В воду вступили американцы. За ними, поводя во все стороны автоматами, разведчики. За ними — арьергард во главе с командиром. На половине переправы командир махнул рукой боевому охранению. — Все, можете идти. Бойцы охранения покинули свои позиции и быстро пошли вдогонку за основной группой. Переправа через водную преграду была почти завершена. И даже никто не утоп… «Может, река остановит эти треклятые патрули?» — подумал командир. Может, отведенная им зона патрулирования осталась на той стороне. Тогда есть шанс выправить курс и успеть к контрольному сроку… Но к контрольному сроку отряду успеть было не суждено… И вообще не было суждено прийти хоть куда-нибудь… Зря командир строил планы возвращения. На берега реки с двух сторон молча и как будто даже ниоткуда вышли люди. Много людей в военной форме. С автоматами и карабинами на изготовку. — Полундра! — попытался крикнуть кто-то из боевого охранения и тут же заткнулся, получив короткую очередь в затылок. Он даже не успел сделать ответный выстрел. Потому что не смог выбрать цель. Их было слишком много. И к какой-нибудь он неизбежно вставал незащищенной спиной. Он упал лицом в воду и медленно поплыл вниз по течению. Уже просто как неодушевленный предмет, имеющий положительную плавучесть… Второму бойцу сыпанули под ноги пулеметную очередь и вышибли из рук оружие. Он тоже не успел выстрелить. Потому что не решился. Потому что выстрелить значило немедленно умереть. И даже не успеть никого прихватить с собой. Просто умереть. Без всякой пользы. Без даже надежды на пользу. — Не надо оказывать сопротивления. Не надо совершать глупость. Тогда мы не будем стрелять, — на ломаном английском сказал кто-то из толпы военных. — Не стреляйте. Иначе они убьют всех. И вас и нас, — перевели американцы. — Без всякий толк убьют… «Значит, они действительно знают русский. Все-таки знают…» — еще успел про себя удивиться командир. — Без толку, — автоматически поправил он. — Yes, yes! Без тол-ку… — закивал заговоривший американец. — Если вы не поднимете руки, мы начнем стрелять. Через десять секунд, — снова по-английски сказали вьетнамцы. И показали десять пальцев. — Они будут стрелять… — перевел американец. — Не надо. Я понял, — прервал его командир. Показанный с берега жест понял бы и дурак. Любой национальной принадлежности. Девять… Бойцы, стоя по пояс в воде, смотрели на командира. И одновременно на врага. Они готовы были стрелять и готовы были умирать. Хотя и не хотели. Они умерли бы на сто процентов. Убив от силы двух-трех вьетнамцев… Восемь… Силы были не равны. Силы были безнадежно не равны. На каждого вооруженного разведчика приходилось по два десятка врагов. И каждый из этих врагов имел автоматическое оружие… Семь… И безоговорочное позиционное превосходство. Они стояли на берегу, сверху вниз посматривая на застывших посреди речного потока разведчиков. Им достаточно было приспустить дула автоматов… Шесть… Как разумно они все устроили. Отжали отряд рассылаемыми во все стороны патрулями к реке и вывели на устраивающий их во всех отношениях брод. Потом загнали на середину реки, где не было никакой возможности сопротивляться. И продемонстрировали свое превосходство в силе и вооружении. Хочешь — сдавайся. Не хочешь — умирай. И ничего здесь, кроме последнего пункта, не сделаешь… Пять… Или все же можно сделать? Кроме как умереть? Например, всем и разом занырнуть в воду, набрав в легкие побольше воздуха, и всплыть где-нибудь метрах в пятидесяти, где никого нет… Командир скосил глаза вниз по течению. Нет, не занырнуть и не всплыть. И в пятидесяти, и в ста метрах ниже по течению стояли вооруженные вьетнамцы. Которые играючи могли расстрелять любой проплывающий мимо них предмет. Хоть даже спичечный коробок. Четыре… А если прикрыться телами американцев? Не зря же они их таскали с собой столько времени. Прыгнуть в сторону, одновременно нажав на спусковой крючок «АКМ», длинной очередью опустошая автоматный рожок. Прыгнуть, прижать вон того или лучше вон того янки к телу, упасть навзничь и, прикрываясь им как броней, сплавиться вниз по течению. В принципе возможно. Если сразу не убьют. Но только одному. Потому что другие об этом приеме ничего не знают. И просто-напросто растеряются. И подставят себя под выстрелы… Одному можно. Точно. Но не всем. И значит, этот вариант не проходит. Да и вряд ли в таком виде беглецу удастся проплыть хоть сколько-нибудь приличное расстояние. Течение слабое. Догонят по берегу и расстреляют с двух сторон. Стопроцентно расстреляют… Три… Значит, выхода нет? Обещающего жизнь — нет. Гарантирующих смерть — сколько угодно. Практически любой… Два… Значит, сдаваться? На милость безмолвно замершего на берегу победителя? Бросать оружие, поднимать руки, вымаливать на коленях пощаду? И, возможно, даже вымолить… Допустим, вымолить… А потом? Что потом? Жить всю жизнь в этих проклятых джунглях? С этими… вьетнамцами. Сеять рис и жрать сушеную саранчу? Трахать их напоминающих мартышек баб? И никогда не увидеть снег? Не велика ли оплата? За жизнь… Не много ли они хотят?.. — Один… — сказал вьетнамец и кивнул своим бойцам. Вода вокруг разведчиков вспенилась и закипела от сотен вспарывавших ее поверхность пуль. Десятки автоматов и пулеметов разом выплюнули сотни граммов раскаленного свинца. Плотность огня была такая, что, пролетай в это время над рекой муха, и она бы не уцелела. А уж человек… Вьетнамцам довольно было перевести огонь на несколько метров дальше, чтобы… Чтобы все мгновенно закончилось. И для разведчиков, и для американцев. Для всех… Без всякой надежды на другой исход. И без пользы. Без всякой пользы… — Хрен с вами! Ваша взяла! — крикнул командир и поднял высоко над головой автомат. Его бойцы, взглянув на него, сделали то же самое. — Выходите на берег, — приказал вьетнамец. — Требует выйти на берег, — перевели американцы. — По одному! Оружие над головой! — По одному… — Первым — старший! — Первым старший… — Ладно, понял, — поморщился, как от зубной боли, майор и, раздвигая стоящих в воде людей, побрел к берегу. Молча. Ни на кого не глядя. Уперев глаза в воду. — Командир… — тихо произнес кто-то. Командир замер. Обернулся. И внимательно посмотрел на своих бойцов. — Все, мужики, дальше каждый решает сам… Приказывать не могу… — Что он сказал? — подозрительно спросил главный вьетнамец американца-переводчика. Тот неопределенно пожал плечами. — Что он сказал?! — крикнул вьетнамец и, передернув затвор и подняв пистолет, направил дуло в голову переводчика. — Он сказал… он сказал, чтобы они не творили глупостей… Вьетнамец удовлетворенно закивал головой. Командир резко отвернулся и продолжил путь. На берег. Он вышел и остановился, широко расставив ноги. К нему подбежали несколько вьетнамцев и попытались вырвать из рук оружие. Но они были слишком маленькие. Они не дотягивались до задранного над головой автомата. Они бегали вокруг командира, как моськи между ног слона. Они тянулись руками, подпрыгивали, дергали вниз рукава гимнастерки. И ничего не могли сделать… Пока один из них не догадался… И не ударил командира ногой в живот. Командир охнул и пригнулся. Вьетнамцы выбили автомат. Задрали гимнастерку, сдернули с пояса штык-нож и подсумки с гранатами, выдернули из кармана пистолет.