– Ей уже больше ста лет! Представляешь, Веледара? – восклицает девушка, привлекая моё внимание, и я опять во все глаза смотрю на Сильвию. – Сто тридцать один, если быть точной! – поправляет Сильвия, ловко вскидывая ногу в стремя и садясь в седло. – Она одна из немногих, кто считает каждую свою зиму и ещё умудрилась не сбиться со счёта, – закатывая глаза, вливается в разговор другая Мара. – Меня зовут Руслана. Сейчас я третья по старшинству. Я киваю ей и несмело улыбаюсь, а потом и остальные называют мне свои имена. Я стараюсь их запомнить, благодарная, что они притворяются, словно не замечают появившихся слёз в моих глазах. Сестра, представившаяся Мирой, помогает мне забраться в седло. Я умею ездить верхом, но почти не делала этого последний год. Мы разворачиваем лошадей и неспешным шагом направляемся на юго-восток. Я никогда не была в той стороне и тем более никогда не ездила к святилищу богини Мораны. Не могу разобраться в своих чувствах, понимая, что впредь храм будет моим новым домом, а страшные твари вроде упырей из сказок моего покойного брата станут моей повседневной реальностью. * * * Дорога от родного Ашора до храма занимает у нас около полутора недель. Мары не торопятся. Мы наслаждаемся тёплой золотой осенью, заезжаем в деревни, где все рассматривают меня с поразительным любопытством и постоянно предлагают сладости или напитки, стоит мне только задержать взгляд на каком-нибудь доме или лавке торговца. Я с недоумением рассматриваю свой новый, подаренный Марами плащ, понимая, что именно он так влияет на людей. Теперь я одна из Мар, и люди надеются, что за помощь мне они получат благословение и лучшее перерождение от Мораны. Вначале я неловко отказываюсь от всего предложенного, но сёстры рассказывают, что, отказывая в принятии гостинцев, я отказываю им в милости. Устыдившись, я собираю всё, а Ясна смеётся, глядя, как я пытаюсь удержать многочисленные фрукты и свежий хлеб в руках. В этом году был богатый урожай, и люди особенно щедры на подарки. Моя жизнь Мары начинается с человеческой щедрости, изумительно тёплой погоды и многочисленных историй от новоиспечённых сестёр у костра по вечерам, и я начинаю думать, что зря страшилась новой жизни. – Подойди ко мне, Веледара, – внезапно зовёт меня к себе Сильвия, когда мы расположились на последний ночлег на поляне под открытым небом. По словам сестёр, в храм мы прибудем уже завтра, а сейчас, в сгущающихся сумерках, мы собрались вокруг тёплого огня, чтобы отужинать свежим хлебом и сыром из ближайшей деревни. Я уже привыкла к Марам и, моментально подчиняясь, усаживаюсь на землю перед старшей. Подбираю ноги под себя, ожидая какой-нибудь рассказ. Но Сильвия молчит, а постепенно и остальные замолкают, внимательно следя за нами. Старшая заправляет прядь моих волос за ухо и улыбается, разглядывая моё лицо. Мне неуютно под всем этим вниманием, но сёстры расслаблены, будто знают, что дальше не произойдёт ничего плохого. – Мы рассказали тебе о себе, Веледара. Поделились историями своих судеб, кто мы и откуда, – наконец говорит Сильвия. – Пришло твоё время рассказать нам о себе. Я неуверенно разлепляю губы, но поспешно закрываю рот. Они мне нравятся, среди них я чувствую себя в безопасности. Мне уже давно не доводилось получать такое количество внимания и искреннего интереса. Но и не хочу позориться, выдавливая невнятные звуки. За время пути я ещё ни разу не пробовала и теперь неожиданно страшусь жалости или отвращения на их лицах. – Всё ясно, – без единого намёка на разочарование кивает Сильвия и поворачивается к сёстрам. – Ясна, достань мазь и чистую ткань для перевязки. Руслана и Инга, принесите мне ледяной воды из ручья. Названные Мары поднимаются и без лишних вопросов отходят выполнить поручения. Сильвия приказывает мне повернуться, как только они возвращаются. Теперь я сижу спиной к старшей, а Ясна присаживается передо мной и сжимает мои ладони в своих руках. – Сильвия тебя вылечит, – уверенно заявляет она, пока