Воодушевление охватывает меня с ног до головы, и я, не скрывая, улыбаюсь, когда гости собираются уезжать. Меня не заботит мысль, из-за чего они делают это в сумерках пред самой ночью, когда обычно в путь отправляются утром, чтобы солнце светило в дороге. Не спрашиваю матушку, почему в поездку собираются только князь и княжна с малочисленными дружинниками. Не интересуюсь, с чего это половина прибывших с ними гостей остается у нас в усадьбе. И даже не донимаю Валада вопросом, почему на наших гостях простые одежды, будто не князь перед нами, а мелкий помещик с дочерью. Я слишком рада их отъезду и не прислушиваюсь к разговору между отцом и князем Радовидом. Не задумываюсь о спешке, в которой происходит прощание. Обычно таких гостей провожает весь двор, а тут собрались разве что наша семья да немногочисленная стража. На протяжении всего следующего дня я веселюсь, играя с братом во дворе. Солнце уже достаточно греет, и няни позволяют сменить парчовые кафтаны на более лёгкие одежды. Цветы распускаются, а птицы щебечут весь день. И с той же довольной улыбкой я ложусь спать, чувствуя, как беспокойство от присутствия Алии отпускает меня. Я даже почти не вспоминаю, что Валад и ей подарил лунницу, но красивее: из настоящего золота и морского жемчуга. Я просыпаюсь от криков и громыхания, словно наш дом разваливается по кускам. Грохот обваливающихся деревянных балок перемешивается с треском огня. Вопли сопровождаются руганью и стонами. Я хочу позвать кого-нибудь, чувствуя в воздухе запах гари, но страх сковывает горло. Я трясусь и сползаю с кровати. Нас с Валадом уже несколько лет как расселили по разным комнатам, и впервые моя спальня навевает на меня всепоглощающий ужас. Я шарю в поисках одежды, прямо на ночное платье надеваю кафтан, зная, что хоть и весна, но вечерами ещё холодно. Деревянный пол вибрирует от топота ног, словно все уже давно проснулись. Меня трясёт, пока я стараюсь как можно незаметнее выйти из комнаты, чтобы найти брата и родителей. В коридоре ещё сильнее пахнет дымом. Крики слышны громче, я прижимаюсь спиной к стене и медленно иду к спальне Валада. Ноги еле передвигаются, но как только крики на первом этаже немного стихают, я бросаюсь вперёд по коридору. Ввалившись в знакомое помещение, я тут же спотыкаюсь обо что-то и падаю прямо на пол, сильно ударяясь подбородком. Я не замечаю болезненного зуда от ссадин и слабо идущую кровь, пугливо оглядываю разгромленную спальню. Сундуки разорены, стул сломан, одеяло сброшено, а постель пуста. С улицы через окно сочится пляшущий по стенам и потолку оранжевый свет. – Ва-ала-ад, – дрожащим голосом зову я, гадая, мог ли брат спрятаться под кроватью или в шкафу. Пригибаюсь, заглядывая в сумрак под столом. Из-за огня снаружи в комнате достаточно светло, чтобы я могла ошибиться. Брата здесь нет. Моё внимание привлекает блеск на полу, наполовину прикрытый сброшенным одеялом. Тянусь, чтобы взять, но пальцы тонут в чём-то вязком. Вопль из горла вырывается раньше, чем я понимаю, что меня пугает. Отдергиваю руку и продолжаю вопить, глядя на красные разводы. Кровь растекается по ладони, капая на одежду. Пытаясь стряхнуть её и избавиться от вязкого ощущения, я судорожно трясу рукой. – Княжна! Я замолкаю, услышав знакомый голос Ольги, оборачиваюсь к няне и моментально начинаю всхлипывать. – Бежать нужно, Вела! – на ней нет привычного платка, светло-русые волосы, обычно заплетённые в аккуратную косу и уложенные вокруг головы, растрепались. На лице следы грязи и чёрные разводы. Она хватает меня за руку, рывком поднимает на ноги и тянет наружу. Ольга только кажется спокойной, её пальцы до боли сжимают моё запястье. Она напряжённо прислушивается, прежде чем выйти, и нервно дёргается от скрипа половиц под собственными ногами. – Ва-а-алад, – жалобно лепечу я сквозь всхлипы, не в силах задать вопрос целиком. – Нет больше княжича, Вела, – сочувственно, но прямо отвечает няня. – Нужно найти князя и твою матушку. Я не понимаю, что значит её ответ. У меня есть брат, как его может не быть? Не успеваю задать этот вопрос или упереться ногами в пол и воспротивиться. Как она может так говорить?! У меня есть брат! С первого этажа валит дым, ползёт вверх, упирается в потолок и распространяется по коридору. Я кашляю, и Ольга практически тащит меня за собой по лестнице. Я едва успеваю переставлять ноги, чтобы поспевать за ней, но всё-таки спотыкаюсь на последней ступеньке, после чего Ольга подхватывает меня на руки. Оказываясь выше, невольно вдыхаю больше дыма, вновь захожусь в кашле, а