– Вроде того. Похоже, пресветлый Парнас начал называть себя во множественном числе. Странно, конечно, но говорят, что к старости у сильных чародеев маленько «сбивался компас». – Я гостила у друга. – В поместье у Холта Реграма, – выказывая ожидаемую осведомленность, произнес дед. Если он волновался о моем реноме или вообще семейной чести Истванов, то напрасно. Холт, безусловно, был хорош и даже больше, но он не испытывал ко мне ровным счетом никаких нежных чувств, а я, напротив, испытывала страшнейшую изжогу при мысли о безответной любви к лучшему другу. – Вы правы, дедушка, именно у него, – кивнула я, следя за тем, как дед, сам того не замечая, выстукивает пальцами по подлокотнику кресла. Характерный жест лучше тысячи слов говорил о накопленном за три месяца раздражении. – В семье ведьмаков? – Тон тоже был исключительно неодобрительный. Святые демоны, какой снобизм при темной-то внучке! – В семье очень уважаемых темных чародеев, – поправила я с серьезным видом. О том, что летом эта исключительно уважаемая семья предпочитала отдыхать на побережье, подальше от северных красот, ледяных склепов и мрачных святилищ, стоило промолчать. – Родители Реграма были в поместье? – прищурился дед. – Конечно, – с честным видом соврала я. Он пожевал губами, но промолчал и позвонил в маленький колокольчик. Думала, что сейчас колдовской сигнал заставит в кабинет ворваться толпу слуг, но, по всей видимости, толпа принялась суетиться где-то на другом конце замка. Пока ничего не происходило, мы обменялись выразительными взглядами. Наконец на круглом столике, стоящем между кресел, появился поднос с чайными парами, розеткой с медом, пузатым чайником, выпускающим из носика ароматный дымок, и серебряной конфетницей, наполненной крошечными разноцветными зефирками. Теми самыми, за которые я готова продать душу соседа. – Позвольте мне, – предложила я, хотя очевидно, что дед и пальцем не пошевелил бы, чтобы угостить гостью или угоститься самому. Ромашковый чай пах корицей и кусочками яблока, плавающими в чайнике. Один такой изнутри перекрыл носик, так что пришлось посудину взболтать. Некоторое время мы обсуждали мелочи: замечательную погоду летом, отвратительные морозы зимой, сложную сдачу диплома, его цвет и даже форму. К планам на будущее дед что-то не торопился переходить, зато внимательно, почти неотрывно смотрел на чашку в моих руках. Осекшись на полуслове, я опустила взгляд. По привычке серебряная ложка сама собой размешивала в чашке мед, из вершины вылетал черный магический дымок. Быстро сжав ложку в кулаке, я остановила верчение и проговорила: – Я хочу устроить мастерскую, а еще подумываю связаться с местным кланом темных чародеев. Кстати, как у вас с ними отношения? – Холодные, – сухо отозвался дед, следя за тем, как я осторожно пристраиваю укрощенную ложку на блюдце. – Отлично! – с энтузиазмом кивнула я. – В смысле, плохо, но я планирую наладить связь. Как думаете? – Выходи замуж, – вдруг огорошил дед. – Когда? – вырвалось у меня, хотя стоило бы спросить «зачем». – Осенью. – Парнас резанул меня серьезным, холодным взглядом. Я тут мир вообще-то собралась захватить, на кой мне сдался муж? Начнет мешаться под ногами, у меня сдадут нервы, я его прокляну на смерть, а потом придется воскрешать, чтобы никто не догадался. В общем, супруг мне решительно был не нужен ни в каком виде: ни в живом, ни тем более в мертвом. Столько возни! – За кого? – спросила я из чистого любопытства. – За Калеба, – коротко ответствовал дед. Глядя в его непроницаемое лицо, я в полной мере осознала, как прав был Холт, когда утверждал, что стоит придумать запасной план. Вдруг