Поставив меня на мраморную плитку, Леннер убедился, что я могу самостоятельно стоять, и, достав из кармана ключи, убрал заклинание защиты, наложенное на дом, снял все замки и распахнул массивные двустворчатые двери, которые ни одна боевая магия не выбьет. – Не надо, – я, хромая, переступила порог, – я сама могу идти, тебе ведь тяжело, ты ранен. Леннер нахмурился, захлопнул двери и взмахом руки вернул на дом защитное заклинание. – У тебя растяжение, – не терпящим возражения тоном напомнил капитан, подхватывая меня на руки. И сделал он это так легко, будто я ничего не весила. – Нельзя тревожить больную ногу, если не хочешь осложнений. Мы почти поднялись на второй этаж, как внезапно нам навстречу из дальнего коридора в правом крыле вылетела Амалия. Скользнув бесцветным взглядом по Ларку, по его разорванному камзолу и сшитым ранам на шее, по запекшейся крови и усталому, измотанному лицу, девушка покачнулась, а увидев меня, так вообще громко ахнула и схватилась за стену. Видимо, выглядели мы гораздо хуже оживленных в доме. – Что с вами? – пробормотала она. – Вы же… вы… вы в крови! Может, вам помощь какая нужна? – Все в порядке, – отмахнулся Леннер, словно ничего и не случилось, обычный вечер, – никакой помощи не надо. – Но… – девушка остолбенела, – как же так? Некромант улыбнулся, снова поставил меня рядом с собой, придерживая, и слегка приобнял Амалию. Она беспрекословно прижалась к его камзолу, все еще грязному, разорванному от когтей и потрепанному, явно пребывая в оцепенении от шока. – Только попробуй умереть, скотина! – дотронувшись до смертельного ранения, умело сшитого нитями, Амалия всхлипнула. Никакие заверения, что произошел несчастный случай на патрулировании, ее не устроили. Она подозревала, что это нечто серьезное, что от нее скрывали все это время, пока шло следствие. – Я не хочу остаться полной сиротой, слышишь?! – Почему нет? Ты бы стала богатой наследницей, – пошутил Леннер и, посмотрев на меня, подмигнул, поглаживая сестру по вьющимся волосам. Осторожно так, бережно. Я ни на секунду не сомневалась в его чувствах. К сестре. Ко мне. Капитан стражей, у которого целая вселенная помещается в одном лишь взгляде, способен любить, и чувствовать, и разделять эту любовь, как никто другой. – Не шути так больше! – Амалия ударила его по груди. Я отпустила Леннера, предоставляя ему возможность поговорить с сестрой, а сама привалилась к стене, чтобы не упасть. Вот в чем я точно разобралась – несмотря на свой дурной характер, Амалия боится остаться одна и в глубине души осознает, что никакая Община некромантов ее обратно к себе не примет, что единственный близкий человек, которому она действительно небезразлична, который готов о ней заботиться, не прося ничего взамен, ну если только капельку любви – это Ларк. И я ее так чертовски понимала! Я со стоном прижалась лбом к стеклянной дверце душевой кабины, распутывая волосы, смывая с них кровь, пыль, чужой запах. Под ногами образовалась кровавая лужица, которая тут же уменьшилась и испарилась, стоило только мне на нее взглянуть. Я мотнула головой. Никогда раньше не задумывалась над тем, как легко живется верховным магам. Даже эта душевая кабина… Никаких ведь кнопок нет, никакого механического управления, одной магии достаточно. Всего-то нужно визуализировать воду, можно обычную, можно сразу мыльную, и шампунь, и пену. В магазин ходить не надо. А зачем? Ведь все можно визуализировать. Теперь я догадываюсь, откуда у верховных столько денег. На что они их тратят? На то, что визуализировать нельзя, что не поддается магии и магическому созданию. Ту же крепость Обители основатели в основном не строили, а визуализировали, воздвигая ее из сплетений собственной магии и энергии верховных резервов. А теперь и у меня такой резерв… конечно, для того чтобы его использовать, придется полностью