— Давайте поскорее приступим к делу! Ночная богиня неба благоволит нам, освещая путь, а бог воды сегодня с ней заодно. Он тоже посылает нам знак своего одобрения! Мы нападем на бледнолицых чужаков и захватим их огромные корабли. И вы только представьте, сколько добычи мы там возьмем! — агитировал военный вождь Раце-Рах, которого обидел сегодня утром бледнолицый, потопив его длинную лодку своей большой, широкой и быстроходной посудиной, умеющей ходить по воде не благодаря веслам или парусу, а разгоняя волну каким-то непонятным очень громким жужжанием. После того, как у острова сначала появились невиданные огромные корабли, а потом на берег высадились бледнолицые, в трех деревнях, которые принадлежали клану Камараччо, одному из наиболее влиятельных на острове, населенном народом чаморро, старейшины сразу заспорили о том, кто это такие пожаловали к их берегу в качестве незваных гостей. Некоторые даже склонялись к тому, что это прибыли по воде сами боги. Потому, поначалу, старейшины приняли решение затаиться в глубине острова и понаблюдать. Вот только Раце-Рах не подчинился. Он убедил старейшин, что надо бы произвести разведку. Ведь нужно поближе узнать, с кем они имеют дело, и чего от пришельцев ожидать. Если это добрые боги, как утверждали некоторые из старейшин, то они обязательно проявят себя своей добротой. А если злые, тогда придется либо вступить с ними в сражение, либо погибнуть. Но, погибать всегда тоже нужно достойно, а не трусливо, потому что черепа предков, развешенные на столбах хижин, смотрят за ними и не простят оплошностей. Потому Раце-Рах и его люди отправились на нескольких лодках навстречу бледнолицым, едва увидали вдали их одинокую лодку, видимо, тоже отправленную с больших кораблей поближе к берегу на разведку. Замаскировав оружие товарами для обмена, небольшая флотилия островитян уверенно сблизилась с лодкой бледнолицых. И, вроде бы, обмен прошел неплохо. Но, на богов те бледнолицые, которые находились в широкой лодке, походили все-таки мало. Сомнения начали одолевать Раце-Раха сразу же, ведь пришельцы носили много одежд, а настоящим богам, как известно, никакая одежда не нужна. И Раце-Рах попробовал испытать главного на широкой лодке на доброту, начав выпрашивать у него красивый головной убор. Но, тот не отдавал и даже не обменивал свою шапку, словно бы не понимал, чего от него хотят. А разве бог или даже полубог может не понимать обыкновенного человека? Но, Раце-Рах в тот момент подумал, что бледнолицый просто претворяется по каким-то причинам, что не понимает желаний людей. Потому вождь решил сам взять то, что просил, перепрыгнув на широкую лодку и сорвав с головы бледнолицего его плоскую шапку с красивым блестящим знаком. Но того, на ком была эта шапка, обуял гнев. А ни одно доброе божество гнев, конечно же, обуять не может! Потом произошло то самое столкновение, в котором потонула главная лодка Раце-Раха. И военный вождь точно выяснил, что пришельцы совсем не добрые. Глава 10 Пока военный вождь Раце-Рах и его воины находились в разведке и пережили стычку с бледнолицыми, в которой самая большая лодка островитян переломилась под ударом широкой, очень прочной и быстрой жужжащей лодки бледнолицых, а еще одна лодка флотилии, самая маленькая, перевернулась, в ближайшей деревне произошло еще одно важное событие. Сборщик бананов и кокосов Аму-Ран наткнулся возле банановых деревьев на сказочно красивую и почти совсем голую женщину с белой кожей и золотыми волосами. И она вбежала прямо в деревню, сопровождаемая громкими криками Аму-Рана: «Смотрите, люди, какое чудо!» Золотоволосая незнакомка остановилась посередине деревни и начала петь. И все женщины, которые находились в поселении, сразу признали в ней добрую богиню песен и заклинаний. Все жительницы деревни в знак почитания поющей дивным голосом незнакомки вышли из домов и опустились перед ней на колени. А потом и все мужчины повторили за ними подобный жест. И так они уверились в божественности незнакомки, которая потом ушла обратно к воде с