глаза слезятся, и я почти перестаю что-то видеть. На первом этаже намного жарче, я плачу теперь уже от страха перед огнём. Ольга бежит через просторную столовую, через сени бросается прямо к главному выходу. Толкает дверь. Снаружи нас накрывает гам криков и ругани, треск огня, звуки драки и ржания лошадей. Какофония оглушает, я не понимаю ни слова из приказов, что выкрикивают мужчины. Прохладный ночной воздух вначале приносит облегчение, но после тело покрывается мурашками. Огонь, кажется, полыхает со всех сторон. Наши бани, оружейная и даже конюшня горят. Кто-то выпустил животных, и обезумевшие от страха лошади носятся по двору, пытаясь подальше убраться от пламени и людей со сталью. Кто-то толкает Ольгу, и, вместо того чтобы спуститься по лестнице, мы валимся вниз. Няня выпускает меня из рук, и я со стоном падаю прямо в грязь. Красивый двор превратился в разруху. Разрыхлённый копытами чернозём перемешан с водой, которой пытались тушить пожар, ползущий по одной из стен нашей усадьбы. Я поднимаю голову и с визгом отползаю подальше от мёртвого тела с отрубленной рукой. Оборачиваюсь на Ольгу, но та воет, держась за сломанную ногу. Меня тошнит от вида кости, торчащей наружу. Плач няни длится недолго. Мужчина протыкает мечом её горло, и та затихает. Я не могу вымолвить и слова, не могу сомкнуть веки, чтобы скрыться от развернувшейся картины и забыть увиденное. – Здесь княжна! – кричит тот же мужчина кому-то позади себя. – С княжичем разобрались, а её можно с собой взять. – Что за княжна? – спрашивает другой, добивая человека на земле. – Ашорская, коса чёрная. Сератскую пока ищем, – отвечает убивший Ольгу и подходит ближе. Он не из людей отца, я его не узнаю. Незнакомец хватает меня за кафтан, хочет взвалить на плечо, но я брыкаюсь и воплю ему прямо в ухо. – Проклятые черти! Я чуть не оглох, – ругается он, роняет меня обратно в грязь и хватается за больное ухо, проверяя, не пошла ли кровь. Я со всей силы бью его по колену, тот охает, а я, пользуясь моментом, переворачиваюсь и убегаю. Огибаю усадьбу слева и попадаю на просторный задний двор, но здесь ещё хуже. Множество людей сражаются, а ещё больше уже мертвы. Один из мужчин пытается схватить напуганного коня, но животное бьёт человека копытами, и тот падает. А после конь в ужасе топчет его, ломая кости. У меня перехватывает дыхание от вида треснутого черепа. Плачу, верчу головой в поисках родителей и брата. Кто-то оттягивает меня за кафтан назад, чудом уберегая от копыт другой лошади. Я валюсь на горящую балку и кричу, когда волосы вспыхивают от огня. Тот же человек грязной тканью бьёт меня по спине и плечам. Огонь перекидывается на мой кафтан и лижет шею сзади. Я отбиваюсь, не сразу понимая, что мужчина сбивает пламя с моей одежды. – Вела! Княжна! Почему ты не с отцом?! – он хватает меня за плечи, поворачивая к себе лицом. Я пытаюсь сосредоточить взгляд на говорящем, но меня трясёт, а лицо будто свело судорогой. Я не могу произнести и слова от увиденного ужаса. Голос человека мне кажется знакомым. Он не пытается меня убить, и я стою смирно, пока слёзы текут по щекам. – Твой отец на другой стороне, княжна. Ближе к кузнице! Илья! – кричит он, поворачивая голову в сторону. – Отведи Велу к князю! – Хорошо! Однако Илья не успевает сделать и пары шагов, как на нас нападают другие. Мужчина передо мной резко толкает меня в грудь, я падаю назад, пока он блокирует чужую сталь, занесённую над моей головой. Я делаю то же, что и раньше. Изворачиваюсь и убегаю. Решаю убежать как можно дальше от всего. Спрятаться, пока всё не успокоится, бегу в сторону кузницы, помня о сказанных словах. Где-то там отец. Не заметив препятствия, я в очередной раз оказываюсь на земле, нервно оборачиваюсь, проверяя, не гонится ли кто за мной, а опустив взгляд, замечаю, обо что я споткнулась. Все тела я обега́ла, а это не заметила, потому что оно в разы меньше. Мой продолжительный визг переходит в вой, а вой обрывается хрипом, когда я срываю голос, чувствуя кровь во рту. Я пытаюсь перевернуть Валада, но мне мешает топор в его спине. Стальное лезвие почти полностью вошло в тело. Я беззвучно плачу, упрямо поворачивая его на бок. Лёгкая рубаха на нём изорвана и в крови. Кожа прохладная, а глаза остекленевшие и мутные. Брат не дышит, а его губы не двигаются. Я трясу его, и голова Валада безвольно мотается по грязи. Силюсь позвать его, закричать, но из горла по губам пузырится кровь. Вскидываю голову, ищу отца среди дерущихся. Тот размашистым движением меча убивает вначале одного человека, а потом второго. Его рот открывается, пока он отдаёт приказы. Нас разделяет полоса огня из-за рухнувших берёз на нашем дворе. Охваченные пламенем деревья надломились и упали, продолжая догорать на земле. Я поднимаюсь на ноги, чтобы побежать к нему и рассказать про Валада, попросить отца ему помочь. Но делаю лишь шаг, и кто-то хватает меня за ногу. Я падаю прямо на соседнее тело, головой ударяюсь о металлическую пластину в броне и скатываюсь в лужу. Все звуки глохнут, когда лицом я оказываюсь в мутной воде. Всё кружится, я не могу пошевелиться. Вдыхаю, но вместо воздуха втягиваю носом грязную воду и начинаю ею захлёбываться. 