А есть большая вероятность, что сложится все теперь на земном шарике совсем по-другому. Потенциал в распоряжении советских моряков, конечно, не слишком велик. Но, если возможности использовать с умом, то, пусть и минимально, два технически продвинутых корабля с целым батальоном людей из будущего на них, достаточно для инициации в мире шестнадцатого века перемен просто грандиозных. Но, даже если все и получится начать менять так, как советские того захотят, то ценности нынче будут иными, а совсем не зеленые бумажки. Потому что покатится вся дальнейшая история человечества в другую сторону. Вот только большой вопрос, как именно будут происходить перемены, в каком направлении пойдет движение исторического локомотива, и куда конкретно все это заведет меня, мою Наташку, да и всех нас, кто попал во всю эту дурацкую ситуацию с перемещением из привычной среды обитания в неизвестность?' Именно этот последний вопрос больше всего волновал Геннадия. Но, Геннадий прекрасно понимал, если перемены нельзя предотвратить, то их лучше постараться возглавить. Потому он сразу решил для себя, что единственный шанс для него серьезно влиять на ситуацию при сложившимся раскладе — это принять предложение Соловьева о сотрудничестве. А, если удастся стать его ближайшим помощником, толковым заместителем и правой рукой, то и многое подсказывать можно будет, чтобы смягчить, подкорректировать и попытаться гуманизировать всю ту совковую тиранию, которую пришельцы из 1957-го года, наверняка, собираются организовывать с нуля и распространять на весь мир. А то, что представитель КГБ в создавшихся условиях будет бороться за власть и влияние, Геннадий даже не сомневался. Значит, и ему самому перепадет доля от этой власти, если он, Давыдов, будет рядом в качестве незаменимого помощника этого корабельного особиста. Почему бы и нет? В конце концов, родной отец Давыдова всю жизнь посвятил этой самой Конторе. И, сколько сам Геннадий не прыгал, стараясь не идти в своей жизни по стопам родителя и желая сделаться настоящим военным, а не пресловутым скучным и презренным «пиджаком», а все равно судьба настигла, пусть и вот таким неожиданным способом и в не слишком уже молодом возрасте. Но, от судьбы, как говорится, не убежишь. А сведениями Давыдов располагал очень полезными, имея материалы на всех тех, кто находился на борту «Богини». Приняв решение, Геннадий сам связался с Соловьевым, потому что уже знал, что тот смог научиться пользоваться гаджетом из двадцать первого века. Причем, кэгэбэшник самостоятельно освоил функции смартфона погибшего матроса с яхты, дошел, как говориться, своим умом. Этот факт только подтверждал предположение Давыдова о том, что этот человек из 1957-го года весьма неплохо развит интеллектуально, а его мышление даже несколько неординарно для своего времени. И, раз его заинтересовали технические новинки настолько, что он не побоялся освоить и применить их сразу на практике, значит, образ мысли у него отнюдь не закостенелый. Следовательно, здравые предложения, пусть и не слишком укладывающиеся в привычные в 1957-м году в СССР идеологические рамки, такой человек отметать не станет. И Геннадий надеялся на взаимовыгодное сотрудничество с ним. Когда на другом конце канала связи локальной мобильной сети яхты прозвучало: — Слушаю. Давыдов так и сказал: — Я принимаю ваше предложение о сотрудничестве, Яков Ефимович. * * * Музыка на носу эсминца играла настолько громко, а вся команда, включая наблюдателей-сигнальщиков, находящихся на постах, до такой степени увлеклась необычными мелодиями, чарующим голосом молодой певицы с экзотическим именем Лаура и ее сногсшибательной внешностью, что инцидент со стрельбой на берегу банально проворонили. Вместо того, чтобы вести непрерывное наблюдение за обстановкой, как положено на боевом корабле, матросы рассматривали с мачт поющую красотку в бинокли, пялясь в свете прожекторов на девушку невиданной красоты во все глаза. Они не заметили на берегу вспышек выстрелов, а звуки стрельбы, которые и без того достигли рейда уже довольно слабыми, потонули в грохоте аккордов синтезатора и в рифах с флажолетами электрогитары, усиленных мощнейшими звуковыми