– Да, папа. Стремительный натиск застигнет их врасплох. Сперва я намерен пройти через Пуату и собрать войско. После Перигё я поверну на восток, в Лимузен. – Ричард помолчал, потом спросил с ироничной улыбкой: – Если, конечно, ничто не изменилось. И не пришло, к примеру, письмо от Вильгельма и Адемара, предлагающих мир. Генрих фыркнул. – Подумать только: я помиловал их после мятежа, пять лет назад, – сказал он. – Оба – истинные сыновья своего отца, графа, – добавил Молодой Король. – Так, значит, известий от них нет, – заметил Ричард, не выразив удивления. – Снова пахнет войной. Кровь моя быстрее бежит в жилах при этой мысли, – заявил Молодой Король. – Ха! Помнишь, брат, как мы осадили графа в Шатонёфе? Крепость пала через полмесяца. Ричард с ходу приструнил его: – Вскоре после этого ты ушел, помнится, хотя кампания еще не закончилась. В итоге, Хэл, пришлось нашему господину отцу прибыть ко мне, чтобы прижать мятежников к ногтю. Молодой Король вспыхнул. – У меня имелись веские причины. Я и позже сражался за тебя. Не далее, как в прошлом году… – …Ты не пропустил ни одного турнира на свете? – ехидно поинтересовался Джон. Молодой Король резко повернулся. – Заткнись, щенок! – Мир! Генрих вскинул руку. Молодой Король сердито поглядел на Джона. Тот ухмыльнулся. Прошло какое-то время. – Похоже, мой путь и вправду лежит в Перигё, сир, – сказал Ричард, нарушив тишину. – Мятеж необходимо подавить прежде, чем он распространится. Джефри подался вперед в кресле. – Эти мятежники, как ты их называешь, брат, утверждают, что выступают именно против твоего правления. По их словам, ты угнетаешь и жестоко притесняешь их. – Бросив взгляд на Генриха и Молодого Короля, он добавил: – Тебя и твоих рыцарей обвиняют в насилии. Ричард презрительно посмотрел на Джефри. – Так вот что тебе говорили аквитанские бароны… когда ты с ними встречался? Генрих нахмурился, Джон хмыкнул – звук получился неприятный. Молодой Король рассмеялся, а Джефри сердито сдвинул брови. – Я в жизни не обесчестил ни одной женщины, – заявил Ричард. – Пусть тот, кто смеет утверждать обратное, докажет свою правоту, выйдя против меня с мечом. Глаза его впились в Джефри. Тот отвел взгляд. – Любой из моих рыцарей скажет то же самое, – продолжил герцог. – Не могу ручаться за то, что прекрасный пол не терпел обиды от простых солдат на моей службе, но если даже подобные преступления имели место, то в нарушение моих приказов. Божьи ноги! Покажите мне войско, которое неповинно в подобных поступках, и я покажу вам врата в Царствие Небесное! Никто не возразил, и Ричард снова посмотрел на Джефри. – Ходят слухи, что ты тайком встречался с моими мятежными подданными. Что скажешь на это? Внимание всех переключилось на графа Бретонского. – Это ложь. Бессовестная ложь. – Голос у Джефри не дрогнул. – Я никогда этого не делал, брат. Ричард презрительно хмыкнул и перевел взгляд на Молодого Короля; тот сделал вид, что не замечает этого. Герцог хотел было снова заговорить, но тут во второй раз вмешался его отец: – Если у тебя, Ричард, нет доказательств этих встреч, я не желаю больше о них слышать. Как ты сам прекрасно знаешь, слухи питаются лагерными да уличными сплетнями и надежны не более, чем дырявое ведро. – Да, папа. Ричард сцепил руки за спиной. Только я да Филип видели, с какой силой он стиснул пальцы. Он не доверяет ни Джефри, ни Молодому Королю, подумал я, или же знает больше, чем говорит. Еще ему не нравится стремление Генриха сохранить мир между ними любой ценой, но этого он тоже не скажет. Причины, по которым Ричард не хотел спорить с отцом, вскоре стали очевидны. – Относительно мятежа, папа. Я собрал пятьсот лучников и пехотинцев, а сверх того – сотню рыцарей. Этих сил должно хватить, чтобы обуздать бунтовщиков, но если нет… Герцог не договорил. – Это дело следует уладить, – заявил король. – Если тебе понадобится, я пойду на юг. – Благодарю. Джефри и Молодой Король обменялись разочарованными взглядами, такими быстрыми, что я едва не пропустил их. Я осмотрелся, но похоже, больше никто не заметил. Ричард исполнил долг, отужинав с отцом и братьями. Незаконнорожденный Жоффруа ушел, сославшись на неотложные дела. Мы с Филипом прислуживали