белокожими мужчинами, прибывшими за ней, что Раце-Раху потребовалось много усилий, чтобы переубедить старейшин, приводя свой пример общения с бледнолицым вождем, потопившим его самую большую лодку. Старейшины не желали уже ничего слушать. После того, как они увидели перед собой золотоволосую белокожую женщину, они все твердили, что это прибыли боги. И разубедить их было Раце-Раху совсем непросто. Помог в этом случай. Бледнолицые привезли на большой широкой лодке на остров множество каких-то неизвестных совсем раздетых мертвецов, тоже бледнолицых, и начали закапывать тела прямо на поляне, которая считалась священной, потому что никогда не зарастала высокой растительностью. Конечно, Раце-Рах сразу послал своих лучших воинов наблюдать за незваными гостями из кустов. Тут и выяснилось, что эти бледнолицые тоже отправляют естественные потребности, да еще и на священной поляне, что являлось неопровержимым доказательством того, что к богам они отношения не имеют. А тела своих погибших, которые белокожие пришельцы закапывали на священной поляне, указывали на то, что они смертны. И уже вечером, когда Раце-Раху показалось, что бледнолицые устали, он решил совершить на них нападение, распределив своих воинов в четыре засадных отряда. Два из них должны были атаковать с двух сторон тех, которые закапывали покойников. А два других отряда в это время должны были выдвинуться к большой лодке бледнолицых с разных сторон пляжа, чтобы попытаться захватить ее и отрезать остальным незваным гостям путь к воде. Но, что-то пошло не так. У бледнолицых оказались стреляющие палки. Они убили ими двоих самых сильных воинов Раце-Раха и смогли отбиться. Про такие стреляющие палки, как и про самих бледнолицых, Раце-Рах был наслышан еще от своего деда. Ведь дед рассказывал ему, как появились в этих водах бледнолицые много-много лун назад с такими же стреляющими палками. Но потом, когда островитянам одного из соседних островов все-таки удалось увести у них лодку, отвязав ее прямо от большого корабля, они убрались и больше не появлялись, лишь показав свой гнев на прощание в виде грома, который разрушил половину деревни и перебил многих на острове. Потому Раце-Рах с самого начала знал, что и на этот раз по воде прибыли совсем не боги, стараясь убедить в этом всех остальных. Ведь его собственный дед тогда участвовал во всем том происшествии с большим кораблем и лодкой бледнолицых, потому что в молодости жил на том самом острове, где все это произошло. И вот теперь, когда на мир опустилась ночная темнота, Раце-Рах задумал пробраться на один из кораблей бледнолицых и похитить даже не только лодку, а и ту самую золотоволосую девушку. Потому что, если все получится, то с такими трофеями он сможет стать верховным вождем всего своего острова, а не только военным вождем одного клана. Он приказывал своим воинам: — Наберитесь храбрости. Там не боги, а смертные люди. В бою возле священной поляны мы смогли убить стрелами одного из них. И все мы видели, скольких своих мертвецов они закопали! Потому, братья, не бойтесь! Берите свои луки и копья, садитесь в лодки и гребите. Окружайте вон тот белый корабль, который ярко светится. Мы поплывем очень тихо, не разговаривайте и гребите осторожно, без всплесков, пока я не подам вам сигнал к атаке, затрубив в большую раковину. Тогда мы нападем сразу со всех сторон. Бледнолицые еще не знают, что у нас припрятано на берегу много лодок, а не столько, сколько они видели утром, когда столкнулись с нами. Потому я думаю, что мы застанем их врасплох. Постепенно смысл того, к чему призывал Раце-Рах, доходил до каждого из воинов клана Камараччо. И все они вооружались, занимая места в лодках. — Братья, мы должны победить их! — воодушевлял своих воинов вождь, проверяя готовность каждой из лодок прежде, чем ее сталкивали в воду. Сам Раце-Рах занял место с рулевым веслом в руках на корме в одной из самых больших лодок, оборудованной балансиром и приводимой в движение пятнадцатью гребцами. Они гребли слаженно и так умело, что всплесков