Часть 87 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тебя забрали у меня.
Так просто взяли и забрали самое дорогое. Жил, жил человек, а у него вырвали сердце — то самое единственное, самое важное, самое любимое… Так же и у меня. Прости меня, любимый. Виновата я… В том, что забыть тебя не могу…»
Отрываюсь от чтения, подушечкой пальца нерешительно прикасаюсь к крупным, хорошо различимым пятнам. Слезы. Слезы моей мамы. Может, не стоит читать? Все-таки личное. А с другой стороны, она сохранила эти письма. Может быть, хотела, чтобы я когда-нибудь нашла их? Перевернув конверт понимаю: адресата нет.
Но это вполне объяснимо. Прощальные письма помогают выразить всё то, что сказать уже невозможно или затруднительно. Не всегда их нужно отправлять. Иногда достаточно просто вынести из себя то, что изнутри мучает душу. Это может быть последний необходимый шаг перед тем, как начать новую жизнь. Отложив в сторону письма, следующее беру.
«Без тебя моя жизнь, мое существование не имеют смысла. Мир окрашен черно-белой краской. Чувств и звуков для меня больше не существует. Ты — то единственное, ради чего я жила…»
Дальше письмо варварски пополам разорвано. Должно быть, мама посчитала, что написала что-то лишнее. Рука тянется к очередному конверту.
«Здравствуй, любимый! Наверное, я уже не имею права называть тебя так. Все точки над «i» расставлены, отношения выяснены. Ты уже живешь с другой женщиной. Но для меня ты навсегда остаешься любимым, родным и единственным. Сейчас мне трудно сказать, будет ли так всегда или со временем появится мужчина, что заменит тебя. Какая же я врунья! Я никогда не буду готова к новым отношениям. Даже думать не могу о том, что рядом со мной может быть кто-то другой. Узнав о том, что ты от меня уходишь, я упала в пропасть. Будто птица, у которой оторвали крылья – камнем полетела. Я буду сильно скучать по твоим могучим и нежным рукам, Алеша, тосковать по твоим глазам. Мне невыносимо, до боли, хочется хоть раз снова очутиться в твоих объятиях. Я ежедневно думаю о времени, проведенном вместе. Наша первая встреча у меня в мыслях…»
С каждым письмом мое сердце будто разрывается на части. С каждым предложением я все отчетливее вижу, в какое болото все больше и больше погружалась тогда мама. Сморгнув слезы, последнее предложение читаю.
«У тебя есть работа, жена, ребёнок… а у меня ничего».
На секунду больно становится. А как же я? Почему мама говорит НИЧЕГО? Ведь у нее была я! Дрожащими пальцами разворачиваю конверт, датированный несколькими месяцами позже. Только вот там, кроме письма, еще фото имеется. Лето, все с цветами, улыбаются, в легких платьях. На обратной стороне чьей-то рукой написаны имена с фамилиями и дата.
Судя по дате, на фото маме через месяц меня рожать. Все бы ничего, да только живота у мамы нет. Стоит худенькая красивая девушка в обтягивающем желтом платье. В таком никак живот не спрятать. Ничего понять не могу. Должно быть, минут пять глаз с фотографии не свожу. Брови на переносице недоуменно сходятся. Как так?!
Откладываю в сторону фото и к следующему письму тянусь. С каким-то тяжелым предчувствием начинаю читать то письмо, что на самом дне стопок будто притаилось.
«…но жизнь распорядилась нашими судьбами по-своему. Наши пути разошлись, как это ни прискорбно понимать. Я не могу позволить тебе стать счастливым. Ты уничтожил меня, растоптал. А я выжму из тебя всю жизнь - до последней капли. То, что ты сделал со мной, будет лишь малой толикой того, что скоро станет с тобой, когда я воплощу свой план в реальность. Тогда ты поймешь, что ничего не изменится.
Ты будешь ждать год за годом… Но ЕЕ ты никогда не увидишь! НИКОГДА!»
Прикусываю щеку изнутри. Не могу смысл понять.
О чем мама? В письмах копаюсь, пока не нахожу то, что на пару дней ранее написано было.
«Чувство вины преследует меня всюду. Я не могу так больше! Зачем? Тот проклятый вечер решил все! Решил нашу дальнейшую судьбу. Я украла у тебя самое ценное. Я украла ТВОЮ дочь».
Будто кулак великана обрушивается на меня! Бьет с холодящей ненавистью в солнечное сплетение. Приоткрыв рот, жадно воздух ловлю. Пальцы в волосы зарываются. Тяну с силой. Только вот никакая физическая боль душевную не перекроет! Даже отец не знает масштаб всей катастрофы! Боже… Ребенком я часто спрашивала мать, любит ли она меня? Она давала уклончивый и, как я уже тогда понимала, лживый ответ:
«Каждая мать любит своего ребенка». Однако, она ни разу не ответила тремя простыми словами, которых я так ждала. Теперь я понимаю почему, но не могу смириться с правдой! ЭТО ВСЕ ЛОЖЬ! В глазах пелена от слез, но я дальше читаю хоть и буквы в слова отказываются складываться.
