Он не хотел, чтобы у его отца была сутулая спина и плохо выбритые щеки. А еще он думал о первой новогодней клятве, которую он даст, когда наступит вечер. Его собственный, тайный Новый год, о котором никто больше не знает. Об этом он думал уже очень давно. Много вечеров подряд, катаясь на велосипеде по городу, он размышлял только о своих клятвах. Юэль решил, что должен прожить по меньшей мере сто лет. Стало быть, он доживет до 2045 года. Это казалось ему такой невообразимой далью, что по сути дела означало, что он будет жить вечно. Но он знал: чтобы исполнить задуманное, нужно готовиться уже сейчас. Если этого не делать, можно сгорбиться так же, как Самуэль. Вот это и есть самое главное. Главнее, чем дожить до ста лет. Юэль будет всегда держать спину прямо. И он знал, что ему нужно делать. Это станет еще одной новогодней клятвой, которую он себе даст, как только наступит вечер. С завтрашнего утра он начнет закаляться. Он составил план и теперь, зимой, осуществит его. В этом Юэль был уверен. Хочешь прожить действительно много лет — закаляйся. Самуэль прервал его размышления — он собрался уходить. Надел на голову толстую шапку. Потом у двери обернулся и посмотрел на Юэля. Когда он уходил на работу, вид у него часто бывал грустный. Этого Юэль тоже не любил. Иногда у него даже начинал болеть живот. В этот момент, он совсем не понимал, о чем Самуэль думает. Конечно, все дело в маме Енни, которая однажды взяла и ушла. Самуэль скучает по ней так же, как и Юэль. А может, он думает о море, к которому теперь не может вернуться? Вспоминает о нем, когда валит сосны, обрезает сучки и шкурит бревна? — Что ты размечтался? — сказал Самуэль. — Не сиди, а то опоздаешь в школу. — Вот надену ботинки и пойду, — огрызнулся Юэль. — Опять пришла зима, — вздохнул Самуэль. — Конечно, долгая, темная и холодная. — Но мы можем уехать отсюда, — сказал Юэль. — Завтра. — Если бы… — сказал Самуэль. — Но мы не можем. И он ушел. Юэль слышал, как он спустился по лестнице. Хлопнула дверь внизу. Юэль завязал ботинки. Надел куртку, шапку и шарф. Только варежки куда-то запропастились. Пришлось выбирать — или искать их, или бежать в школу. Юэль решил пойти без них. Еще не так холодно. Зима ведь только начинается. Он не стал садиться на велосипед. Так здорово пройтись пешком, поддевая носком ботинка мелкий снежок! Но едва выйдя на лестницу, он почувствовал, что ботинки ему жмут. Нужны новые. Но как уговорить Самуэля? Обувь стоит дорого. «Быть бедняком накладно», — говаривал Самуэль. Юэль подумал, что теперь, кажется, понял, что имеет в виду отец. Он вышел на улицу. Солнце еще не встало. Только светло-серая полоска зари виднелась над верхушками холмов, поросших елями, которые, словно стражники, окружали город. Школа ждет. Фрёкен Недерстрём, конечно, уже на месте. Если поторопиться, то он не опоздает. Юэль шел, поднимая ногами снежную пыль. И думал о предстоящем вечере, когда он торжественно даст сам себе новогодние клятвы. Зима опять провела его в этом году. Но вообще-то это ничего не значит. Главное, что пришел Новый год. Глава вторая По дороге из школы Юэль купил кровяной пудинг[1]. Продукты он почти всегда покупал сам, потому что Самуэль возвращался из леса слишком поздно. День за днем Юэль готовил еду, мыл посуду и ходил в магазин. А Самуэль убирал в доме и стирал. Обычно он занимался этим в субботу вечером, перед тем, как они садились послушать по радио развлекательную передачу. Юэль не любил ходить за продуктами. В магазине Энстрёма его всегда толкали тетки, которые никак не могли выбрать, что купить. А если не повезет, можно было даже встретиться с мамашей какого-нибудь одноклассника. Они бросали на него неприятные взгляды, потому что не могли простить ему, что мама Енни сбежала. Если уж она не захотела остаться с ним и Самуэлем, то могла хотя бы позаботиться о том, чтобы купить для них еду. Она могла бы набить едой весь дом снизу доверху. Тогда Юэлю не пришлось бы все время бегать в магазин и толкаться среди теток. Но год назад он придумал для себя новое правило. Он стал ходить в магазин через день. И покупал одни и те же продукты в одни и те же дни недели. Так выходило быстрее. По понедельникам Юэль и Самуэль обедали кровяным пудингом с картошкой. К этому подавалась брусника, которую они собирали по осени и из которой варили варенье. Но в этот понедельник в магазине Энстрёма все шло не так, как обычно. Юэль заметил это, едва ступив на порог. Появилась новая продавщица. Обычно торговал сам Энстрём или его жена Клара. А сегодня за прилавком стояла совсем другая тетя. Впрочем, она была не совсем тетя. Она была моложе. Раньше Юэль ее никогда не видел. Он даже немного смутился. — Кровяной пудинг, — произнес он уверенным голосом, когда подошла его очередь. Девушка по другую сторону прилавка