герцогу. Подносили самые разнообразные блюда, от жирных каплунов с лимоном и запеченных крольчат до жареного лебедя, поданного в перьях под острым черно-кровавым соусом. Тут меня замутило, и я порадовался, что не сижу за столом. Вскоре аппетит вернулся, но, исполняя свои обязанности, мы не могли перехватить и крошки. Чтобы не думать о бурчащем животе, я сосредоточил внимание на Ричарде. Держался он по-прежнему весело и беззаботно, но я раз за разом перехватывал взгляды, бросаемые им украдкой на Джефри или на Молодого Короля. Те были не разлей вода и постоянно нашептывали что-то друг другу на ухо. – Можно ли доверять кому-то из братьев герцога? – тихонько спросил я у Филипа, стоявшего рядом со мной. Тот выразительно пожал плечами: кто знает? Его ответ ничуть не разубедил меня насчет того, что опасаться следует Джефри. Судя по недавнему разговору, Молодой Король испытывал мало приязни к Ричарду. Не понравилось мне и поведение Джона: то он льстил королю, то отпускал язвительные замечания в адрес братьев. Самого Генриха понять было сложно: говорил он мало, а пил много, внимание его постоянно перемещалось от одного сына к другому. Он напоминал старого паука, застывшего в центре паутины и терпеливо ждущего удобного мгновения, чтобы ужалить. И вот меня заметил Джон. – У тебя новый оруженосец, брат? Он указал на меня столовым ножом – не самый дружелюбный жест. – Верно. – Ричард оглянулся на меня. – Его зовут Руфус. Джон снова устремил на меня вялый взгляд своих черных змеиных глаз. Я испытал неприятное ощущение и потупился. – Могу понять, почему его так прозвали. Волосы такие рыжие, какие нечасто встретишь в Англии. Он валлиец? – Ирландец, – ответил Ричард. – Выходит, из моих владений, – сказал Джон довольным тоном. – Я ведь повелитель Ирландии. – (Я прикусил щеку с такой силой, что ощутил вкус крови.) – Из какой области? Глядя в пол и изо всех сил стараясь обуздать ярость, я не сразу сообразил, что вопрос Джона обращен ко мне. Филип пнул меня сбоку ногой, и я посмотрел на него. Поняв по резкому движению его подбородка, что именно случилось, я в смущении повернулся к столу. Ричард и Джон смотрели на меня: первый – озадаченно, второй – с растущим раздражением. – Простите меня, сир, – сказал я, поклонившись Джону. – Я из Кайрлинна, это на севере Лейнстера. – Никогда о таком не слышал. – Сир. – Джон вовсе не обязательно должен был знать про этот край, но, разозлившись, я не обратил внимания на взгляд Филипа, в котором читалось «Заткнись», и продолжил: – Он лежит на берегу бухты, сир. Позади него горы, еще один хребет тянется с другой стороны залива. Гости там бывают редко, но это одно из красивейших мест в Ирландии. В ту пору я не знал, что мое прочувствованное описание заронило зерно в плодородную почву. Эти слова горько аукнулись мне в последующие годы. Джон пренебрежительно отмахнулся. – Без сомнения, оно кишмя кишит немытыми ирландцами с кочерыжками, растущими из ушей, вроде тебя, – сказал он. Молодой Король расхохотался, Джефри тоже. Даже у Генриха дрогнули губы. Щеки мои запылали, я не знал, что сказать в ответ. – У Руфуса из ушей не растут кочерыжки, брат, и он отважен, как алан, – возразил Ричард. Ехидная ухмылка сошла с губ Джона, но он не унимался: – Так, может, он кабанов берет, а? Этого вполне можно ожидать от ирландского дикаря. Ричард со стуком опустил кубок на стол. Предчувствуя важное событие, музыканты прекратили играть. Головы всех сидевших за столом повернулись в нашу сторону. – Руфус не далее как седмицу назад спас мне жизнь, щенок ты этакий, – заявил герцог. – У меня нет сомнений, что в один прекрасный день он заслужит рыцарские шпоры. Джон пристыженно умолк. Казалось, все в комнате смотрят только на меня. Еще ни разу не испытывавший подобного смущения, я сжался, как маленький мальчик, которому велели сидеть тихо. – Вот история, какую я не прочь услышать, – обратился к Ричарду Генрих. Герцог изложил все без прикрас, напирая больше на мои действия, чем на свои. Впоследствии я узнал, что это была одна из черт его великодушного характера. Закончив, он отсалютовал мне кубком и сказал отцу: – Если бы не Руфус, у тебя осталось бы только три сына, папа.