Почему-то именно эти слова становятся последней каплей. Сколько всего я уже сегодня выслушала? Оскорбления, упреки, а теперь еще это… – Я сбежала из дома, – говорю все так, как есть, смысла что-то скрывать уже нет. – И возвращаться не собиралась. Брови Волкова задумчиво съезжаются, и он резко поворачивает к обочине. Остановившись, Дима разворачивается ко мне всем корпусом. Чувствую себя рядом с ним маленькой и беззащитной. Конечно, бугай такой… – Не врешь? – испытывающее смотрит из-под широких бровей, будто пытаясь поймать на лжи. – Мне надо знать, чтобы дело разрулить грамотно. Наказывать все равно тебя не собирался. Заправляю выбившуюся прядь за ухо, когда Дима, неожиданно опалив меня взглядом, перехватывает руку чуть пониже локтя. – Что за…?! Я уже знаю, о чем он. Шрам. Тот самый - от ножа, что оставил на мне, словно клеймо принадлежности, дядя Олег. Желваки на скулах Димы обозначаются резче, когда он проводит указательным пальцем по неровной светлой коже. Вихрь мурашек бежит вдоль спины, и я, испугавшись этих ощущений, вырываю руку из его крепкого мужского захвата. К моему облегчению, Волков не настаивает и не принуждает ни к чему. – Это он сделал? – настойчиво требует ответа Дима. - Черт этот? Отвожу взгляд, потому что неожиданно для себя нахожу в отражении его глаз жалость и понимание. – Проклятье, – делает верные выводы Дима. Хватаясь за руль, цедит сквозь зубы: - Сейчас вернемся, я его в асфальт закатаю! Вздрагиваю. Звучит, как самое настоящее обещание. Качаю головой, прикусив губу до боли. Никому от этого легче не станет. Шрамы не исчезнут ни с моего тела, не из моей души. – Не надо, - прикасаюсь несмело к рукаву белой рубашки.Под моими пальцами неподатливые мускулы еще больше напрягаются, и я чувствую жар, исходящий от его кожи. - Он и так… наказан. Дима саркастически хмыкает. Сжимает ладонями руль так, что кожаная обивка скрипит. – Добрая ты у меня, красавица, - говорит задумчиво, будто по-другому посмотрел на всю ситуацию и на меня, – даже слишком. Облегчение теплой рекой течет по венам. Значит, больше в этой мерзости не подозревает. С души словно камень упал. А дядька, конечно же, наказан. Разве это жизнь? Скорее, существование в беспросветном алкогольном тумане. Что может быть страшнее? Не представляю. – Ты, действительно, беременна? Вопрос звучит так неожиданно, будто под дых с размаху дали. Непроизвольно кладу руку на живот, что надежно скрыт под складками сарафана. Фигура Волкова будто каменеет в ожидании ответа. Мне так неловко, что, кажется, голос пропал. Поднимаю глаза и умоляюще смотрю в красивое, но такое суровое лицо Димы. – Я правда не думала, - говорю прерывающимся голосом, - что так может произойти. Я не нарочно… Взгляд Волкова неуловимо смягчается. Хриплый смешок срывается с четко очерченных чувственных губ. - Глупышка, – снисходительно усмехается мужчина, потирая ладонью шею. – Конечно, ты не виновата. Резинка порвалась. Он смотрит на меня серьезно. В глазах нет больше тех янтарных смешинок, что были секунду назад, а затем тянет руку вперед. Едва касаясь, почти благоговейно убирает мне за ухо выбившуюся белокурую прядь. - Хотел утром сказать, но ты уже сбежала… Его взгляд скользит по губам так, что начинают колени дрожать. Потеряно шепчу: – Я не думала… Дима ласково ведет пальцем по моей алеющей щеке, а затем нежно очерчивает округлый подбородок. – Такие хорошие девочки, как ты, и не думают о таком, малышка. Думают только испорченные жизнью - такие мужики, как я. глава 22 глава 22 Дима