улыбнулась. — Сколько? — спросила она. — На двоих, — как обычно ответил Юэль. — Подумать только, мальчик живет один со своим папой и сам ведет хозяйство, — произнес кто-то у него за спиной. Юэль мгновенно обернулся. Это сказала большая толстая тетка. Лицо у нее было потное — оказалось, это мать одной из одноклассниц Юэля. Он сразу же возненавидел и маму, и дочку. Конечно, это она разболтала, что у него нет мамы. И, конечно, ее мамаша будет стоять тут, потеть и болтать с новой продавщицей о том, что ее вовсе не касается. Юэль почувствовал, что краска прилила у него к лицу. С ним так случалось, когда он злился. — Правда, он такой умница, — добавила толстуха. Юэлю захотелось, чтобы она в ту же секунду лопнула. А продавщица улыбалась. Но ничего не говорила. Она завернула пудинг. Юэль заплатил. Все время опасаясь, что тетка, которая стояла позади и толкала его своим толстым животом, скажет что-нибудь еще. Но она не сказала. Когда Юэль снова оказался на улице, он осознал, что ему стыдно. Он не будет больше ходить в магазин. Он не хочет больше быть сам себе мамой. Но еще ему хотелось отомстить. Конечно, толстуха не упала замертво, как он ей пожелал. Не зря он всегда говорил: взрослые сами не знают, что для них лучше. Он перешел улицу и встал в тени между двумя фонарями. Руки мерзли, потому что у него не было варежек. Кровяной пудинг в бумажном пакете он сунул за пазуху. По правде говоря, надо было поторапливаться. Когда Самуэль вернется домой, обед должен быть готов. К тому же сегодня наступает Новый год. А до вечера еще нужно сделать много дел. Но Юэль никак не мог выкинуть из головы тетку, которая опозорила его перед новой продавщицей. Юэль задумался: кто же такая эта девушка? Может, дочь Энстрёма? Когда он забирал пудинг и расплачивался, он украдкой взглянул на нее. Она оказалась моложе, чем он подумал вначале. Он решил, что ей около двадцати пяти, хотя он всегда плохо определял возраст. Однажды он подумал, что фрекен Недерстрём около девяноста. Но к его великому удивлению кто-то сказал ему, что ей нет и пятидесяти. Что-то еще, совсем другое интересовало его в новой продавщице. Она говорила как-то иначе. Она была нездешняя. И хотя он не был полностью уверен, он предположил, что она из Стокгольма. Год назад в их город приезжал цирк. Как обычно, Юэль помогал носить стулья и ставить забор, чтобы получить бесплатный билет. Один из цирковых рабочих дал ему поручение. Юэль купил ему кофе. Рабочие были из Стокгольма и говорили на особенном диалекте. Новая продавщица у Энстрёма говорила так же. Если только память ему не изменяет. Толстуха вышла из магазина и прервала его размышления. Стиснув зубы, Юэль изо всех сил пожелал ей поскользнуться на лестнице и разбиться насмерть. Но этого, конечно, не случилось. Только невинные люди падают и ушибаются. А серьезные преступники — никогда. Такие, как эти толстые тетки, которые болтают о том, что их совершенно не касается. Юэль смотрел, как она повесила сумку на ручку финских санок. Санки были коричневые с необычно длинными и острыми на концах полозьями. Юэль запомнил их. Он знал, где жила эта тетка. Как-нибудь вечером, отправившись в одну из своих экспедиций по городу, он написает на эти санки. Он видел, как толстуха исчезла за углом. Так и не лопнув. Юэль поспешил домой. Он замерз. Руки совсем побелели. Он все думал о новой продавщице Энстрёма. Но что он о ней думал, он и сам толком не знал. Придя домой и сняв ботинки, он первым делом поставил на огонь кастрюлю с картошкой. Потом забрался на свою кровать и растер пальцы на ногах. Они болели. Ботинки стали ему действительно малы. Он подумал, не стоит ли ему немного похромать перед Самуэлем, когда тот придет домой. Или пошаркать по полу. Будто ноги у него не гнутся в тесных ботинках. Тогда Самуэлю придется признать, что нужны новые. Но Юэль решил, что это может подождать. Ботинки будут ему малы и завтра. А сегодня у него много дел куда важнее. Пока варилась картошка, Юэль пошел в туалет и взглянул на себя в отцовское зеркало для бритья. Эта привычка появилась у него за последний год. Новогодняя клятва, которую он дал себе год назад. Каждый день он будет смотреть на себя в зеркало, чтобы видеть, как он меняется. Но сейчас, год спустя, ему показалось, что он ничуть не изменился. Ведь он не мог увидеть в зеркале, что он вырос, стал выше ростом. И что его ноги выросли из ботинок. Чтобы это заметить, лучше бы он раз в день смотрел на свои ноги. Но никто ведь не будет рассматривать свои ноги в зеркале. Юэль ткнул картошку вилкой. Еще пять минут. Пока шло время, он накрывал на стол. Иногда он ставил третью тарелку. Так, из интереса. Как будто мама Енни была тут. Он раздумывал, где же она должна сидеть. Между ними? Или на его месте у плиты? Он решил, что все же у плиты. Ведь именно маме положено раскладывать еду.