старшая откидывает мои волосы вперёд, открывая шею. Ясна смеётся в ответ на мой недоверчивый взгляд. Несмотря на прошедшие годы, мне так и не удалось смириться с чувством раздражения и разочарования, когда я не в состоянии спросить о том, что хочу услышать. – Судя по твоему надутому виду, ты хочешь сказать, что твой отец – князь и не было лекаря, которого бы он ни приглашал, чтобы вылечить его дочь – княжну, – продолжает говорить Ясна, словно читая все мои мысли, отчего я недовольно выпячиваю губу. – Только твой отец никогда не приглашал Мару, Веледара. Потому что все знают, что Мары не подчиняются даже князьям. Да и чем Мары могут помочь при немоте? Если бы я могла издавать правильные звуки, то точно бы вскрикнула, но с губ срывается только долгий вздох, когда Сильвия касается моей шеи, что-то делает, и всё моё тело обмякает, наполняясь странной, приятной лёгкостью. Словно все кости вынули разом из моего тела, всё напряжение из мышц ушло, а тревоги растаяли вмиг. – Так я и знала. Одна нить слабая, повреждённая, – обсуждает с кем-то Сильвия. – Ты можешь это исправить? – интересуется Руслана. Я хоть и не вижу, что они со мной делают, но слышу, как остальные Мары подходят ближе, а Ясна продолжает успокаивающе поглаживать мои кисти. Я не чувствую прикосновения Сильвии к своему телу, но она что-то тянет, и я выпрямляюсь, будто меня тянут за невидимые… Нити Жизни. Моё дыхание само собой учащается, пытаюсь не паниковать и не дёргаться, зная, что одно неверное движение – и я могу умереть. – Всё хорошо, – успокаивает Ясна. – Обычно смертные только рады, если мы прикоснёмся к нитям жизни. Говорят, ощущения поистине превосходные. Однако мы сами такого не чувствуем. Разве что обмякаем и становимся чуть спокойнее. Сильвия не причинит тебе боли, Веледара. Она тебя вылечит. Я сглатываю, когда Сильвия за моей спиной начинает тихо напевать. Слова идут плавно, но ни одно из них мне незнакомо. Хочу кивнуть Ясне в знак того, что доверяю им, но вовремя вспоминаю, что лучше не шевелиться. Приятное тепло и умиротворение медленно окутывают меня с головы до ног. Мышцы, уставшие после дня в седле, расслабляются и перестают болеть. Страх исчезает, а воздух с забытой лёгкостью просачивается через нос по горлу, оставляя свежий привкус на языке. Немного хмурюсь, слыша, как Сильвия судорожно вздыхает за моей спиной, обрывая напев, но Ясна не даёт мне вертеться и опять привлекает внимание к себе. – Знаешь, имя твоё красивое, Веледара. Но очень длинное. Может, мы будем звать тебя как-нибудь покороче? Мой вздох громкий, а удары сердца отдаются в затылке, когда Сильвия возвращает мои нити на место. Я вновь контролирую всё своё тело, ощущаю возможность им управлять, а кончики пальцев рук и ног колет, словно кровь только сейчас начинает к ним приливать. Дыхание становится неровным и тяжёлым, как если бы я пробежала несколько раз вокруг княжеской усадьбы. – Вела, – неожиданно для себя самой выдавливаю я голосом, который мне незнаком. Он красивее, чем у меня был. – Мой брат звал меня Вела, – повторяю я, а мои глаза расширяются от осознания, с какой лёгкостью я произношу знакомые слова. Они щекочут мне нёбо, а язык впервые кажется невероятно послушным. Я оборачиваюсь, не зная, что и думать. – Тогда расскажи нам о своём брате, Вела, – улыбаясь, просит Сильвия, пока другие Мары промывают её обожжённую руку. 11 До окончания обучения за младшими Марами пристально следят. Например, сейчас мы хоть и сделали вид, что Злата может веселиться без оглядки на нас, но по правде продолжаем наблюдать, всё ли с ней хорошо и не намеревается ли кто-то дать ей хмельной мёд. Я же своё обучение завершила, поэтому без зазрения совести выпиваю целую кружку хмеля, а Ясна, вместо того чтобы предупредить о последствиях выпитого, охотно впихивает ещё одну полную кружку мне в руки. Юноши и девушки продолжают веселиться, а музыка играет не прекращаясь, подстёгивая молодых прыгать через костёр. Юноши охотно кричат и подбадривают