колонками, доставленными на «Вызывающий» вместе с музыкантами. Хотя, то музыкальное оборудование, которое стояло на сцене главного ресторана «Богини» во время перестрелки, пострадало, но, у музыкантов Лауры имелось с собой запасное, свое собственное. Его они и использовали для этого концерта. И Соловьев узнал о произошедшем только уже сопровождая певицу в обратный путь на катере, когда концерт закончился. Ему позвонил с борта «Богини» Геннадий Давыдов, который, неожиданно для самого Соловьева, решил полностью перейти на сторону людей из 1957-го года, объяснив свой выбор тем, что его родной отец всю жизнь прослужил в КГБ СССР, дослужившись до полковника. Правда, с самого начала Давыдов и не чинил никаких препятствий деятельности Соловьева на «Богине». И сразу стало понятно, что людей, которых охраняет, Геннадий не слишком уважает. «Значит, палки в колеса этот Гена мне ставить точно не будет. Посмотрим теперь, что ему можно поручить», — подумал в тот момент Соловьев, с удовлетворением отметив про себя, что первая вербовка специалиста из будущего, причем очень нужного и перспективного, прошла успешно. Как выяснилось, никаких «фокусов» с радиоволнами, которые предполагались поначалу после явления переноса, не наблюдалось. А отсутствие сторонних радиопередач объяснялось тем, что до изобретения самого радио в мире, где они оказались, предстояло преодолеть еще не один век. И довольно мощная собственная станция сотовой связи, находившаяся на «Богине», как и все остальные устройства связи, имеющиеся на борту, работала исправно, обеспечивая устойчивую связь не только на самой яхте, но и в радиусе нескольких километров от нее. Все это оказалось очень удобно, потому что компактный коммуникатор, который потомки называли смартфоном, очень понравился Соловьеву и прекрасно помещался в карман кителя, что позволяло постоянно держать это устройство при себе. Оставалось только задействовать в этой системе связи офицеров с эсминца, и можно будет всегда достать всех тех, кто теперь принимает решения. А пока Соловьев радовался уже тому, что на «Богине» у него появился не просто кадр, а самый настоящий заместитель. Пусть он и из военных двадцать первого века, но взаимодействие с Геннадием налаживалось быстро. Да и о работе Комитета кое-какое представление Давыдов имел, будучи, во-первых, сыном комитетчика, а во-вторых, возглавляя несколько лет службу безопасности этого капиталиста Дворжецкого. И, самое главное, они с Геннадием понимали друг друга. Прибыв на яхту и попрощавшись с Лаурой, которая не дождалась от него ни цветов, ни денег, а только казенное «спасибо», Соловьев сразу встретился с Давыдовым и доктором Ефремовым, которые вместе вышли встречать катер на корму. Молодой военный врач пребывал в довольно мрачном расположении духа, проговорив: — Вы представляете, Яков Ефимович, стрела пробила сонную артерию парню. И, если все остальные попадания стрел не представляли угрозы для жизни, то эта единственная жизнь и оборвала. Жалко его. Совсем молодой парнишка с Украины погиб так глупо. А еще двое в стычке с туземцами получили легкие ранения. Одного в правую руку ранило стрелой, а второго в драке ткнули копьем в левое плечо, но не сильно. — Потерь личного состава нам сейчас только не хватало! Но, меня еще и очень волнует, что аборигены себя столь агрессивно ведут. Они же, вроде бы, должны от звуков выстрелов разбегаться, — сказал Соловьев. Но, Давыдов возразил: — А не факт. Есть много исторических примеров, что совсем даже не спешили разбегаться. Да вот, например, ближайший к нашей ситуации. Когда тот же Фернандо Магеллан решил в апреле 1521-го года вмешаться в конфликт местных, полагаясь тоже на то, что дикари разбегутся при первых же выстрелах из аркебуз его отряда, аборигены не разбежались, а пошли в атаку, убив мореплавателя и нескольких его людей. И это, кстати, не так далеко отсюда произошло, на Филиппинах, на острове Мактан. А вот эти самые острова Марианские тот же Магеллан, который, кстати, их и открыл, назвал никакими ни Марианскими, а островами Воров, потому что туземцы совершенно не боялись испанцев, воруя у них все, до чего могли дотянуться, даже шлюпку угнали, нагло подплыв