от весел почти не создавалось. При свете луны десятки разных каноэ, больших и маленьких, с балансирами и без них, заскользили по спокойной воде от берега в сторону больших кораблей незваных гостей, освещенных яркими огнями. Глядя на этот манящий свет, Раце-Рах вспомнил, что про такие яркие огни на корабле белых людей дед почему-то ему не рассказывал. Но мысль, что на этих кораблях просто белые люди из другого племени бледнолицых, немного успокаивала вождя. * * * Капитану второго ранга Павлу Колясникову предстояло принять решение о дальнейшем движении маленькой эскадры. Как командир уже не первого корабля, доверенного ему Родиной, он давно привык нести ответственность за все свои действия перед командованием и, чтобы не быть обвиненным в самоуправстве, всегда в точности старался выполнять любые приказы, приходящие из штаба флота. Правда, так не всегда получалось фактически во время боевых действий, когда, например, связи со штабом не было по техническим причинам, будь то критические повреждения антенн корабля осколками немецких авиабомб, или же просто радиоборьба, когда немецкие корабли, обладающие очень мощными радиостанциями, специально забивали радиоэфир так, чтобы русские моряки не могли выйти на связь со своими. Тогда приходилось действовать на собственный страх и риск, выполняя боевые задачи. Поэтому Колясников имел кое-какой опыт абсолютно самостоятельных боевых действий на море. И начальство ни разу не предъявило ему претензии, что, мол, действовал тогда неправильно, а, наоборот, еще и орденами награждало. Но, в новых обстоятельствах Павел Петрович все-таки предпочел посоветоваться с теми двумя офицерами, которые, как он считал, будучи оба приспособленцами, сразу же примазались к его корабельной власти, которой командир корабля наделен по определению, просто потому, что он — первый после бога, как говаривали моряки в старину. А эти двое, хоть и не маленькие чины, но все-таки не указ ему самому, хотя и провозгласили уже себе целое политбюро. Впрочем, мотивы их действий Колясникову были вполне понятны. Как только Саркисян и Соловьев поняли, что за спиной по их линиям подчинения никакого начальства больше нет, то сами решили сделаться главными начальниками. Грандиозный план Саркисяна, высказанный им прямо во время концерта, и вовсе напугал Колясникова даже не столько безумным размахом замысла, сколько троцкизмом, который явно просматривался в нем. Партиец, похоже, не совсем понимал, что количество ресурсов, оказавшихся в их распоряжении после перемещения во времени, не может соответствовать настолько масштабным планам, которые Саркисян предлагал. Сам же Колясников вполне взвешенно оценивал ситуацию. Он точно знал, что у них слишком мало резервов, чтобы вот так сходу пытаться поменять целый мир. Во всяком случае, в ближайшее время нужно думать совсем не об этом, а о том, как выжить у незнакомых берегов, лишившись Родины. Как создать для себя надежный пункт базирования. И как максимально разумно применить то немногое, что у них здесь есть. Да и насчет теплых краев, которыми так восторгался Саркисян, у Колясникова имелись большие сомнения. Никто не отменял, например, ужасные тропические болезни и тяжелый, непривычно жаркий климат тропиков. Да и эсминец проекта 56 создавался для применения в холодной части океана. Не был он оборудован ни рефрижераторными установками, ни системами кондиционирования воздуха. Да и автономность кораблей этого проекта оставляла желать лучшего, будучи весьма ограниченной. Сделав выводы из проекта развития, предложенного Саркисяном, о излишне восторженном прожектерстве замполита, да еще и с уклоном в троцкизм, Колясников решил вызвать Соловьева, чтобы тот тоже высказался по теме прежде, чем командир эсминца примет окончательное решение, куда же именно прокладывать курс. * * * Выслушав план Саркисяна, Соловьев честно высказался: — Да ты, Арсен, как я погляжу, в троцкисты подался. Мировой революцией грезишь. Во времена товарища Сталина я бы тебя за такой вот нереалистичный план, предложенный