штуковин, так почему бы не ответить тем же? Что, если завтра вечером собрать всех на представление? — Джаз или чарльстон? — с иронией уточнил я. — Чарльстон здесь ни при чем. Подожди немного, Хедли; скоро увидишь результат своими глазами и тогда поймешь, о чем я толкую. Ей-богу, фокус просто потрясающий! Но больше не скажу ни слова. Вот так-то, приятель. Мы тоже кое-что можем! Я создал полезную вещь и хочу вручить ее людям в знак благодарности за спасение. Следующим вечером сгорающий от любопытства подводный народ собрался в главном зале. На подиум поднялись гордые, довольные собой изобретатели — Сканлэн и Бербрикс. Кто-то из них нажал на кнопку и… честное слово, изумлению нашему не было предела! «Говорит Лондон. Трансляция на Британские острова, — услышали все собравшиеся. — Передаем прогноз погоды». Далее последовало обычное описание атмосферного давления и рассказ о приближении антициклона. «Сообщение о важнейших событиях. Его королевское величество сегодня утром открыл новое крыло детской больницы в Хаммерсмите». И так далее и тому подобное в знакомом и привычном ключе. Впервые нам удалось снова заглянуть в повседневную жизнь Англии с ее обычными заботами и отважно решаемыми проблемами; с несгибаемым духом, ссутулившейся под тяжким гнетом военных долгов, но по-прежнему крепкой спиной. Затем последовали зарубежные новости и новости спорта. Старый мир продолжал привычное существование. Друзья-атланты внимали изумленно, не понимая ни слова чуждого языка. Но когда после выпуска новостей оркестр гвардии грянул марш из оперы Вагнера «Лоэнгрин», слушатели восторженно встрепенулись, бросились на сцену, отдернули занавес и даже заглянули за экран в надежде обнаружить источник музыки. Да, Билл Сканлэн действительно сумел оставить неизгладимый, а возможно, и вечный след в истории подводной цивилизации. — Ничего особенного, сэр, — скромно заявил механик впоследствии. — Жаль, что соорудить трансляционную станцию мне так и не удалось. Для этого здесь нет необходимых материалов, а у меня, признаться, не хватает мозгов довести все до кондиции. Но в свое время, еще дома, я смастерил двухламповый приемник, во дворе между бельевыми веревками установил антенну и получил возможность принимать любую радиостанцию Соединенных Штатов. Было бы смешно, если бы при таком прогрессивном развитии электричества, как здесь, да еще с такими молодцами-стеклодувами мы с Бербриксом не сумели бы соорудить какую-нибудь полезную штуку для ловли радиоволн, тем более что в воде они распространяются ничуть не хуже, чем по воздуху. Когда раздался первый сигнал, старик Бербрикс едва не хлопнулся в обморок, но потом додумался, как это работает. Так что теперь у нас появилась постоянная связь с земным миром. Среди достижений химиков Атлантиды следует упомянуть получение газа в девять раз легче водорода. Профессор Маракот дал веществу название «левиген». Именно успешные эксперименты наставника подали нам идею отправить на поверхность океана стеклянную сферу с рассказом о нашей судьбе. — Я убедил Мэнда в необходимости осуществить задуманное, а вождь дал соответствующее задание стеклодувам. Через день-другой сфера будет готова, — буднично сообщил профессор. — Останется лишь наполнить ее левигеном и отправить наверх. — Но как же поместить внутрь сообщение? — с недоумением спросил я. — Конструкцией предусмотрено маленькое отверстие для подачи газа. Сквозь него при должном старании можно будет пропихнуть плотно свернутые листы бумаги. А потом искусные мастера запаяют отверстие, сделав сферу герметичной. Уверен, что наполненный легчайшим газом прозрачный шар поднимется на поверхность океана. — И будет целый год болтаться по волнам, оставаясь незамеченным, — скептически добавил Сканлэн. — Вполне возможно. Но стекло отражает солнечные лучи, чем может привлечь внимание. Наш пароход стоял на пути между Европой и Южной Америкой, так что если отправить сразу несколько сфер, то хотя бы одна да попадет к людям. Вот таким способом, дорогой Толбот или кто-то другой, читающий мое повествование, вы и получили это письмо. Но за первым изобретением скрывается по-настоящему судьбоносный замысел, идея которого родилась в плодовитом уме американского механика. — Послушайте, друзья, — начал Билл Сканлэн своим обычным обращением, когда мы втроем сидели в комнате, которую уже считали своим домом. — Не скажу напраслины: здесь, конечно, здорово. Выпивка отличная, кормежка — лучше не бывает! К тому же я встретил девчонку, по сравнению с которой все мои подружки из Филадельфии не стоят ровным счетом ничего. И все же порой хочется верить, что когда-нибудь удастся снова увидеть Божий мир. — Верить и надеяться никто не запретит, — заметил я. — Вот только непонятно, как осуществить нашу общую мечту. — Видишь ли, Хедли, если эти стеклянные шары с газом смогут поднять на поверхность письмо, то почему бы им не поднять и нас самих? Не думай, что я несу чушь. Я уже все обдумал. Представим, что можно соединить три-четыре шара вместе, чтобы создать хорошую тягу. Смекаешь? Потом мы наденем подводные скафандры с достаточным запасом кислорода и залезем внутрь или привяжем себя снаружи. И вот, наконец, как только получим сигнал о готовности прибора, перережем трос и начнем быстро подниматься. Что, по-твоему, сможет остановить нас на пути к поверхности? — Например, акула.