переучиваться, изучить практику и освоить огненную энергию. На это уйдет не один день и не один год. Посматривая на свое тело в отражении стекла, я никак не могла смириться, что огненные импульсы, свидетельствующие об эмоциональной нестабильности, принадлежат мне, а не кому-то другому. Это так странно. Как и само ощущение неродной магии в организме. Зачем Стенли это сделал? Зачем передал мне часть своей магии? Представителей конгресса этот вопрос озаботил не меньше. Впрочем, Стенли был безумцем. Тысячелетним, очень скрытным, двуличным и расчетливым – безумцем. Понимая, что он умирает, что от смерти его отделяют считанные секунды, бывший капитан дневной стражи мог вкачать в мой несчастный опустошенный резерв что угодно, ради мести или отчаянья, или чтобы прихватить меня с собой на тот свет. Но нет. Им двигало нечто другое. Желание сохранить магию старорожденного в любом сосуде, пусть даже в моем теле? Или надежда, что я когда-нибудь последую его примеру и примкну к потрошителям? Доследственная экспертиза установила, что магия в моем резерве самая обычная, которая течет в жилах всех верховных конфедерации, и с магией потрошителей ее мало что связывает, разве что некоторые сплетения не изученных доселе энергий. Это обнадеживает. Значит, в чудовище я не превращусь и когти у меня завтра не отрастут. Конгресс может смело отмести теорию о переселении души Стенли в мое тело. Почувствовав спиной сквозняк, я обернулась. Леннер поставил на край раковины включенную рацию, с которой он ни на секунду не расставался. На патрульном канале то и дело требовали его присутствия. – Все хорошо? – на всякий случай уточнила я, заметив мрачные тени, блуждающие по суровому лицу капитана. Леннер задумчиво провел ладонью по своей щетине, явно над чем-то размышляя, затем забрался в душевую кабину, оттесняя меня к стене и перестраивая воду. – Ларк? – я заглянула в его глаза, ощущая приступ беспокойства. – Что-то случилось? Почему ты молчишь? Что могло произойти за то время, пока он переговаривался с представителями конгресса по рации, а я отмывалась от чужой крови в душевой? Леннер покачал головой и вернул своему лицу бесстрастное выражение, больше похожее на умело выстроенную годами служебную маску бетонного спокойствия. Чувственная улыбка коснулась его губ, а из глаз пропала тревога. – Не бойся, – капитан уверенно обхватил меня ладонью за шею и, глядя в глаза, притянул к себе. Я ойкнула, когда мощные руки сначала прижали меня к горячему телу, а потом подхватили под ягодицы и подняли в воздух. – С учетом последних обстоятельств, – тихо произнес Леннер, не пытаясь меня напугать раньше времени, – конгресс был вынужден вернуть заключенных, двух выживших из тридцати, в исправительный центр. – Их отпустят? – Да, управление запросило досрочного освобождения для мистера Мойлера Райда и мисс Луизы Бейк. Контрабандист и мошенница. Их освободят независимо от тяжести наказания. Также все гражданские, пострадавшие от рук потрошителей, получат солидную компенсацию, медицинскую и при необходимости психологическую помощь. Я улыбнулась. Рада за Мойлера. Он молодец. – Но они не пожизненно заключенные в стенах Обители, – начиная догадываться, почему Ларк тянет, я тяжело вздохнула. Губы дрогнули, но волноваться было рано. – Что будет со мной? Конгресс что-нибудь сказал? – Ничего, что могло бы тебя обрадовать. Прости. – Ларк покачал головой. – Пересмотр дела об убийстве мистера Харриса назначен на утро. Целая ночь впереди. Я думала, что выдержу любой ответ, но от этой новости перед глазами все поплыло – то ли от слез, то ли вода попала. – Уже завтра? Утром? – я уткнулась носом в его плечо и застонала в полный голос. Как это? Я еще не готова вернуться в Обитель, не готова снова терпеть издевательства стражей, не готова каждый день бороться за свою жизнь, вырывая ее