руководству, на лесоповал сразу отправил годиков на десять. Сейчас, конечно, ничего такого делать не буду. Но, все равно, ты не имеешь права такую дурь предлагать. На тебе же сейчас ответственность не меньшая, чем на нашем командире или на мне. Дальнейшая судьба всего личного состава «Вызывающего» и всех на борту «Богини» зависит от наших решений. Об этом надо помнить в первую очередь. Нельзя сейчас ресурсы нам распылять на подобные политические авантюры. Тем более, доказала уже жизнь, что никакой мировой революции вот так сразу получиться не может. Нельзя ее навязать народам или даже взять и принести на штыках красноармейцев и краснофлотцев. Для революционных преобразований условия нужны. А где тут подобные условия? Да еще даже рабочий класс ни в одном государстве не сформировался. Но, Саркисян попытался оправдаться: — Я не мировые революции предлагаю нам прямо сию минуту готовить, а вести пока что борьбу с колонизаторами. И мое предложение с троцкизмом ничего общего не имеет. Основная моя идея в том состоит, чтобы проливы перекрывать. Тогда контролировать колонии европейским державам станет очень затруднительно. Тут вмешался Колясников: — Ну, где у нас сейчас возможности вести серьезные военные действия, Арсен? А то, что ты предлагаешь, означает начать сходу войну со всем миром. Да у нас даже для небольшой войны возможностей нет. Где наша база? Нет ее. А какая война без базы флота? Нет ни людских ресурсов у нас, ни инженерно-технического обеспечения, ни ремонтного оборудования. Ничего нет, никакого тыла. Как ты воевать собираешься? Два три боя выдержать сможем, потому что превосходство у нас техническое над местными. А дальше что? Топливо и боезапас закончатся, ресурс машин и механизмов исчерпается. И как тогда воевать за проливы? Да это утопия какая-то. Потому я отдаю приказ идти на Гуам. А там уже в хорошей бухте отвоюем себе место под солнцем у туземцев, отдохнем на берегу, да пополним хотя бы запасы воды и продовольствия. Тогда и определимся с дальнейшими планами. Кто из вас против? Саркисян промолчал, а Соловьев кивнул. Отметив про себя их реакции, Колясников посмотрел на часы и проговорил: — Отлично. Раз никаких возражений не имеется, то снимаемся с якорей через час. Глава 11 После того, как муж сбежал от нее, забрав свои вещи и пулей вылетев из их каюты, Вера Дворжецкая, впервые с момента объявления о перемещении сквозь время, серьезно задумалась о собственном положении. Она поймала себя на мысли, что не хотела верить в очевидное, поначалу считая это объявление, сделанное советскими моряками, каким-то дурацким розыгрышем с целью запугать тех, кто находился на яхте, и оправдать ее наглый захват. Но, сопоставив некоторые детали, а особенно поведение собственного мужа, прочно привязанного к ней огромными долговыми обязательствами, которые будут повешены на него сразу же при расторжении брака по брачному контракту, Вера пришла к выводу, что невероятное все-таки произошло. Иначе Мишаня просто не рискнул бы вот так нагло бросить ее. В той прежней ситуации, устрой такое Кардамонов, он мгновенно остался бы нищим должником. Да и из режиссеров его тут же погнали бы. Стоило Вере пожаловаться отцу, и Кардамонов сделался бы вечным безработным. Потому что его не взял бы к себе ни один столичный работодатель, по той причине, что ни у одного из них не могло возникнуть желания нажить себе очень влиятельных врагов в виде олигархического семейства Дворжецких. И, чем больше задумывалась Вера о происходящем, тем отчетливее понимала, что она в один момент потеряла все: свою семью, статус, деньги и яхту. И она еще не решила, как в таком положении жить дальше, став в одночасье, фактически, нищенкой. Арест ее брата теперь тоже представал в ином свете. Он более не казался Вере недоразумением, вызванным нерадивостью военных моряков, которые не понимали, на свободу сына какого влиятельнейшего человека они покушаются. Становилось понятно, что акция вполне сознательная, укладывающаяся в логику действий новых советских