Дьябло, его вороной жеребец, нашелся целым и невредимым при отступлении в тот июльский день. Услышав свое имя, Дьябло тихонько заржал, и взгляд Ричарда потеплел. Я давно понял, что конь дорог ему, как ребенок, точно так же как Лиат-Маха был дорог мне. – Когда-нибудь мы вместе въедем в Иерусалим, – сказал герцог, поглаживая Дьябло по шее. Столько всего произошло, что мысли о Крестовом походе выветрились у меня из головы. – Есть какие-нибудь новости на этот счет, сир? – спросил я в надежде, что Ричарду известно что-то неведомое мне. Он вздохнул. – Нет. Будем уповать, что сегодняшние переговоры сложатся удачно. Они станут началом. Весь июль мы перемещались туда-сюда в ответ на маневры Филиппа против герцога. Генрих наконец пришел на помощь сыну, и в середине августа они встретились с Филиппом под Жизором. Совещание прошло настолько неудачно, что взбешенный французский король распорядился срубить знаменитый вяз, отмечавший границу и испокон веков служивший местом переговоров между королями Франции и герцогами Нормандии. Вскоре Генрих и Ричард, проявив, в свою очередь, решительность, вторглись в домен Филиппа, и я участвовал в том походе. Были кое-какие успехи, богатая добыча, но ни одного значительного столкновения с врагом, ни одной настоящей победы. Понимая, как и Филипп, что подходит время сбора урожая, отец и сын в конце августа вернулись в свои владения. В последующий месяц событий было мало. – Король Филипп просил о встрече, это так, сир? – Просил. Многие представители знати недовольны тем, что король воюет против своих собратьев-крестоносцев. Они не хотят больше сражаться против нас, и это делает его положение шатким. Филипп принял крест вскоре после Ричарда, как и Генрих. Вообще-то, все трое уже должны были плыть в Утремер, чтобы драться против Саладина. Но затея все больше выглядела обреченной на провал. – Означает ли это, что он нуждается в мире сильнее вас, сир? В его глазах вспыхнул веселый огонек. – Надеюсь, что так, Руфус. Иначе мы станем седобородыми стариками, прежде чем увидим Святую землю. Я улыбнулся, подумав с болью в душе, что я, похоже, скорее увижу Утремер, чем снова окажусь в Кайрлинне. – Есть еще один небольшой вопрос – кто станет наследником трона, – посерьезнев, сказал Ричард. – Вы, сир, – яростно заявил я. – Ведь вы старший сын и заслуживаете этого, как никто другой. Он был польщен. – Ты образец преданности, Руфус. Хотел бы я сказать то же самое о моем щенке-братце. Он имел в виду Джона. Хотя отношения между ним и Ричардом были натянутыми, я не позволял себе дурно отзываться о втором уцелевшем сыне короля. По лагерю в последние дни ходили распространяемые Филиппом слухи о том, что Генрих намерен назвать наследником Джона. – У тебя были братья, ведь так? – спросил герцог. – Да, сир. Двое. «Их убили люди, служащие твоему отцу», – подумал я, и болезненные воспоминания всколыхнулись в моей душе. Он сочувственно посмотрел на меня. – Они были младше или старше? – Оба старше меня, сир. – Значит, тебе не светило унаследовать родовые владения? – Нет, сир. – Вы ладили? – У нас случались ссоры, сир, как между всеми братьями. Но по большей части мы дружили. Отчасти причиной тому была небольшая разница в возрасте. Нас разделяли только четыре года. Я вспомнил, что отец любил называть нас тремя волчатами из одного выводка, и сердце мое сжалось. – Ты хоть раз выказывал стремление отобрать у них власть? – Нет, сир! Это была чистая правда. – Если бы ты был старшим, а отец провозгласил бы наследником твоего младшего брата, как бы ты поступил? Я ужасе воззрился на него. Нехорошая мысль, чреватая разладом внутри семьи. Не желая плохо думать о своих мертвых братьях, я представил себе, что младший в нашей семье – Джон и что отец назвал его наследником. В груди моей разгорелся праведный гнев. – Говори без опаски, что думаешь, Руфус. Я тебя не накажу. – Я бы захватил власть, взяв то, что принадлежит мне. Он кивнул. Мы молчали. Герцог погрузился в свои мысли, я же пытался понять, подтолкнуло ли его сказанное мной к какому-нибудь решению. Но он заговорил не о Генрихе и не о Джоне: – Твоих братьев забрала чума, да? Иисус на кресте, он помнил мою тогдашнюю ложь. – Да, сир. – Так значит, по праву ты лорд Кайрлинна – хотя бы по имени? – Да, сир, но земли у нас отобрали. Как ни прячь, правда все равно вышла наружу. – Знатные люди, служащие моему господину отцу? – Да, сир. Я прятал взгляд. – Божьи ноги, это несправедливо. Я хотел закричать, выражая согласие, но вымолвил только: – Если вам угодно сказать так, сир. – Так что же получается, Руфус? Ты наверняка мечтаешь стать хозяином своих родовых владений? Я заставил себя посмотреть ему в глаза, и ложь застряла у меня в горле. – Я хочу этого, сир. Да. Герцог хлопнул меня по плечу с такой силой, что я едва не пошатнулся. – Оставайся при мне, покуда я буду королем, и будешь восстановлен в своих правах. – Он помолчал немного, потом добавил: – После Крестового похода, разумеется. – Я ваш человек, сир, – сказал я, преклоняя колено. – С того самого дня в лесу близ Саутгемптона. Ричард не ответил. Внезапно встревожившись, я поднял голову. Он смотрел на меня со странным выражением на лице. – Принеси свой меч и шпоры. Сердце у меня забилось чаще. Не снится ли мне все это? Я повиновался. – Мне следовало сделать это давным-давно, – сказал герцог, когда я вернулся. И вот холодным октябрьским утром в лето Господа нашего 1188-е жизнь моя переменилась навсегда. Ритуал состоялся не в церкви и не в большом зале, но у коновязи в воинском лагере. Свидетелей не было, только Поммерс, Дьябло и их товарищи. Меня это совершенно не заботило. Герцог лично пристегнул мне шпоры и препоясал мечом, а также нанес мне колле – удар клинком плашмя, призванный напоминать о рыцарской клятве, которую я дал вслед за этим. Ричард посвятил меня в рыцари, и взамен я поклялся быть его вассалом до самой своей смерти. Распираемый восторгом и гордостью, я отправился будить Риса, а заодно Луи и Филипа, с которыми мы делили палатку. Все трое обрадовались, а Рис и вовсе расплакался, целуя мне пальцы. Со смехом подняв его на ноги, я объявил, что отныне он – мой оруженосец. Весь день с губ его не сходила улыбка. Овейн серьезно пожал мне руку, приветствуя мое вступление в священное братство, а потом отправился раздобыть флягу вина. Де Дрюн поздравил меня, но больше ничего не сказал. Так он вел себя по временам, но я видел, что он очень обрадован. Фиц-Алдельм, как я надеялся, не догадывался о случившемся. Когда час спустя нам довелось столкнуться у герцогского шатра и он скривил губы, мне с трудом удалось скрыть радость. – Утро доброе, сэр, – произнес я. Он посмотрел на затянувшие небо седые тучи. – А оно доброе?