некоторых девушек, когда те нерешительно мнутся, боясь прыгать через пламя. Вторую кружку я пью медленнее, растягиваю. Мне наконец становится веселее, а мысли об Ирае проскальзывают уже мимо моего сознания. Решаю стереть его из памяти, больше не попадаться косторезу на глаза и самой с ним не пересекаться. Нас едва ли можно назвать знакомыми, поэтому нет смысла портить друг другу праздник. Улыбаюсь, наблюдая, как несколько молодых людей пытаются привлечь внимание Ясны. Они даже не догадываются, что она примерно на пять-десять лет старше каждого из них и никакие сладкие комплименты не могут её ни смутить, ни удивить. Мира пришла не ради компании, а для самой атмосферы праздника и музыки. Злату всё-таки утаскивают в хоровод, и если вначале она стеснялась, то теперь позабыла о смущении и веселится вовсю. – Здравствуй, Мара, – тихо приветствует меня мужчина, когда я подхожу ближе к его дому. Он живёт на отшибе города вместе с несколькими другими людьми. Обычно здесь в меру тихо и спокойно, но в эту ночь из-за праздника жителям, чьи дома близко к реке, будет тяжело выспаться. – Здравствуй, Гаван. Местный кузнец. Я бы не дала ему больше сорока. У него удивительно молодое, обаятельное лицо, несмотря на тяжёлый подбородок. Длинные светло-русые волосы он собирает в низкий хвост, и я не раз размышляла, что, стоит ему сбрить короткую бороду, и он станет выглядеть в разы моложе, но без бороды я его ни разу не видела. Он знает меня и нескольких моих сестёр в лицо, поэтому отсутствие красного плаща не сбивает его с толку. Однако Гаван, как и многие, не знает моего настоящего имени. – Что-нибудь нужно или вы пришли только на праздник? – интересуется кузнец, перекладывая свежевыструганные стрелы в плетёную корзину. Он садится на скамью у стены своего дома и приглашает меня сесть рядом. – Только на праздник. Но если ты сделал новые топоры, то я всегда рада взглянуть, – говорю я, протягивая ему кружку с мёдом, захваченную для кузнеца заранее. Гаван благодарно кивает и принимает напиток. – Никто из Мар так не любит топоры, как ты, – усмехается он, а свет костра отражается в его карих глазах. – Странное оружие для девушки. – Я же Мара. – Даже для Мары. Я больше не спорю, так как Гавана в этом вопросе поддержит даже Ясна. Она тоже не разделяет моей любви к топорам. Я, в свою очередь, нахожу их очень полезными. Один точный удар в череп – и упырь прекращает двигаться. В целом не только упырь. Практически любая нечисть. Гаван – один из кузнецов, к которому мы обращаемся, когда нам нужно новое оружие. Также мы наведываемся к кузнецу в Триграде, они с Долкором к нам ближе всего. Ближайшие к храму деревни слишком маленькие для такого ремесла, а до больших городов ехать далеко. Теперь есть надежда, что Зарич вырастет в поселение побольше и там тоже появится талантливый кузнец. Но пока что работа Гавана нравится всем Марам без исключений. – Ты же совсем юна, а сидишь тут со мной, пока молодёжь веселится, – замечает он, шумно отхлёбывая из кружки. Я кисло улыбаюсь и повторяю за ним. Не успеваю ответить, как мы оборачиваемся на громкий всплеск. Несколько молодых людей скидывают девушек в воду, а потом смеются и прыгают сами. Девушки визжат и ругаются, вставая на ноги, и с недовольством рассматривают, как их мокрые сарафаны липнут к телам. Мы одновременно отворачиваемся, теряя интерес к этой привычной для Иванова дня картине. – Ты всё так же играешь? Может, стоит сменить инструмент? – меняю я тему, даже не скрывая наглую улыбку. – Почему все пытаются пристыдить меня ложками? – ворчит тот в ответ, но ему не удаётся скрыть смущение. – Восхитительный инструмент! А ведь каждое дерево имеет свой особенный звук и тон! Не говоря уже о том, как много мелодий можно сыграть, используя три или четыре ложки одновременно. Моя улыбка только ширится. Я намеренно сверлю собеседника взглядом, показывая, что от этой темы ему так просто не уйти. Не каждый день я встречаю кузнеца, на досуге играющего на ложках.