из цепких лап смерти. Не готова! – И… что мне делать? – Ничего. Я все сделаю сам. Леннер запустил руку в мои волосы, потянул, заставляя выгнуться, откинуться назад и оказаться в плену его поцелуев, медленно переходящих от шеи к груди, к губам. Некромант ничего не пояснял, лишь крепко обнимал меня, даруя непревзойденное чувство защиты. Он был таким огромным, таким сильным по сравнению с остальными стражами, не говоря уже об обычных мужчинах. Я чувствовала его мышцы, которые при любом, даже малейшем движении перекатывались под кожей. – У меня есть один план, – не отрываясь от моих губ, прошептал он, сжимая ладонями ягодицы, приподнимая меня, позволяя ощутить напряженный, медленно входящий в мое лоно член, – но ты о нем узнаешь только завтра, потому что сейчас я хочу заняться тобой… Тэс! – хрипло выдохнул капитан сквозь зубы, вдавливая меня в стеклянную дверцу душевой кабины, при этом не выпуская из своих рук. – Я так переживал за тебя, милая, боялся потерять. – Ты меня не потерял. Я уверенно обхватила ногами его талию, испытывая жизненную необходимость чувствовать его в себе, стать ближе и отвлечься на время. Мои крики с каждым новым толчком, резким, почти безжалостным, становились громче, объятия Леннера крепче, а столкновения наших бедер не прекращались, доводя до судорожного исступления не только меня, но и мужчину, который с безумной страстью отвечал на мои порывистые поцелуи, проникал языком в рот, насаживал на свой член, впитывая в себя мои стоны. Я прижалась спиной к мокрому стеклу кабины, когда накатила судорога и тело пронзил мучительно-сладкий спазм. Приятное тепло растеклось по всем мышцам. Некромант замер, кончил следом, наполняя меня изнутри, прикусывая кожу на шее, вдыхая мой запах. Ни от кого я еще не слышала столько нежных слов, пропитанных любовью, как от Леннера, когда он перенес меня на кровать и устроился рядом. Не вдаваясь в подробности, которые я пыталась у него расспросить, капитан обрисовал сумасшедшие планы относительно завтрашнего дня, не забывая при этом шептать на ухо, что все будет хорошо, что он никогда не позволит мне остаться одной и не бросит в Обители. Засыпая в теплых объятиях, я впервые не боялась за свою жизнь. Мужчина. Мой мужчина. Он уже все решил. И у меня нет оснований ему не доверять. Глава 31 – Слушается дело гражданского мага – Тэсии Рейтли, заключенной Обители один дробь триста пятнадцать, – верховный судья, строгий на вид мужчина в черной мантии с эмблемами конгресса, взмахнул рукой, создавая посреди зала мое подробное досье, повисшее в воздухе. Я удивленно посмотрела на характеристики основателей Обители в самом конце. Все четыре стража отзывались обо мне крайне положительно, то же самое можно сказать про характеристики Ларка и Лесли. – Итак, – судья занял место во главе длинного стола, по обе стороны от него сидели представители конгресса и до боли знакомые мне члены комиссии, – прошу вас, мистер Бронкс, пусть сторона обвинения выскажется первой. Мистер Бронкс, один из адвокатов Ричарда – скользкий, неприятный тип с маленькими глазенками, которые взирали на присяжных с непомерным презрением. На первом суде он всеми силами пытался доказать конгрессу, что прилюдная казнь самое лучшее наказание для убийцы верховного, то есть для меня. – Мои доверители, семья мистера Харриса требует пожизненного заключения для подсудимой, – сухо произнес Бронкс, раскладывая перед собой какие-то документы, – ни о каком досрочном освобождении не может идти и речи, как и о снижении срока заключения, а также… Я обняла себя за плечи и устроилась на высоком, неудобном стуле, выслушивая длинную, скорее всего, заученную речь и наблюдая за ходом пересмотра дела по другую сторону стеклянного изолятора, предназначенного для обвиняемых. В прошлый раз, год назад, я была так измучена недельным пребыванием в