Он наклоняется вперед, и я чувствую на щеке его горячее дыхание. В уголках его глаз залегли глубокие морщины. Это неудивительно – ведь он столькие годы смотрел на мир с опаской и недоверием. – Мне нужны дети, – говорит он, игнорируя мои слова. – А для этого ты вполне сгодишься, ведь так, кондеса? Но я знаю, что нужна ему не только для деторождения: благодаря браку он может получить контроль над моим народом и беспрепятственный доступ к воде. Слава Луне, этого никогда не случится. По крайней мере пока на его пути стоит подсадная невеста. Рана на локте стала липкой от крови; ощутимо саднит. Ящерица в кармане тихонько шипит, высунув длинный розовый язык. – Знаешь, как она умерла? – В родах. – Неужели? – спрашивает Аток, и я холодею, будто он проводит кончиком клинка по моей коже. – Ты правда так думаешь? – Что… что вы вообще говорите? Аток задерживает на мне взгляд, затем берет в руки мою косу и начинает теребить хвостик, перевязанный лентой. – Разочаровала она меня, говорю. Будь очень осторожна, кондеса. Я никогда не забываю чужих промахов, а твои уже не перечесть. Ты опозорила меня перед всем двором. Проявляла открытое непослушание в присутствии моих слуг. Следи за собой. Ты хорошо меня поняла? Или ты не дорожишь своей жизнью? Я молчу. Он оборачивает косу вокруг своей руки. Один раз. Второй. Захватив мои волосы, как канат, он начинает сильно тянуть. Я сопротивляюсь; колени снова подгибаются, но я изо всех сил стараюсь стоять ровно. Живот по-прежнему болит в том месте, куда он ударил. – Не надо делать из меня дурака, – продолжает Аток. – Я слишком многим пожертвовал, слишком многое потерял. Я получу то, что мне нужно, и сделаю все, чтобы оставить после себя наследие. – Прищурившись, он добавляет: – Думаю, в этом мы с тобой похожи. Madre di Luna. Кажется, я не могу дышать. Ведь он на самом деле прав: я – двойник последней выжившей наследницы королевской семьи – готова на что угодно, лишь бы обеспечить иллюстрийцам победу. Я готова рискнуть своим будущим, своей жизнью и выйти замуж за врага, если это поможет достичь цели. Аток обращает внимание на мой окровавленный локоть. Подойдя к двери, он выглядывает наружу и тихо переговаривается с одним из своих телохранителей. – Скажи швеям, чтобы опустили вырез. Он снова окидывает меня взглядом, не упуская ни малейшей детали, и сердито добавляет: – Хорошо выглядишь. С этими словами он уходит. Колени подкашиваются, и я оседаю на приступок. Осматриваю локоть. Получилась большая ссадина; сильно кровит. С дрожью вспоминаю о его планах. О его несчастной первой жене. О том, что сейчас вместо меня в этой комнате могла бы быть Каталина. Паника нарастает. Я закрываю лицо руками. Хорошо, что я одна: можно ненадолго снять маску. Наконец-то подумать о себе. Дверь открывается, и в комнату вбегает встревоженный Руми. Я так и сижу на подставке, съежившись и прижав руку к груди; пышное свадебное платье скомкалось вокруг ног. – Кондеса… – Он садится на корточки рядом со мной и легонько ощупывает место вокруг раны. – Надо продезинфицировать. Пойдем в лазарет. Руми аккуратно помогает мне подняться. Я указываю на свое платье. Ткань плотно обтягивает грудь, и мне трудно дышать. – Мне нужно снять это. – Хорошо, – кивает он и отворачивается, чтобы не смущать меня. У меня вырывается отчаянный вздох. – Я не могу снять это платье самостоятельно. Можешь мне помочь? Руми удивленно смотрит на меня. Он выглядит слегка ошарашенным, но берет себя в руки до того, как я успеваю что-то сказать на этот счет. Повернувшись спиной, я глухо добавляю: – Там много пуговиц. – Хорошо, – сглатывает он. – Одну минутку. Руми открывает дверь и выглядывает в коридор, очевидно в поисках подмоги. Я еще никогда не видела его таким растерянным. Наконец он снова возвращается в комнату и обреченно смотрит на меня, будто я собираюсь подать ему худший обед в его жизни. Он ловко расстегивает маленькие пуговки, едва касаясь пальцами моей кожи. – Готово. Затем Руми отворачивается в очередной раз, и я быстро надеваю привычную полосатую юбку с туникой. Одевшись, я легонько касаюсь его плеча. Он напрягается, и я поспешно убираю руку. Мы выходим из комнаты и направляемся в восточное крыло. – Он бил тебя? – Да, – отвечаю я. – Но ничего страшного. Будет синяк, но ничего не сломано. Руми бросает на меня косой взгляд. – Что его разозлило? Вдали от Атока я чувствую себя в безопасности и постепенно успокаиваюсь. – Судя по всему, сам факт моего существования. Его губы трогает легкая улыбка. Мы проходим мимо узких окон, больше похожих на бойницы. За ними – маленький закрытый дворик, где я еще ни разу не была. Лаксанцы вытаптывают ногами горы листьев коки, превращая их в густую пасту, которой