жизнь в Истване не сложится? Я тогда разозлилась и ответила, что он полный кретин. Глава 2. Запасной план злодейки – Почему именно за него? – с легкой улыбкой, скрывающей нарастающую бурю негодования, уточнила я и отхлебнула чай. Он был чудовищным на вкус: никакого успокаивающего запаха ромашки, сплошная бесящая корица. Официально заявляю, что с этой минуты корица на втором месте в длинном списке вещей, которые я ненавижу. На первом – разговоры о женитьбе с Калебом Грэмом. – В Сартаре у него превосходная репутация, – заговорил дед. – Никто не посмеет даже подумать о том, что его супруга не достойна уважения. За сильным мужем тебе не придется стесняться происхождения. Как он сказал? Стесняться? Я с трудом сдержала издевательский смешок. – Он тоже считает, что ему выгодно жениться на незаконнорожденной темной чародейке? – уточнила я и кашлянула. Поперек горла встал ком, не позволяющий пить отвратительную коричную бурду и любезно говорить, разве что шипеть проклятия. – Этот брак выгоден абсолютно всем! – отрезал дед. – Калеб войдет в ковен Истванов и не потеряет право наследовать состояние семьи Грэм. Зато теперь понятно, отчего великий Парнас так и не сподобился официально усыновить осиротевшее чадо своего любимого ученика, погибшего от когтей демонической твари. – У тебя еще две незамужние внучки, – напомнила я о существовании Люсиль и Эбигейл. – Почему именно мне выпала такая… великая честь? – Ты единственная нуждаешься в помощи. Я обязан позаботиться о твоем благополучии. – Калеб в курсе свадебных планов? – сдержанно спросила я, и, видят демоны, сдержанность далась мне нечеловеческим усилием. Даже не подозревала, что способна проявлять волю, потрясающую даже мое воображение. – Естественно, – кивнул дед. Я отставила чашку с почти нетронутым чаем и нахально заявила: – Благодарю за выгодное предложение, но нет. Замужество с Калебом Грэмом могло привидеться мне только в очень страшном сне, как в принципе любое замужество. К счастью, я сплю без сновидений. – Это был не совет, Эннари, – перебил меня дед. – Брачное соглашение подписано. Выбери дату, чтобы официально объявить о помолвке и обменяться родовыми символами. – Какое еще соглашение? – К собственному стыду, я так опешила, что чуть не забыла закрыть рот. На письменном столе хлопнула крышка шкатулки. Стремительно рассекая воздух, к нам прилетел свернутый трубочкой свиток. По приказу деда он резко развернулся и повис на уровне глаз перед моим лицом. Пришлось щелкнуть по свитку ногтем, заставляя его отлететь подальше. А то тычут носом, как нашкодившего щенка! Черным по белому, вернее, синим по серому в соглашении было написано, что дед безвозвратно – полагаю, это ключевое слово договора – вручает свою внучку Эннари Истван, обладающую темным даром, в руки Калеба Грэма, мужчины с отбитым чувством самосохранения. Видимо, других претендентов превратить семейного приблудыша в честную чародейку не нашлось. Или совсем не искали. Зачем далеко ходить, если в замке счастливо живет ничейный, буквально бесхозный жених? – Нет! – коротко вынесла я вердикт, хотя очевидно, что мнение будущей невесты никто учитывать не планировал. Главное, не разозлиться! Злятся только слабаки, а я сильная и независимая чародейка! А что свет в кабинете померк и сгустились тени, так просто за окном давно не полдень – завечерело. – Дело решенное, Эннари, – припечатал дед. Что ж, даже у сильных и независимых чародеек иногда сдают нервы… От уголка свитка потек черный полупрозрачный дымок. Секунду погодя бумага вспыхнула, как факел. Вокруг вытянулись изломанные контрастные тени. Сквозь пламя мы с дедом буравили