на своих лодчонках и отвязав плавсредство прямо от корабля экспедиции. А потом они и у людей Дрейка воровать пытались, который тоже сюда заходил во время своей кругосветки. — Откуда такие подробные исторические сведения? — поинтересовался Соловьев. — Так я компьютер свой прошерстил, который вы мне сами же вернули, на предмет исторических справок. Я давно историей интересуюсь, с самого детства. Хобби такое по жизни у меня. Потому в ноутбук масса книжек умных по разным историческим периодам закачана. И по шестнадцатому веку тоже материалов немало имеется, — признался Геннадий. Соловьев внимательно посмотрел на него. Явно мужик дураком не был, да еще и к аналитике имел склонность. А возможности этих всех компьютеров надо использовать, конечно, максимально. Сам Соловьев не мог все охватить. Тем более, что технику потомков еще только начинал осваивать. И в плоский складной серебристый компьютер, принадлежавший Давыдову, он успел заглянуть, что называется, лишь одним глазком, включил и выключил, потому что там требовался пароль для доступа. А о том, как взломать подобную сложнейшую, объемную в плане количества информации, и, при этом, очень компактную электронную систему, Соловьев не имел ни малейшего понятия. Вот он и решил вернуть аппарат владельцу в знак своей открытости к сотрудничеству. Совсем не зря, как оказалось. Доверие это действие явно укрепило. И особист сказал: — Тогда вот что, Гена. Тебе первое серьезное задание. Собери все сведения из всех компьютеров и иных устройств, хранящих информацию, находящихся на «Богине», которые нам могут быть полезны в теперешнем положении. И Давыдов просто ответил: — Есть! А Соловьев добавил: — И еще одно. Организуй конфискацию подобных устройств у тех лиц, в отношении которых она еще проведена не была. Я имею ввиду этих самых твоих подопечных-капиталистов, которых ты по работе охранял. Я не был уверен, что же произошло с нашими кораблями на самом деле, из-за того буржуев пока сильно не тряс. Но, сейчас уже все прояснилось. Потому и приказываю тебе к конфискации приступить. Всю технику у них забирай, чтобы попортить не вздумали. Знаем мы этих вредителей и саботажников. Под арест всех, нечего им уже по нашему вспомогательному крейсеру разгуливать. Пусть по каютам посидят без связи и своих любимых электронных игрушек, да привыкнут кашей питаться по расписанию. Будем их к дисциплине приучать. А потом уже решим, что с ними делать. Сейчас не до них. Надо о стратегических вопросах думать. — А я могу использовать своих сотрудников? — задал вопрос Геннадий. — Одного можешь. По Петру Ливанову у меня замечаний нет. Приказываю его из-под ареста выпустить и привлечь к нашей полезной деятельности. Работайте. Только вот оружие пока вам возвращать не намерен. Будем считать, что оба на испытательном сроке сейчас находитесь. Глава 6 Вечером, сразу после концерта, на «Вызывающий» по радио Соловьев доложил с «Богини» об инциденте, приключившимся на острове, со стрельбой и с погибшим от стрелы матросом, что сразу же перечеркнуло для Колясникова все хорошее настроение, вызванное выступлением талантливой молодой певицы и ее музыкантов. — Жаль нашего парня. Теряем людей на пустом месте. Какие-то воинственные туземцы на этом Тиниане оказались. Вроде и островок не особенно большой. Да и бухты удобной на нем нет. Какие-нибудь португальцы, испанцы или англичане за такое нападение вырезали бы половину островитян к чертовой матери, да развалили бы из пушек их деревеньки! Но, мы все-таки советские моряки. Мы не такие. Потому подобных приказов я отдавать не буду. Да и никакого смысла не имеет зря расходовать боеприпасы и рисковать нашими матросами при зачистке островка. Какие на нем имеются ресурсы, чтобы оправдать подобный штурм? Даже нормальных источников пресной воды на этом островке нет. Так что надо нам сниматься с якорей и идти южнее на Гуам. Там у американцев в наше время была большая военная база с достаточно просторной и глубокой бухтой, куда у них заходили даже линкоры с авианосцами. И речки какие-то на том острове текут с нормальной пресной водой. А вот за место под базу и за пользование хорошей водой можно уже и немного повоевать с