можно будет набить курительную трубку. В таком виде кока очень вредна и легко вызывает зависимость. Я поспешно отворачиваюсь. – Личный запас Атока, – кисло комментирует Руми. Я всегда старалась держаться как можно дальше от наркотика, но при дворе Атока почти все ежедневно курят трубки, заполняя коридоры удушливым приторным запахом. Насчет Руми можно даже не спрашивать: судя по тому, с каким отвращением он смотрит на лаксанцев, заготавливающих курительную смесь, он вряд ли когда-либо пробовал лист коки. – Он разрушил всю нашу экономику ради производства этого, – замечаю я. Мы оказываемся в коридоре со множеством дверей, над которыми расположена деревянная панель с искусно вырезанным растительным орнаментом. – Король Аток был в отчаянии, – говорит Руми. – Уверен, в то время эта идея казалась ему удачной. – Может, хватит защищать его, лекарь? Por favor. Он уничтожил большую часть сельскохозяйственных угодий, чтобы выращивать коку. Ты не сможешь убедить меня в том, что это хорошая идея. – А ты разбираешься в сельском хозяйстве? Мы останавливаемся у лазарета. Я упираю руки в бока; он – скрещивает на груди. Руми прислоняется к дверному косяку, готовясь к спору. Готова поклясться: он с трудом сдерживает улыбку, как будто споры со мной не раздражают его, а… веселят. – Хочешь верь, хочешь не верь, но у Его Величества правда были благие намерения. Лист коки прекрасно растет в бедной почве и практически неуязвим для вредителей и болезней. Он очень легкий и долго хранится, а значит, его можно перевозить на дальние расстояния по горным дорогам. Кроме того, он в десять раз более востребован, чем те же цитрусы. Король Аток хотел добиться стабильного экспорта, чтобы обеспечить себе надежную репутацию. Благодаря листьям коки мы стали такими же богатыми, как наши соседи с запада и востока. Я с отвращением фыркаю. Как он может поддерживать Атока после того, что тот сделал со мной всего несколько минут назад? – Мне плевать на его намерения, – перебиваю я. – Он подсадил своих крестьян на наркотик. Большинство из них заняты производством коки, но кто будет выращивать еду? Где регулярные поставки риса, бананов, юки, кукурузы, цитрусов? Цены на продукты выросли до небес. Когда ты в последний раз покупал хлеб? Не могу поверить, что ты можешь поддерживать такое. Ты казался более благоразумным! – Хватит додумывать за меня, – говорит он. – Я способен говорить и думать самостоятельно. Спасибо. – Подожди, то есть ты не согласен с Атоком? – Королем Атоком, – в сотый раз поправляет Руми. – Конечно нет, дурачина. Мой народ использовал листья коки сотни лет. В чистом виде из них можно приготовить хоть сорок лекарств. Жевание листа облегчает симптомы высотной болезни и придает сил рудокопам и крестьянам, которые занимаются тяжелым трудом. Но из-за того что листья коки стали непомерно дорогими, простые лаксанцы и жители Нижних Земель не могут позволить себе даже одну веточку. Я не говорю, что согласен с его методами, но я могу понять, почему он пошел по легкому пути. Вот и все. – Хм, – откашливаюсь я. – Извини. Закатив глаза, Руми толкает плечом дверь в лазарет. Первое, что я замечаю, – это запах. Внутри растут самые разнообразные растения. Стол заставлен горшками с базиликом и розмарином, рядом – глиняные миски, до верхов наполненные зубчиками чеснока. С каменного потолка свисают пучки сушеной лаванды и тимьяна. Запах в этой комнате очень похож на то, как пахнут вещи Руми. Только еще хуже. Сквозь широкие прямоугольные окна льется послеполуденный свет, и оконные рамы отбрасывают на пол косые тени. В углу стоят несколько пустых коек с аккуратно сложенными покрывалами. Я узнаю сложные геометрические узоры и причудливые изображения попугаев. Это работа Тамайи. – Здесь пахнет тобой, – говорю я. Руми невольно усмехается. – Вот уж спасибо. Я сажусь на покосившийся деревянный табурет. Расправив длинную полосатую юбку, я оглядываюсь вокруг. Все стены лазарета увешаны изображениями различных трав и растений. Мое внимание привлекает один из рисунков – небольшой набросок, не такой яркий, как все остальные. Тот же самый цветок, который я видела в логове Сайры. – Что это за цветок? Руми оглядывается. – Кильясиса[73]. Легендарный цветок, который безуспешно ищут уже много лет. Я собираюсь задать следующий вопрос, но тут он достает бутыль с прозрачной жидкостью. Уксус. Желудок мучительно сжимается. Заметив ужас в моих глазах, Руми едва заметно улыбается. – Я знаю, – говорит он. – Но нужно почистить рану. Если я этого не сделаю, туда попадет инфекция. И тогда мне придется отрезать тебе руку. – Ты преувеличиваешь. – Думаешь? – Постарайся не злорадствовать. Теперь он улыбается во весь рот. – Слишком поздно, кондеса.