– Нет. – Её глаза сузились. – Ты хочешь задать вопрос. – Тебя это не касается! – Я выпрямилась, стараясь выглядеть как можно выше. – Просто… стой здесь. И я торопливо пошла прочь, лавируя между сталагмитами. Но уже через пять шагов осознала свой просчёт. А если совсем точно – когда врезалась носом в невидимый во тьме сталагмит. У меня не было света. Ухо пощекотал шёпот. Я отдёрнула голову, но вокруг не было ничего, кроме темноты. Я попыталась припомнить заклинание мастера Бетрис, но оно было сложное, с кучей обстоятельных уточнений, чтобы заставить шар летать. Ну почему я не взяла с собой свечку! Что-то схватило меня за волосы. – Как я умру? Ахнув, я вырвалась. Меня так и подмывало развернуться и побежать назад, в безопасный круг света. Но сдаваться нельзя. Я должна быть храброй! – Как я умру? Тени вокруг меня заколыхались, выпрастывая щупальца тьмы, как какое-то прожорливое морское чудовище. – Уп-падёшь в расселину, – запнувшись, выпалила я. Стало тихо. Я со всхлипом выдохнула и сделала ещё несколько осторожных шагов, шаркая по полу пещеры в надежде нащупать край расселины. Глупость какая-то. Мне нужен свет! Достаточно легко заставить объект делать то, к чему у него есть естественная склонность: свечу – гореть, воду – испаряться. Но нельзя просто приказать воде зажечься. Поэтому, хоть я и знала слово «зажечь» на магическом языке, без чего-то горючего оно было бесполезно. Но я знала другое слово, которое могло сработать: – Антония. Светить. Вокруг меня разлилось сияние, и я вспомнила пойманных лучами прожекторов актёров в театре, куда меня однажды взял Флориан. Я победно закружила на месте и довольно хихикнула. Может, мне и не удалось заставить редьку танцевать, а дерево вырасти, но я была не безнадёжна! И моя задумка удалась как нельзя вовремя, потому что смертельно опасная тьма расселины разверзлась всего в пяти футах от меня. Ступая уверенно благодаря своей личной подсветке, я подошла к краю. Снизу на меня пахну́ло холодным ветром, вызвав мурашки по всему телу. Я прочистила горло. Мастер Бетрис ошибается. Я не слишком юна, и мои мечты не менее ценны, чем чьи-либо другие. И если я не задам правильный вопрос, им навсегда придёт конец. Зловещая тишина давила на меня. Язык будто стал куском свинца, отяжелев под весом такой уникальной возможности. Я так и не решила, что спросить. Если я спрошу о короне, то обеспечу себе мамино одобрение и у меня появится шанс остаться с мастером Бетрис, хотя бы ненадолго. Но того факта, что магические способности Моппи намного сильнее моих, это не изменит. С другой стороны, если я спрошу, как мне стать более могущественной волшебницей, я смогу заслужить себе место в школе – но вдруг мама откажется меня туда отпустить в наказание за то, что мне не удалось найти корону? И что бы я ни спросила, нет никакой гарантии, что я получу ответ. А вдруг мой вопрос останется здесь эхом и превратится, как все остальные, в нечто кровожадное, отчаявшееся и голодное? У меня не было выбора, кроме как молиться Реме, чтобы она ответила. – Здравствуйте, – сказала я. – Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте… Чувствуя себя крайне глупо, я опять кашлянула: – Э-эм… я Антония Дюрант. Но вы, наверное, и так это знаете, вы же богиня мудрости. В общем, я пришла потому, что у меня… э-эм… есть вопрос. Какой стыд! Моя мама, советница Мира Дюрант, убедила королеву Золомена понизить на двадцать пять процентов налог на шоколад. А я стою здесь, отчаянно хватаюсь за разбегающиеся мысли и запинаюсь через слово, потому что в горле перехватило от важности того, что мне предстоит сказать. Я заставила себя