местными, — сказал командир эсминца замполиту. — Да зачем он нам сейчас, этот Гуам, на котором тоже одни воры, да разбойники проживают, как и здесь? — спросил Саркисян. Колясников удивленно посмотрел на замполита, проговорив: — Что значит, «зачем»? Нам нужна настоящая береговая база, откуда сможем организовывать дальнейшие походы. Да и ресурс машин и механизмов наших кораблей надо учитывать. Его без нормального обслуживания надолго не хватит. Не будем, конечно, мы такой геноцид местных устраивать, как те самые колонизаторы, а просто прогоним туземцев Гуама от себя подальше парочкой акций устрашения, потом на освобожденном участке построим укрепления и городок для отдыха личного состава на берегу. Создадим на Гуаме не только крепость и порт, но и школу для местных организуем, снова подружимся с ними и станем учить их всех нашему языку. Тогда они постепенно сами начнут перенимать наш образ жизни и к нам потянутся в друзья и союзники. Время у нас будет. А там спокойно обдумаем разные варианты, вышлем разведывательные экспедиции и выработаем решение, что дальше делать. Так и определимся постепенно. Но, Саркисян возразил: — Нет, времени терять нельзя. Жизнь наша коротка, а задачи предстоят грандиозные. База на Гуаме — это сейчас слишком мелко для наших планов и не особенно нужно. — А что, Арсен, у тебя есть предложения получше? — спросил капитан второго ранга. Замполит кивнул и рассказал: — Да, предложения имеются. Я уже перед этим концертом успел предварительно набросать военно-политический план нашей первой боевой операции. Для начала, возьмем под контроль путь к островам Специй. Для этого у нас и топлива хватит. Высадимся в Малакке и перекроем Малаккский пролив. Там, насколько помню, сейчас португальцы. Когда отобьем Малакку, то выстроим там свою базу. Это сразу существенно ослабит колонизаторов. Построим береговые укрепления на основе тех, которые уже там построены португальцами. Опираясь на береговые батареи, станем топить и захватывать вражеские корабли. И не видать тогда европейским колонизаторам специй, которые они так любят, как своих ушей. А еще и на остров Суматру, который там прямо напротив через пролив, мы сразу свое влияние распространим. На Суматре есть нефть с поверхностным залеганием. Я об этом в журнале «Наука и жизнь» читал. Вот и построим там простенький нефтеперегонный заводик без всяких скважин, а с простыми колодцами. Тогда проблем с топливом у нас больше не будет, да и смазочные материалы можно попробовать самим делать из той же нефти. А потом дальше уже решим, какие конкретные шаги предпринять. В зависимости от того, как пройдет наша первая боевая операция. Посмотрим уже по ее результатам. Но, стратегически, я считаю, мы должны быть нацелены на перекрытие основных проливов. Если установить над ключевыми проливами наш надежный контроль, то никакой колонизации далеких территорий у европейцев не получится. Во всяком случае, легко сделать так, что ни в Юго-Восточную Азию они не доберутся, ни Австралию себе не прикарманят. А мы, для начала, создадим из всех вот этих вот теплых земель новую державу, куда войдут современные нам Малайзия, Сингапур, Филиппины, Индонезия, Австралия и Новая Зеландия, а уж всякую мелочь, вроде этих Марианских островов, Полинезии и Микронезии я сейчас даже считать не собираюсь. Ведь самая главная проблема в нашем Советском Союзе была какая — это же бесконечная борьба с холодным климатом. Постоянная битва с природой за тепло и за урожай, которая отнимала множество сил во все времена. У нас же большая часть страны в зоне рискованного земледелия находится, а то и на территориях с вечной мерзлотой. Да наш советский человек на обогрев самого себя и своего жилища столько энергии тратит, вместо того, чтобы ее на социалистическое строительство направить! А в теплом климате вся эта энергия сохранится! И тут тебе никакого обогрева не нужно, потому что всегда тепло вокруг. Да и еды полно, которая сама собой растет. Те же кокосы, бананы да фрукты. Если еще, хотя бы, мышей научиться ловить, то с голоду точно не помрешь даже без больших усилий. Почти все необходимое есть в этом теплом районе мира для нашего дальнейшего социалистического