изоляторе и напугана вполне реальными перспективами оказаться в Обители, что едва могла стоять на ногах. Сегодня все иначе. Я украдкой покосилась на Леннера. Капитан ночной стражи в военном камзоле и со знаками отличия на груди сбивал с толку всех присутствующих гражданских магов в зале, которые пришли поглазеть на открытое заседание, где впервые проходил пересмотр дела пожизненно заключенной Обители. Капитан Нерона? Да еще и адвокат заключенной? Странное сочетание. Конгресс так вообще был против присутствия Леннера на заседании, тем более в качестве моего адвоката. Наверное, все понимали, что опытный в судебных делах верховный маг – серьезная проблема для стороны обвинения. Но несмотря на недовольство конгресса, у судьи и комиссии не нашлось весомых аргументов, чтобы не допустить Леннера до суда. Конгресс был вынужден уступить. Потерять некроманта и единственного действующего на данный момент капитана столицы они не могли. – Спасибо, – судья отвлек меня от размышлений, кивнув пламенной речи Бронкса, принимая позицию адвокатов Ричарда – засадить меня навечно в Обитель. – Мистер Леннер, прошу вас. Я со злорадством проследила, как у адвокатов повытягивались лица, стоило только Леннеру начать говорить. Капитан ночной стражи меньше чем за час сделал то, что должен был сделать любой другой адвокат на моем первом заседании – соотнести заклинание смерти, от которого умер Ричард, с моим уже бывшим резервом магии. Некромант указал на все ошибки следствия, чем вызвал недовольные гримасы не только у адвокатов, но и у представителей конгресса. Мужчины в деловых костюмах, с ярко горящими глазами и прилизанными дорогущими лосьонами волосами, неоднозначно переглянулись. На этот раз самым высокопоставленным вершителям судеб не удалось прикинуться идиотами и закрыть глаза на элементарные вещи. Я облегченно выдохнула, когда прозвучало первое решение. Сердце забилось с такой силой, что пришлось прижать ладони к груди. Я не могла сплести заклинание смерти, значит, его сплел сам Ричард. Никакого предумышленного убийства не было и быть не могло. Присяжные и верховная комиссия единогласно согласились переквалифицировать мое хладнокровно спланированное убийство в убийство по неосторожности. – Превышение самообороны? – Бронкс заливисто расхохотался. Какой же мерзкий у него смех, вымученный и фальшивый. – Что за бред? Капитан нахмурился и посмотрел на него пылающим черной магией, ну о-очень выразительным взглядом, в котором кроме жестокой пожирающей бездны ничего не осталось. Впору бы попятиться, но адвокат лишь вздрогнул и прокашлялся. Черная магия пугает даже верховных. Не все привыкли работать с некромантами. – Ваш подопечный был немощным? – любезно поинтересовался Леннер, испытующе рассматривая скользкого, пронырливого Бронкса, который на обладателя черной магии почему-то старался не смотреть. – Может, мистер Харрис был инвалидом, а мы не знаем? – Конечно, нет! – возмутился Юрген, мужчина в возрасте лет шестидесяти – шестидесяти пяти в толстых очках, которые занимали половину лица и скрывали за стеклами не только глаза, но и брови, и половину лба. Еще один адвокат семьи Ричарда. Чертовы Харрисы! Сыночка Ричарда от первого брака за всю жизнь я видела лишь один раз, на первом заседании, когда тот пришел убедиться, что я больше никому не доставлю хлопот своим существованием. Насколько знаю, у них с отцом отношения наладились лишь после смерти Ричарда, когда многомиллионное наследство представителя конгресса перешло в руки сына, минуя жену и приемных детей – нас с Филиппом. Мать не хотела в тюрьму, поэтому отказалась от всего, только бы богатый наследник оставил ее в покое. – Чтоб вы знали, мистер Леннер, – Юрген поправил очки, окатывая капитана холодным презрением, – мистер Харрис был выдающимся верховным магом и прекрасным отцом. Это могут