властей, свалившихся на головы Дворжецким прямиком из 1957-го года. Хорошо еще, что хоть не из 1937-го, но тоже страшных, по сути, для нее и таких, как она. И выхода из этой абсурдной ситуации не имелось, причем, в самом прямом смысле. Когда Вера попыталась выйти в коридор из каюты, чтобы подняться на верхнюю палубу, где она, обычно, в хорошую погоду проводила много часов у бассейна, периодически купаясь в нем, нежась на лежаке и наслаждаясь видами океана, прыщавый матрос запретил ей. А, когда она начала что-то говорить ему, пытаясь качать права, прыщавый парень в бескозырке, вооруженный автоматом, даже слушать не стал, а просто грубо втолкнул Веру обратно в каюту, пригрозив, что если она будет пытаться нарушить режим этого фактического домашнего ареста, то дверь в коридор и вовсе заблокируют снаружи. Мало того, пришел еще и Давыдов, отобрав все электронные устройства, а на крики и причитания Веры этот предатель лишь ухмылялся, приговаривая: — А что вы хотите, Вера Семеновна, если власть поменялась обратно на советскую? Вот вы любили всю жизнь кататься за счет своего папочки, так теперь придется вам полюбить и саночки возить. — Какие еще саночки, оборотень? Вот подожди, Генка, если весь этот идиотский эксперимент закончится, и мы вернемся в свое время, то ты у меня быстренько сядешь в тюрягу и оттуда уже не вылезешь, — пригрозила Вера больше по привычке всем угрожать связями своего отца, хотя уже прекрасно понимала, что ее угрозы теперь пустые. * * * День после шторма и перемещения во времени оказался для Анастасии Белецкой весьма непростым. Уже утро принесло сюрпризы, потому что главный на яхте, откомандированный с военного корабля офицер по фамилии Соловьев, потребовал сдать все электронные устройства, пригодные для коммуникации, добровольно. Иначе, как он сказал, начнут изымать принудительно, проводя обыски в каждой из кают не только экипажа, но и гостей. После того, как Вера взяла катер и съездила на берег без разрешения этого Соловьева, начался просто какой-то беспредел. Мало того, что повсюду выставили военных моряков с оружием, так еще и запретили выдавать гостям деликатесы, разносолы и выпивку. А этот Соловьев лично составил самое простое меню, состоящее только из супов, каш и чая с сухарями, которым теперь надлежало кормить гостей. На все возражения Белецкой, что так относиться к уважаемым людям нельзя, Соловьев сказал: — Они более никакие не важные персоны, а самые обыкновенные тунеядцы, оказавшиеся на «Богине» пассажирами. И мы еще будем решать, как поступить с каждым из них. А пока пускай спасибо скажут, что мы их не выгоняем из самых лучших кают, да еще и продолжаем бесплатно кормить. Но, теперь их питание следует нормировать. Нам ресурсы поберечь нужно, в том числе и продовольственные. Предстоят непростые времена. А еще и туалеты в их каютах не мойте. Пусть приучаются самостоятельно ухаживать за собой. Нечего им у других на шее сидеть. — Да что же это такое происходит? — удивилась Настя. И Соловьев объяснил ей: — Власть поменялась на советскую. И вы уже не обязаны обслуживать гражданских лиц, находящихся на борту этого корабля, именуемого теперь вспомогательным крейсером, по высшей категории. Достаточно кормить их три раза в день простой пищей. — А с нами, с персоналом, что будет? — спросила Белецкая, захлопав ресницами от волнения. Но, Соловьев улыбнулся ей, ответив успокоительным тоном: — Ничего. Вам беспокоиться не о чем. Будете работать, как и работали. Вы же трудовые люди! А трудовые люди — это и есть опора советской власти. Забот у стюардесс, сохранивших работоспособность, действительно, хватало. То, что отменилось множество дел, связанных с обслуживанием гостей, с лихвой перекрыли новые обязанности по уборке и обслуживанию плавучего госпиталя, в который, фактически, превратился корабль со вчерашнего вечера. Все утро Насте пришлось пробегать в темпе вальса. А уже после обеда на Анастасию налетели с претензиями ее же подчиненные Зоя и Лена, которые никак не могли понять, что же происходит на самом