развития. А остальное купим, как говорится. Вон у нас сколько сокровищ пиратских в трюме уже припрятано. А сколько еще у колонизаторов захватим! Да мы на это золото и серебро целый флот из местных нанять себе в помощь сможем. — А как же помощь американским индейцам, о которой мы говорили? — спросил Колясников. — Так это одна из наших стратегических задач на перспективу. Сразу все не охватить. Нас пока слишком мало. Сейчас, для начала, в Юго-Восточной Азии обоснуемся, подавим сопротивление местных феодальных владетелей, наберем себе союзников, закрепимся в ключевых точках, да Австралию с Новой Зеландией сами для себя откроем. Выстроим систему образования на основе наших собственных знаний. Кадры начнем готовить из местных. И, как только наш новый южный Советский Союз наберет силу, так и станем распространять свое влияние уже дальше во все стороны, на Америку и на Африку. Азию тоже, конечно, не забудем. Потом покорим китайские просторы и с юга выйдем в Россию, чтобы и на Родине социализм установить пораньше вместо царской власти. А потом уже и до старушки Европы дойдет очередь. * * * Утром Френсис Дрейк, осмотренный молодым лекарем, познакомившийся с капитаном флота неизвестной страны, которого звали Яков, и накормленный какой-то доброй женщиной, одетой в белое, овсяной кашей прямо с ложки, словно младенец, снова заснул, проснувшись уже только тогда, когда чей-то голос громко зазвучал вокруг, проговаривая нечто на том же незнакомом языке, на котором, как Дрейк заметил, говорили все те люди, которые взяли в плен его команду и его самого. Осторожно повернув свою больную голову, Дрейк увидел, что матрос из его собственной команды, который лежал напротив, куда-то исчез. Но, теперь вместо него прямо перед Френсисом, на расстоянии не больше четырех футов, сидел здоровенный рыжий и конопатый детина в темно-синей форме с голубым воротником в белую полоску и в плоской шапке с черными лентами, по ободу которой шла какая-то иностранная надпись, вышитая золотистыми буквами. А на ремне, перекинутом через плечо, у этого детины висело ружье совершенно необыкновенной формы, с отдельной ручкой возле спускового крючка, с каким-то кривым рогом, приставленным снизу, и с непонятной загогулиной, подходящей к стволу сверху, а на конце этого довольно тонкого черного ствола вертикально торчала еще какая-то штуковина неизвестного назначения. Свое оружие парень держал под руками у себя на коленях, а поверх него читал какую-то книгу. И подобных ей Дрейк никогда еще нигде не встречал. Со страниц, сделанных так удивительно, что изображение казалось абсолютно жизненным, на него бесстыдно пялились раздетые молодые женщины необычной красоты. Френсис давно был женатым человеком, дома в Плимуте его ждала Мэри, и он считал, что все уже повидал в своей жизни, насыщенной приключениями и опасностями, но, вдруг поймал себя на том, что краснеет, словно мальчишка, засмущавшись при виде красивейших голых девиц, принявших развратные соблазнительные позы и похотливо вылупившихся на него со страниц невиданной четкости и белизны на фоне пальм, белого песка и голубого океана. Он, конечно, видел на стенах в богатых домах родной Англии картины в рамках с подобными куртизанками, нарисованными лучшими художниками Европы. Но, те мастера холста и кисти, как ни старались, а не могли настолько натурально передать реальность, какой она представала с этих страниц необыкновенной книги. Все это так подействовало на Френсиса Дрейка, что он сделал резкое движение и впервые после ранения сел на своем бежевом ложе. Тотчас голова у него сильно закружилась и снова затошнило. Ему захотелось немедленно упасть обратно. И только невероятным усилием воли он смог подавить эти неприятные ощущения. Они не исчезли, но были загнаны куда-то внутрь на какое-то время. В тот момент Дрейк понял, что все-таки выздоравливает. Ведь, несмотря ни на что, он уже мог сидеть, он сделал это! А то, что он увидел в помещении, где лежал, заставило Френсиса раскрыть свой единственный здоровый правый глаз пошире от любопытства и забыть на какое-то время о собственной немощи. В сущности, он впервые после ранения смог осмотреться. Ведь до этого момента он