расправить плечи, сделала глубокий вдох и произнесла: – Как мне стать мастером-волшебницей? Как мне исполнить свои мечты? – Затаив дыхание, я подалась вперёд. Эхо моих вопросов стихло. От студёного воздуха пальцы на руках и ногах давно онемели. Лёгкие требовали воздуха, но я боялась пропустить ответ. Потому что он должен был прозвучать. Если только я не задала неправильный вопрос. Ну вот зачем я добавила про мечты?! Какой в этом смысл? Нужно было сформулировать точнее! Нет, нужно было спросить о короне! Это куда важнее моей судьбы волшебницы. И теперь я наказана за свой эгоизм. И тут я услышала его. Шёпот. Едва различимое эхо. Одно слово. Незнакомое, оно заставило мои кости вибрировать как от землетрясения, примерно раз в год сотрясающего порт Меду, из-за которого трескаются стёкла в окнах, а колокола в храмах звенят сами собой. Это было слово на магическом языке. – Погодите! – воскликнула я. – Как его применять? Что оно значит? – Значит-значит-значит… Эхо затихло вдали, оставив меня ни с чем. Я получила ответ – но какой от него толк, если мне неизвестно его значение или область применения? Я закусила губу. Произносить магические слова, не зная, что они значат, опасно. Но не невозможно. Сила заключалась в самих словах, а не в в том, понимает ли говорящий значение. Стоило хотя бы попытаться. – Антония, – прошептала я и повторила неизвестное слово. Ничего. Лишь тихий шорох, как от царапнувшей коробок, но не зажегшейся спички. Ладно. Что-нибудь придумаю. Уверена, мне просто требуется заклинание посложнее. Я пошла назад, пока мой мозг подбирал заклинания, которые могли пролить свет на тайну загадочного слова. Я выясню, что оно означает. У меня впереди ещё неделя. Повернув за два сталагмита, я застыла в изумлении: Моппи стояла на краю расселины, покачиваясь взад-вперёд над беспощадной тьмой и склонив голову набок, будто к чему-то прислушивалась. – Что ты делаешь! – ужаснулась я. – Осторожно! Вскрикнув, она отшатнулась от края и сердито рявкнула: – Это ты осторожнее! Со мной всё было прекрасно, пока ты не решила напугать меня до смерти! Нахмурившись, я присмотрелась к ней: – Ты что-то спросила? Она скрестила руки на груди: – А ты? – Нет. – Тогда и я нет, – заявила она, одарив меня неестественно широкой улыбкой. После чего сощурилась. – Что с тобой? Ты будто свечку проглотила. Ой. Я и забыла о заклинании света. По правде говоря, я не знала точно, как его снять, но говорить об этом Моппи было необязательно. Я ответила: – Я наложила заклинание, конечно же. Могу отменить его в любой… – Я осеклась, уловив краем глаза какое-то движение. В следующий миг вокруг моего запястья затянулся усик тьмы, и я испуганно взвизгнула. – Что вылечит мамин кашель? – Чай с ромашкой! – воскликнула я и выдернула руку. Вопрос-щупальце уполз назад в тень. Но на его месте начала извиваться дюжина других, готовясь напасть. В ушах зазвучали их отчаявшиеся голоса: – Одежду какого цвета мне носить, чтобы он меня полюбил? – Кто крадёт мои редьки? – Как мне перестать по ней скучать? Я развернулась лицом к Моппи: – Что происходит? Ты вроде сказала, что справишься с ними! – Я и справлялась! – Она увернулась от чёрного усика. – Соседские козы съели твои редьки! – Нельзя перестать по кому-то скучать! – крикнула я. – Фиолетовый! – добавила Моппи. Ещё какое-то время мы отбивались от волны назойливых вопросов. Мой мозг неустанно работал, придумывая подходящие ответы, и в голове начало гудеть. Наконец стоящий вокруг нас гвалт начал стихать. Мне даже удалось сделать глубокий вдох. Прозвучал последний вопрос: – Сколько куриц мне купить? – Тринадцать! – выдохнула я.