деле. Но, уговорить их успокоиться все-таки удалось. А потом Белецкой пришлось самой помогать остальным стюардессам, оставшимся в строю, отмывать палубу на корме после того, как военные моряки забрали оттуда всех пиратских мертвецов, чтобы похоронить их на берегу. До этого, после перестрелки с пиратами, выход на корму перекрыли вооруженные матросы, никого туда не пуская, даже стюардесс. Но, когда туда пропустили читать молитвы английского священника с простреленной ногой, восседающего на электрической каталке, выданной ему доктором Квасницким, Анастасия поняла, что скоро пустят и их. К этому времени к Лене и Зое присоединилась Маша Дроздова, которой пираты накануне разбили в кровь лицо, и теперь она работала вся в синяках и ссадинах, заклеенных пластырями. Вчетвером они гоняли швабрами воду, смывая за борт кровь, запекшуюся на палубе, а ароматный шампунь поглощал мерзкий запах, оставшийся после трупов, разогретых южным солнцем. Когда закончили уборку на корме, уже нужно было готовиться к ужину. Ведь теперь предстояло кормить и большой контингент раненых, многие из которых оставались лежачими. Из четырех яхтенных стюардесс, сильно пострадавших от рук пиратов, трое шли на поправку, отлеживаясь у себя в каютах, а одна девушка все еще находилась в реанимации в хирургическом отделении, в которое переоборудовали тренажерный зал, находящийся ближе к носу «Богини». Так что Насте Белецкой приходилось перераспределять всю работу между оставшейся половиной своего коллектива, что, конечно же, создавало очень серьезную нагрузку на девушек. И Настя, будучи ответственной по жизни, это хорошо понимала, стараясь взять как можно больше работы на себя, чтобы немного разгрузить остальных. Пока они трудились изо всех сил, Лаура уже каким-то образом подружилась с этим самым Соловьевым и устроила большой концерт на военном корабле. И стюардессы, не прерывая работы, в полголоса сплетничали о ней, мол, эта хитрая певичка нигде не пропадет, везде пристроится. Но, девушки признавали, что поет Лаура все-таки неплохо. К вечеру Настя совсем вымоталась и хотела уже идти отдыхать, сделав за день все, что могла, когда внезапно снова загрохотали выстрелы. Только на этот раз стреляли с военного корабля, причем, из орудий. * * * Не только дед рассказывал о бледнолицых. Другие люди, приплывающие иногда с соседних островов, тоже говорили о их нападениях. А на большом острове не так и много лун назад даже происходила настоящая война с ними. Рассказывали, что там нескольких бледнолицых даже поубивали. Вот только неизвестно, было ли то правдой. Но, вождь Раце-Рах видел в подобных рассказах подтверждение своих мыслей о том, что бледнолицые — обыкновенные смертные люди, а совсем не боги. Думая об этом, он вел свою флотилию при лунном свете. Его люди умели ладить с водной стихией. Многие из воинов происходили из семей, где поколениями занимались рыболовством. И потому эти молодые крепкие парни, сыновья рыбаков, прекрасно могли перемещаться по воде даже в темноте. Тем более, при спокойной погоде, когда водный путь хорошо освещала луна, а цель их похода и вовсе сияла впереди ярчайшими золотистыми огнями. Под командованием Раце-Раха собралась сплоченная команда. С ним были верные помощники: отрядный вождь Пуран-Чо руководил флотилией справа, а слева самую большую лодку вел храбрый Раце-Ран, близкий родственник самого Раце-Раха. Они гребли умело, стараясь не нарушать тишину всплесками весел. Гребцы одновременно работали веслами в четком ритме быстрых взмахов. И множество лодок, отправившихся от берега в темноте, уверенно скользили по воде рядом друг с другом. Сам Раце-Рах, сидя на корме самой большой лодки своей флотилии, сжимал рулевое весло, глядя вперед на ярчайшие огни корабля светлокожих и думая о том, как он привезет в деревню ту самую золотоволосую девушку, ради обладания которой он все это, в сущности, и затеял. Мысль выкрасть необыкновенную красавицу у бледнолицых не давала Раце-Раху покоя, наполняя его страстным желанием действовать без промедления.