друг друга пристальным взглядом. Узкие губы Парнаса дернулись в едва заметной усмешке. Когда в воздухе остался висеть обгоревший клочок с чудом сохранившимся хвостиком от подписи Калеба, свиток начал выплетаться заново. Первоначальный вид он возвращал эффектнее и гораздо быстрее. В моей голове еще не укоренилась мысль, что эти двое скрепили соглашение магически, а бумага уже в целости и сохранности висела в воздухе. Родовая печать Истванов нахально поблескивала в сгустившемся полумраке. Любой маг, даже самый плохенький, знал, что проигнорировать эту самую печать – чистой воды самоубийство, обязательно начнется черная полоса. Длиною в жизнь. Не исключаю, что и после смерти тоже сильно не повезет. Возможно, потеряется завещание, и какой-нибудь ушлый некромант превратит меня в домашнего питомца… А я окажусь настолько неудачливым умертвием, что не сумею оставить ему шрамы от когтей. Как подумаю о таком печальном исходе, так мурашки по спине бегут. Табуном! Судя по каменной физиономии, уважаемый дед разрывать сделку не собирался и планировал отправить меня под венец, даже если придется отвесить пинок для ускорения и решимости. Но ведь родовая печать Грэмов тоже стояла на бумаге… – Хорошо, – поднимаясь с кресла, произнесла я таким тоном, чтобы не оставалось сомнений, что это «хорошо» буквально означает «еще посмотрим». – Думаю, нам есть что обсудить с женихом. Поздравить… друг друга. Дату помолвки опять-таки назначить. Пойду, если вы, дедушка, не против. Я сорвала замерший в воздухе свиток, словно тряпицу, подвешенную на прищепку. – Встретимся за ужином, Эннари, – намекнул Парнас, что семейные посиделки нельзя пропускать. И даже убийство жениха вообще не повод. – Приятного чаепития, дедушка. Из кабинета я вышла с гордо поднятой головой, расправленными плечами и прямой спиной. Просто внутри поселилось странное ощущение, будто разговор встал колом, а теперь этот кол не давал ссутулиться. И только шлейф из темноты, несущийся следом за мной, да мигающие лампы тонко намекали, что чародейка немножечко, буквально самую-самую малость раздражена. На третий этаж гостевой башни я не поднялась, а взлетела. Даже не запыхалась, словно несущиеся следом тени выплелись в крылья и придали нужное ускорение. Постучала в дверь Калеба. Три раза. Негромко. Думала, придется ждать или дожидаться, что еще хуже – ненавижу караулить, но дверь открылась без бесящих пауз. Он успел переодеться в рубашку и широкие штаны. Из пучка выбились пряди, спадали на шею и уши. Завязал бы волосы, что ли, в приличный хвост, а то выглядел непозволительно по-домашнему. Не для судьбоносного разговора. – Это я должна была обнаружить в родовом гримуаре? Оригинальный способ делать предложение! Встать на колено и попросить – каменеют суставы и язык? Кстати, я же проклятие похожее знаю! Надо записать в рабочий гримуар, чтобы не забыть использовать. Ни разу не практиковала на людях, отчего бы не сейчас? Можно на женихе. Что он стоит, ничем не проклятый, здоровенький и страшно бесящий. Не отводя взгляда, недрогнувшей рукой я припечатала свиток к крепкой груди мужчины: – Разорви. Только собралась гордо удалиться, как в спину прилетел возмутительно-спокойный отказ: – Нет. Я обернулась недоверчиво и очень медленно, все еще полагая, будто ослышалась. Прозрачно-голубые глаза Калеба походили на ледышки. В них было невозможно увидеть мысли, но совершенно точно читалось любопытство. И он не думал ловить злосчастное соглашение, более того – спрятал руки в карманы. Заметно измятый листок валялся на полу между нами, куда, по всей видимости, отлетел. – Что ты сказал? – вкрадчиво уточнила я.