просто лежал пластом, подобно бревну. И ему меняли пеленки, словно младенцу. Теперь же Дрейк видел совершенно необыкновенный интерьер, состоящий из отполированных до зеркального блеска панелей красного дерева с необычными разводами, из мягкой обивки в простенках, из узорного паркета на полу, из зеркальных вставок на потолке, из золотистых столбов, образующих ряд колонн вдоль широкого центрального прохода, по обеим сторонам которого стояли парами напротив друг друга те самые невероятно мягкие бежевые диваны, на одном из которых сидел он сам, а перед ним на таком же расположился его охранник. Дырки в некоторых местах, которые сразу бросались в глаза, могли указывать на то, что в этом роскошном длинном помещении происходила перестрелка, а на других бежевых диванах тоже лежали раненые. Но, самыми удивительными во всем этом чудесном дворце выглядели огромные окна, сделанные из идеально обработанных стекол просто невероятной прозрачности. И сквозь них виднелся другой корабль. И тут Дрейк вспомнил все. Тот самый зловещий серый корабль в этот момент напомнил ему о его собственной дурацкой ошибке. В надежде захватить красивейший плавучий дворец, принятый им за гарем, внутри которого он сам сейчас, вероятнее всего, и находился в плену после неудачной попытки абордажа, Френсис допустил роковую оплошность, недооценив неизвестных противников, которых он поначалу даже принял за какой-то сатанинский флот, а потом, наоборот, решил, что перед ним легкая добыча, лишенная парусов и пушек. Но, теперь уже сокрушаться было слишком поздно и бесполезно. Теперь Дрейку стало сразу понятно, кто такой этот капитан третьего звания по имени Яков, который подходил к нему. Он явно из какой-то могучей державы юга, которая расположена там, где на картах у европейцев еще нанесены лишь белые пятна. Яков даже называл ее Дрейку, вот только это название пока ничего каперу не говорило. Но, что держава за этим Яковом стоит невероятно могущественная, сомнений у Френсиса не осталось. Ведь достаточно было взглянуть изнутри на этот корабль-дворец, чтобы все понять. Потому что настолько роскошных интерьеров нигде в той части мира, которую Дрейк знал, не имелось. Глава 7 Едва услышав сообщение о переносе во времени, режиссер Михаил Кардамонов подумал, что, при всех тех трудностях, которые подобное происшествие сулит, в этом для него лично есть и нечто весьма и весьма положительное. Ведь получалось, что он мгновенно избавился от всех долговых обязательств, под прессом которых прожил все последние годы! Деньги из двадцать первого века с этого момента сделались простой нарезанной бумагой с картинками, подобно тому, как у Золушки карета в полночь превратилась в тыкву! И весь тот мир, основанный на силе денежных знаков, рухнул для всех, кто переместился на «Богине» в весьма далекое прошлое. Конечно, скорее всего, с самим тем миром двадцать первого века ничего не случилось, но, по отношению к пассажирам роскошной прогулочной яхты его более не существовало. Прослушав объявление об успешном эксперименте советской науки, совершенно загадочным образом затащившем в прошлое не только сам объект этого опыта, советский эсминец, но и «Богиню», Кардамонов сразу смекнул, что его прежняя жизнь осталась где-то невероятно далеко за гранью столетий. И Михаил почувствовал, что словно бы родился заново. Тяжесть огромных неподъемных долгов, которая висела у него на душе тяжелым ярмом, в один миг испарилась. Почувствовав невероятный прилив сил и жизненной энергии, как только они остались с Верой наедине, Кардамонов заявил своей надоевшей жене: — Все, Веруня. Кончилась наша совместная жизнь. Я развожусь с тобой немедленно! Вера уставилась на него обалдело, словно бы видела впервые, и вдруг взорвалась криком: — Ну ты, Мишаня, и обнаглел! Я для тебя столько сделала, деньги тебе доставала все эти годы на твое бездарное творчество, унижалась ради тебя перед своей родней. Поила тебя, кормила, жизнь безбедную обеспечивала, развлекала, как могла, закрывала глаза на все твои похождения на стороне, а ты меня сразу предать хочешь, едва жареным запахло? Да ты козел просто! Кабель неблагодарный! Скотина! Животное! Убирайся к чертовой матери!