«Боже! Как она похожа на тебя. Эти глаза… Знаешь, я боялась, что в девочке буду видеть твою жену. Но нет! Я вижу в ней нас. Тебя, Алешенька, и меня. Впервые я рада, что с НЕЙ, Верой, мы - блондинки…»
Тошнота накатывает от леденящей кровь исповеди на бумаге. Про то, как мать проследила до магазина за Верой, как ликовала, когда та коляску у входа оставила, как радовалась горю соперницы, когда Вера вышла из магазина и уже через мгновение в панике кричала: где коляска? Где моя девочка?! Позже милиции коляску удалось найти, а ребенка - нет.
МЕНЯ НЕ НАШЛИ!
В письме «мама» подробно описывает, как она с братом Олегом дом свой в деревне подожгли со всеми документами. А когда их восстановили, им, как погорельцам, жилье в соседней Варваровке дали, а маленькая украденная девочка окончательно по всем бумагам стала Аленой Родионовой.
Я больше не могу двигаться.
Сижу, словно ледяная статуя, на одном месте, глядя в одну точку. Разум отказывается понимать прочитанное. Вскакиваю так порывисто, что половина писем на ковер летят. Грудь тяжело поднимается и опадает. Воздуха катастрофически не хватает.
Будто в груди все каменеет, в холодный гранит превращается!
Только это так кажется, потому что уже через секунду жжет так, будто калёным железом заполняют душу. А я - хрупкий сосуд, не выдержу такого давления. Разлечусь на тысячи осколков. Бросаюсь вперед, на колени падаю. Дрожащими руками письма к себе сгребаю. Глаза слезы застилают, когда пальцы в кулак складываю и кусаю зубами костяшки пальцев. БОЛЬНО! Очень больно! Душа огнем полыхает!
– Что ты наделала?! – навзрыд кричу. - МАМА, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА?! ЗА ЧТО?!
Этот вопрос, как сорняк с длинными и цепкими корнями. Ядовитый и особо опасный! Потому что я НИКОГДА не узнаю ответ. Человека, который совершил этот страшный поступок уже давно нет на этом свете. В голове набатом стучит: БЕЖАТЬ! Поднимаюсь на ноги и бегу к двери. Оказавшись в прихожей, останавливаюсь, словно что-то за руку схватило и обратно потянуло. Оглядываюсь… Минута на раздумья и – возвращаюсь в зал, где все еще раскиданы на полу письма той, кого я всю жизнь считала матерью. Среди вороха пожелтевшей бумаги отыскиваю взглядом своего Степку. Мой… ОН МОЙ! Спустя пару минут, бросаюсь прочь из этого проклятого дома, прижимая к груди старенькую мягкую игрушку.
Ног почти не чувствую!
В салоне автомобиля тепло, а изо рта облачко пара вырывается, будто посреди Арктики на льдине сижу.
Вся дорога будто в тумане.
– Красный путь, 20.
Мучительно отвожу глаза от взгляда Михаила в зеркале дальнего виденья. Чувствую: хочет что-то спросить, но отворачиваюсь. Не могу сейчас! НЕ МОГУ! Я должна видеть ЕЕ!
Прямо сейчас…
Я даже не помню, как поднималась по ступеням «Золотой нити». О моем присутствии колокольчик над дверью приятной трелью оповещает Легкие наполняются благоухающим ароматом лаванды и сирени. А я, замерев, во все глаза смотрю на красивую блондинку с печальными глазами.
Боже!
Делаю шаг вперед, но нерешительно останавливаюсь. Еще месяц назад я Веру избегала. Чувствовала вину за то, что являюсь дочерью ее мужа от любовницы. А сейчас…
– Аленушка, что случилось? – Вера кладет на стол ключи и спешит ко мне навстречу. - Ты такая бледная.
Губы дрожат не могу и слова вымолить. Такая красивая… А ведь в глазах такая боль! Я ведь ее и раньше замечала.
Вера опускает глаза, наконец-то замечая в моей руке письмо. Оно смятое от того, что я так сильно вцепилась в него. Однако, мне только показалось, что жена отца смотрела на клочок бумаги. Ее внимание привлекло другое. Как-то странно пошатнувшись, она негнущимися пальцами берет игрушку из моих рук. Легкий вскрик срывается с ее губ и… Степка падает на пол, к нашим ногам.
Мне кажется или я слышу бешеный стук ее сердца?
То, как оно надрывно бьется! Или же это мое?! Я словно теряю представление о времени. Оно как бы остановилось или исчезло совсем. Сколько мы вот так стоим и не сводим друг с друга взгляда?
Вечность…
book-ads2