подтвердить многие, в том числе и некоторые из представителей конгресса, а их слово является неоспоримым. – Прекрасный отец? – словно не расслышав, переспросил Леннер и сдержанно усмехнулся, намекая на абсурдность данного заявления. – Вы противоречите сами себе, уважаемый. На месте семьи покойного мистера Харриса я бы потребовал свои деньги назад. Вам явно переплачивают за работу. Адвокат фыркнул и промокнул платком вспотевший лоб. – И в чем же вы нашли противоречия, мистер Леннер? Капитан прищурился. Хищно, почти плотоядно. – Мистер Юрген, вы нервничаете? – учтиво осведомился страж, внимательно изучая движения мужчины. – В вашем возрасте лишние нервы ни к чему, поберегите здоровье. А если вы и впредь намерены искажать правду в своих заявлениях, мне придется настаивать на вашей дисквалификации. Мало того что это непрофессионально, так еще и неуважительно по отношению ко мне и всем здесь присутствующим. Я заметила, как судья метнул на адвокатов пристальный взгляд. И судя по неодобрительно сжатым в узкую линию губам, не только некромант почувствовал ложь со стороны изворотливых адвокатов. Прекрасная работа – всеми правдами и неправдами выгораживать садиста и домашнего тирана. – Дело в том, – пояснил Леннер, медленно, но уверенно продолжая разрушать все обвинения, повешенные на мои плечи год назад, – что исходя из ваших слов, прекрасным отцом мистер Харрис все же не был, если, как вы настаиваете, его приемная дочь заранее спланировала жестокое убийство. Мне, а также полагаю всем присяжным в зале, безумно интересно услышать, какие же мотивы подвигли горячо любимую дочь на убийство? Без мотива ваши доводы, увы, ничего не стоят. Как адвокат, вы должны понимать, что без мотива нет и состава преступления. Я хочу услышать, чем вы руководствовались, обвиняя мою подзащитную в преднамеренном убийстве. Бронкс облизал губы, не зная, что ответить, и в итоге отвернулся. Подумав, Юрген выдвинул нелепую версию о моем желании завладеть наследством Ричарда, но так как у меня была своя квартира на границах Нерона и высокооплачиваемая работа, конгресс не принял эту версию во внимание. Несмотря на кислые мины адвокатов, мой пожизненный срок снизился до вполне реального летоисчисления. Если пятьдесят лет в стенах Обители можно назвать реальным сроком. Адвокаты, конечно, расстроились, но оспаривать решение не стали. Да и смысл? Все понимали, что выжить я все равно не смогу. Какие к черту пятьдесят лет? Почему я ни разу не видела стариков в Обители? Все просто – их там нет! Жизнь в тюрьме, где основатели устраивают настоящий ад, зависит от условий заключения, но в целом не превышает пяти лет. Надо быть откровенной, никто не выдержит пять лет в аду. Чего уж говорить о пятидесяти… Это просто смешно. – Давайте не будем забывать о событиях минувшей недели, – Леннер, категорически несогласный с решением конгресса, мигом стер гадкие улыбки с лиц всех жаждущих моего заключения под стражу. – Во-первых, моя подзащитная оказала неоценимую помощь следствию, что необходимо учитывать при принятии окончательного решения. Центр управления Нерона еще вчера обратился к главе конгресса с ходатайством об освобождении всех заключенных, которые так или иначе были задействованы в следственном процессе. И во-вторых, резерв и магия мисс Рейтли на данный момент соответствуют всем нормам первого резерва, следовательно, я требую относиться к моей подзащитной как к верховному магу конфедерации со всеми вытекающими снисхождениями, прописанными в регламенте для этого статуса. Я поежилась. Все в зале, более ста человек, не считая присяжных, комиссию и адвокатов, устремили на меня свои взгляды. Нервные импульсы прошлись по телу и тут же слились с кожей. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя, и невольно, краем глаза, заметила в толпе гражданских магов знакомое лицо. В груди что-то сжалось до крошечных размеров, и у меня с трудом получилось удержать подступившие слезы. Белокурая девушка с каким-то глупым огромным плакатом в руках, требующим моей свободы, сидела на первой трибуне и что-то возмущенно кричала, при этом бурно жестикулируя. Естественно, никто из присяжных или комиссия ее криков не слышали, магия блокировала зал, где проходило заседание. Не может быть… Сандра! Неожиданно она повернулась в сторону стеклянного изолятора, где я находилась в полном одиночестве, стараясь держать спину прямо и не реагировать на жестокие, обидные, провокационные высказывания со стороны семейства Харрисов и их адвокатов. Губы дрогнули и невольно растянулись в улыбке. Сандра подпрыгнула на скамье, замахала руками, плакатом, что-то закричала надрываясь, пока сидевший рядом мужчина не схватил ее за руку и не заставил замолчать. Та снова слилась с толпой, больше не привлекая на себя ненужного внимания. Ее брат, а я уверена, что высокий блондин с шестым резервом магии в глубине темно-васильковых глаз – ее кровный брат, помахал мне рукой, жестами показывая, что все будет хорошо. Я кивнула. Близкие, но не родные люди, иногда могут дать больше, чем кровные родственники. Поддержку, например, или любовь. Хотя, может, мне просто не повезло с родственниками… или Ричард все испортил до такой степени, что даже после его смерти уже ничего не восстановить. Я помню детство и знаю, что мать нас очень любила, но иногда обстоятельства вынуждают людей менять свои приоритеты. Это как выживание. Родительница не справлялась с долгами после смерти мужа, моего родного отца. В результате ее бы засадили за решетку, а нас с Филиппом отправили бы в приют для обездоленных. Ричард стал решением многих проблем, забрав нас к себе домой и женившись на матери, но этот неравный союз был обречен на провал с самого начала, когда Харрис никому из нас не позволил взять свою фамилию и составил брачный договор исключительно в свою пользу. За долгие годы под его подчинением мы все стали друг для друга совершенно чужими людьми. Почему на первом заседании мне никто не поверил? Почему никто, кроме меня, не рассказал о жизни с этим напыщенным козлом, любившим напиться до беспамятства и исколотить всю семью? Мать месяцами не выходила из дома. Синяки долго заживали, иногда кости не срастались без помощи магии. Если бы год назад все мои показания против Ричарда, которые я давала следствию в течение четырех с половиной часов, подтвердились, то этого повторного заседания могло и не быть. Мне бы назначили несколько лет исправительного центра. Ерунда. Я спрятала лицо в ладонях, опустила голову. Обстановка давила, да и от воспоминаний хотелось плакать. Не выдержав, я посмотрела на судью, он расспрашивал Леннера о проведенных экспертизах моей магии, выясняя, есть ли какие-то отклонения от общепринятого первого резерва. Собравшись, я перевела взгляд на присяжных. Мать сидела в первом ряду в качестве свидетеля. Черный платок скрывал ее волосы, плечи, половину лица, как и широкие солнцезащитные очки. Смотрела ли она на меня… не знаю, за очками этого не понять. Пару раз мы пересекались неоднозначными взглядами с Филиппом. И в его глазах я видела лишь осуждение – как в первый раз, так и во второй. За что? За Леннера? За пересмотр этого дела? Или за то, что некромант в непоколебимой форме затребовал наказания для него и для матери? Если честно, я никого не хотела наказывать, но это же Ларк… непробиваемый капитан ночной стражи. Ни уговоры, ни слезы не действуют на капитанов. На кого угодно, но только не на них. По крайней мере, в одном я убеждена наверняка – и Филиппа и мать обеспечат служебными адвокатами центра управления, которые если не добьются условной меры пресечения, то хотя бы сократят их срок за ложные показания и клевету. Это немного успокаивало.