– Так больно за него! Я видела, как это произошло. Ты ничем не смог бы помочь. Руми зажмуривается. В уголках его глаз выступают слезы. Он медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь совладать с собой, и наконец снова решается посмотреть на меня. – Столько людей погибло… После битвы мы дали Каталине возможность похоронить павших иллюстрийцев. Я тереблю в руках простыню. – Сколько погибло? – Lo siento, – шепчет Руми. – Каталина просила сказать тебе, но я не могу… – Сколько? – настойчиво повторяю я. – Пятьдесят два, – отвечает он, опустив голову. Я больше не могу сдерживать слезы. Руми смахивает их и крепко прижимает меня к себе. Она никогда не поймет, почему я так поступила, – и никогда не простит. – Te amo, Ximena[82], – говорит он, зарываясь в мои волосы. – Yo también[83]. Руми издает довольное «хм-м-м-м» и мягко касается губами моей кожи. Я отстраняюсь и вытираю слезы. – Что было дальше? – Умак сбежал, – с досадой отвечает Руми. – Уехал на краденой лошади с кучей денег из сокровищницы Атока. Мне сказали, он направился в сторону джунглей. Джунглей Яну? Нужно быть сумасшедшим, чтобы добровольно войти туда. – Но зачем? Руми пожимает плечами. – Какая разница? Я больше никогда не хочу его видеть. Убью на месте. – Думаю, то, что обитает в джунглях, справится с этой задачей не хуже тебя. – Ох, надеюсь. Теперь остался только суд над Каталиной, – осторожно продолжает Руми. – Тамайя настояла на том, чтобы мы дождались, пока ты придешь в себя. Ты готова? Сегодня? Я вжимаюсь в подушку и качаю головой. Я не смогу посмотреть ей в глаза. – Mañana[84]. – Как скажешь, – отвечает Руми, нежно глядя на меня. – Ее казнят? – еле слышно спрашиваю я. – Не знаю, amor[85]. Я не знаю. Он крепко обнимает меня, и я больше не пытаюсь отвлечься. Надо выплакаться. * * * Я просыпаюсь в темноте. Рука Руми лежит у меня на бедре. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и медленно обвожу пальцем его профиль. В свете луны я могу различить лишь его крупные черты, выразительный контур нижней челюсти. Осторожно провожу рукой по его лбу. – М-м-м-м, – мычит он сквозь сон. – Чего ты вскочила? – Кажется, кошмар приснился, – шепчу я. – Мы спим в одной постели. Он приоткрывает один глаз. – Твой кошмар был об этом? – Нет. Мне снилась Каталина. – Конечно, стоило тебя спросить об этом, – зевая, замечает Руми. – В смысле, можно ли здесь спать. Я улыбаюсь в темноте. – Можно. Я, правда, немного шокирована, но… – Я твой лекарь. Раздается шорох простыней, и он тянется ко мне, чтобы поцеловать в щеку. – Вдруг я тебе понадоблюсь? – Конечно, – серьезно отвечаю я. – Ты настоящий профессионал. – Ты всегда такая болтливая посреди ночи? – Я переживаю за нее. Где она? Я знаю, она не спит. Каталина всегда читает по звездам, когда не может заснуть. Руми вздыхает и трет глаза. – Она на этом этаже. – Отведешь меня? Руми снова вздыхает, но затем все же встает и помогает мне выбраться из кровати. Подает халат и надевает на меня сандалии. Берет за руку и ведет в самый конец коридора, где стоят двое стражников. – Я подожду снаружи, – сонно бормочет он. Напоследок Руми сжимает мою ладонь и садится на пол, прижавшись спиной к каменной стене. – Мне нужно поговорить с ней. Один из стражников кивает. – Как вам угодно. Я делаю глубокий вдох и вхожу. Каталина стоит на балконе, запрокинув голову. Она водит в воздухе указательным пальцем, словно прочерчивает невидимые линии между звездами. – Я знала, что ты придешь, – говорит она. Я подхожу ближе, но останавливаюсь в дверном проеме балкона. – Я хотела попросить прощения. – Ты бы поступила иначе, если бы могла все исправить? – с напором спрашивает она. – Нет, – отвечаю я. – Но это не значит, что я хотела причинить тебе боль. Мне очень жаль. Каталина по-прежнему стоит спиной ко мне. – Я не приму твои извинения, так что можешь идти, Химена. – Ты не хочешь узнать почему? – Нет, – отрезает она. Сглотнув, я киваю. Мне хочется столько всего ей сказать, но я не буду настаивать. Если она не хочет слышать, я лишь впустую потрачу время. Я хочу поговорить с ней, а не вести монолог. Повернувшись, я возвращаюсь с балкона в комнату. – Подожди. Я оборачиваюсь, и во мне вновь загорается надежда. Но она все еще стоит спиной. – Ладно. Почему? От обиды в ее голосе разрывается сердце. Я больше не могу жить в мире Каталины – вернуться во времена, когда лаксанцы из последних сил боролись за выживание, когда иллюстрийцы выгоняли их из собственных домов высоко в горы, лишая воздуха, которым они дышали, и земли, по которой они ходили сотни лет до нас. Как мне все это объяснить?