Я погладила свою кобылу по шее. Ее звали Сахарок, и она принадлежала к породе Теннесси Уокер: умная, спокойная, с высокой выносливостью. Я взяла ее из конюшен Стаи. К тому же, мне нравился ее цвет — она была красно-чалая, такого бледного нежного оттенка, что почти казалась розовой. Кейт ухмылялась. — Чего? — Твоя лошадь розовая. — И что? — Если ты наклеишь звездочки на ее задницу, то будешь ехать верхом на «My Little Pony». [прим. Детский анимационный мультсериал про цветных пони] — Отстань. — Я снова погладила гриву лошади. — Не слушай ее, Сахарок. Ты самая милая лошадка на свете. Кстати, правильное название ее окраса — клубнично-чалый. — Ну точно, «клубничное песочное печенье». Шарлотта Земляничка знает, что ты украла ее лошадку? Она будет ягодно, ягодно негодовать. [прим. «Strawberry shortcake» это название мультсериала про Шарлотту Земляничку] Я взглянула на нее из-под прищуренных век. — Я могу застрелить тебя прямо здесь, на этой дороге, и никто никогда не найдет твое тело. Позади нас Асканио сдавленно усмехнулся. Дорога вилась между густым темным лесом слева и открытым низким холмом, поросшим травой, справа. Холмы были отмечены выступами бледных скал. Норвежское Наследие занимало западную сторону Гейнсвилля, примерно в пятидесяти милях к северо-востоку от Атланты. Ускоренное распространение леса Чаттахучи давным-давно поглотило Гейнсвилл, превратив его в изолированный городок, похожий на небольшой остров в море деревьев. Кейт ехала на темной, злобно выглядящей, серой, чалой кобыле, которая делала вид, будто ей не терпеться затоптать до смерти все на своём пути. — Скучаешь по Мэриголд? Мэриголд раньше была ее мулом из Ордена. — Моя тетка убила ее, — сказала Кейт. Дерьмо. — Мне так жаль. — Она действительно ее любила. Впереди сдвинулась вершина самой большой каменной насыпи. Крупное тело человекообразной формы оттолкнулось от гребня. Его голова была широченной и снабжена челюстями динозавра, вооруженными узкими зубами. Серая чешуя закрывала его тело, выступая из плоти, как будто существо было посыпано гравием. Длинные пряди изумрудно-зеленого мха ниспадали с его спины и плеч. Солнце пробивалось сквозь тучи. Заблудший луч попал на тело гиганта, и монстр засверкал, словно окунувшись в алмазную пыль. — Что это за черт? — Это Ландветте, — объяснила Кейт. — Дух земли, что появляется вокруг нео-норвежских поселений. Он не побеспокоит нас, если мы не свернем с тропы. Мы проехали мимо существа. Рафаэль погнал лошадь вперед и втиснулся между нами двумя: — Анапа. Он достаточно силен, чтобы вырвать ребенка из Крепости. — Да? — Пробормотала я. — И ему действительно нужна эта штуковина? — Да? — Так почему он сам за ней не пошел? — Рафаэль сморщил лицо. — Почему он нам не помогает? Зачем держать Стаю подальше от всего этого? Я задавала себе те же вопросы, поэтому единственный ответ, который могла придумать это: — Не знаю. Он взглянул на Кейт. Она лишь пожала плечами. — Понятия не имею. — Я спросил твоего волхва, — сказал мне Рафаэль. Хах, моего волхва? — И что тебе сказал русский сахарный медвежонок? Кейт издала сдавленный звук. Рафаэль вначале стиснул зубы, но затем разжал их и продолжил: — Он сказал, что Анапа — бог, а боги — странные. Что это за бредовый ответ? Разве он не должен быть экспертом во всем этом, мы ведь поэтому его и взяли с собой? Боги порой ведут себя, как порочные эгоистичные придурки. Я пожала плечами. — Роман — эксперт, и он дал тебе свое экспертное мнение. Боги — странные. — Я вас слышу, — крикнул Роман позади нас. — Я не глухой. Рафаэль покачал головой и поехал назад. Анапа был не просто странным. Нет, у него был план. И весь его добродушный настрой, и милые улыбки были хорошо просчитаны. Они скрывали его истинную сущность, как пушистый мех покрывал кошачьи лапки, пряча коготки. Но я собираюсь пока держать его план при себе. Если я расскажу Рафаэлю, он может, пытаясь спасти меня, сделать что-то опрометчивое. Если бы я поделилась с Кейт, она бы заволновалась и постаралась все исправить. Но исправлять тут нечего. Что есть, то есть. Дорога поворачивала, разветвляясь впереди на два пути. Большая дорога, отмеченная старой березой, вела вверх по холму. Меньшая по размерам, и, видимо, не особо популярная тропа сворачивала направо, в густой лес. Из-за дерева вышел человек и преградил нам дорогу. Шесть с половиной футов в высоту и неповоротливый, он напоминал обтянутый кольчугой танк размером с человека. На нем был эффектный плащ из черного меха и отполированный боевой шлем, а за длинную деревянную рукоять он держал огромный топор. — Рада снова тебя видеть, Гуннар, — поприветствовала мужчину Кейт. — Мы снова едем на поляну. Нижняя половина лица Гуннара побледнела: — Снова? Кейт кивнула. — Ты уже была там однажды. Ты не можешь пойти снова. — У меня нет выбора. Гуннар потер лицо. — Теперь он знает твой запах. Ты знаешь, что случается с теми, кто ходит к нему дважды. — Знаю. Но мне все равно нужно туда пойти. Он покачал головой и отступил в сторону. — Было приятно тебя знать. Кейт прикоснулась к поводьям, и наша небольшая процессия двинулась дальше. — Что именно происходит с людьми, которые приходят к нему дважды? — спросила я ее. — Он их съедает. Старая тропинка сужалась, уходя глубже в лес. Высокие деревья баррикадировали путь, словно протестуя против вторжения в их среду. В воздухе пахло лесом: сосновым соком, землистым запахом влажной почвы, слабой резкостью метки рыси где-то слева неподалёку и слегка маслянистым беличьим мускусом. Между деревьями навис голубоватый туман, скрывая землю. Жутко. Мы подошли к каменной арке, образованной длинными столбами из серого камня, соединенными вьющимися лозами. Кейт спрыгнула с лошади. — Отсюда пойдём пешком. Рафаэль, возьмешь оленя? — Конечно. Я вынула каркас штатива из тележки и собрала его, глядя на тропинку мимо столбов, затем воткнула треногу в землю и стянула с тележки свой огромный арбалет. На его ложе проглядывалась темная надпись: «Молниеносный Сокол». — Что-то новое, — заметила Кейт. Я установила арбалет в верхнюю часть крепления, вынула из тележки холщовый сверток и развернула его. Арбалетные болты с боеголовками Галахад. — Это мой малыш. — Я погладила приклад по гладкому дереву. — У тебя странное отношение к своему оружию, — заметил Роман. — Ты даже не представляешь, — ответил ему Рафаэль. — Я это слышу от мужчины с живым посохом и мужчины, который однажды ехал по четыре часа в обе стороны за мечом, чтобы затем повесить его себе на стену, — пробормотала я.