7 Я перекатываюсь и тут же падаю с кровати на холодный пол. Удар выбивает из меня весь воздух. Хватаюсь за край кровати и подтягиваюсь, но вместо того чтобы встать, стремительно ползу и, к счастью, успеваю добраться до ведра. Меня выворачивает несколько минут, до тех пор, пока я не прощаюсь с жалкими остатками позднего ужина. И даже после этого спазмы продолжаются. Я знаю, что произошло в ту ночь. Многое мне объяснили и рассказали спустя пару недель. Сама же я мало что помнила из-за того удара головой, а теперь память решила вернуть мне воспоминания со всей чёткостью. Треклятая русалка. Всё из-за треклятой русалки. Нужно было убить её. Отодвигаю ведро и приваливаюсь к стене. Кожа покрыта холодным потом, ночная рубашка влажная, а волосы липнут к шее. Я пытаюсь размеренно дышать, чтобы угомонить сердцебиение. Оно настолько сильное, что всю грудную клетку колет, словно костяными иглами. Опираясь на кровать, поднимаюсь на трясущихся ногах, дохожу до сундука и роюсь в нём, раскидывая вещи в разные стороны. – Слава богине. Достаю кожаный мешочек с самого дна и шумно выдыхаю, отыскав старое лекарство. Стеклянные пузырьки звенят, пока я разматываю шнурок. Маковый отвар с вином. Всё в малых количествах, просто снотворное. Злоупотреблять маком нельзя, но сёстры сами разработали для меня рецепт и выдавали как лекарство только в самые трудные времена. Вначале оно требовалось мне несколько раз в неделю. На третий год обучения я пила его всего раз в месяц. А последние три года ни разу. Однако утром мне нужно будет пойти в лес. Жители жалуются на стоны и вопли. Судя по всему, нечисть завелась. Я не могу ставить жизнь других сестёр под угрозу, не будучи в форме. Морщусь от собственных глупых оправданий. Что бы я себе ни говорила, я просто боюсь лечь спать и снова вернуться в ту ночь. Откупориваю пузырёк, и знакомый запах тут же бьёт в нос. Мешкаю несколько секунд, последний раз прикидывая, могу ли обойтись без этого, но, осознав ответ, выпиваю всё за один глоток. * * * – Что случилось? – прямо в лоб спрашивает Ясна, когда я присоединяюсь к сёстрам на рассвете. Сегодня отправляемся я, Инга и Ясна. Старшая из нас – Инга – серыми глазами тоже оглядывает меня с ног до головы и хмурит брови. Внешне ей от силы двадцать пять, а на самом деле около пятидесяти. Она, единственная среди сестёр, постоянно состригает волосы до плеч, говоря, что с длинными неудобно. На фразу, что ни одна девушка или женщина в своём уме не отрежет добровольно косу, Инга только смеётся. Говорит, что это лишь оттого, что обычные девушки не знакомы с болью, когда упырь цепляется за косу, намереваясь в итоге впиться в глотку. Я вздыхаю и натягиваю кислую улыбку. Знаю, что одежда на мне чистая и опрятная, волосы расчёсаны, сапоги начищены, а топорик и меч на поясе закреплены как надо. Раз за разом я проверяла свой внешний вид, чтобы даже на лёгком красном кафтане не было и пятнышка, но сёстры каким-то образом всё подмечают. – Что меня выдало? – Ты улыбалась, пока шла к нам, – язвительно отвечает Ясна. – В такую рань обычно ты не улыбаешься. – Может, у меня хорошее настроение, – с такой же язвительностью отвечаю я. – Глаза, подведённые сурьмой, – отвечает Инга. – Ты всегда так пыталась скрыть потемневшие белки глаз после мака. На контрасте они кажутся светлее, но мы тебя знаем. Я недовольно сдуваю выбившуюся прядь волос с лица. – Просто признайся, если пила настойку, – серьёзно добавляет Инга. – Пила. Ясна открывает рот, чтобы вновь высказать, как она не одобряет такой способ избегать прошлого, но Инга, как старшая, останавливает её взмахом руки. – Ты уже взрослая, Вела. То, что у тебя осталось, – это последнее. Больше мы тебе мак с вином делать не станем. Ты должна справиться с этими демонами. Я не хочу видеть, что моя сестра, достигшая таких высот в нашем деле, сломлена ночными кошмарами. Ты сильнее своих воспоминаний, помни об этом, хорошо?