— Пошли. И сразу по пояс в вонючую вязкую жижу. И, раздирая коленями невидимые ветви и стебли, — вперед! Чтобы успеть к ночи выйти на сухой участок грунта. Не успели. Ночь пришлось ночевать на болоте. Между стоящими вблизи друг с другом деревьями растянули простейшие, сплетенные из парашютных строп гамаки. Замаскировали подходы листвой и ветками. Легли. Уложили на животы автоматы. Укрылись маскхалатами. И так всю ночь и качались, как мухи в паучьей паутине. Кроме одного сменного часового, бесшумно слоняющегося по округе в поисках подкрадывающихся к биваку врагов. Как будто этим врагам делать больше нечего, как в кромешной тьме по гнилому болоту ноги мочить. Как будто у них других, более приятных ночных занятий не найдется. — Спокойной ночи! — Спокойной! Но спокойной ночи не получилось. В темноте по затихшим лейтенантам заползали, забегали, запрыгали какие-то мелкие представители местной фауны, норовящие протиснуться сквозь щели в одежде к голому телу. С минуты на минуту ожидались и их более представительные собратья. С аршинными зубами и отменным аппетитом. Которых очень привлекает европейская кухня. Ну в смысле мясо молодых российских лейтенантов. И еще почему-то вспомнились леденящие душу рассказы про десятиметровых питонов, бесшумно наползающих, обвивающих и давящих свои потенциальные жертвы. То есть все тех же молодых российских лейтенантов. К утру караул нес не один шатающийся туда-сюда часовой, но весь личный состав отдыхающего подразделения. Во главе с командиром. — Что, не спится? — Да как-то не очень. Видно, матрас жесткий попался. — И мне попался… Днем лейтенантов подгонять нужды не было. Никто не хотел заполучить еще одну такую ночевку. — Ничего, выйдем на высотки, там посуше будет, — подбадривал личный состав командир. — Осталось не так уж много. — Слева. Девяносто градусов. Осторожней. — Вижу. — Справа. Сто. — Вижу… На высотки вышли только к ночи. И уснули. Кто где упал. И уже не чувствовали бегающую и прыгающую по телам фауну. Пообвыклись. Утром развернули карту. — С такими темпами нам не успеть к контрольному сроку, — сказал командир. — Мы прошли меньше трети. — Что ты предлагаешь? — Прибавить темп. — Мы и так уже на пределе. Быстрее не получится. — Значит, надо облегчаться. — Чтобы хорошо облегчаться, надо хорошо есть… — мрачно пошутил кто-то. — Придется бросить часть снаряжения. — Что? — Два цинка с патронами. На обратном пути подберем. — Для чего мы их тогда столько времени тащили? — Чтобы по достоинству оценить мудрый совет капитана, который советовал лишних боеприпасов не набирать. Другого выхода у нас нет. Если мы опоздаем к условленному сроку, патроны нам все равно будут ни к чему. Только если застрелиться. — Другого выхода действительно нет. Цинки и еще кое-что из снаряжения по мелочи зарыли в хорошо узнаваемом месте, пометив его на карте. — Ну что, теперь ходу? — Теперь ходу! — Темп? — Самый предельный. Недаром лейтенанты, несмотря на мотовооруженность современной армии, бегали восьмисоткилометровые марафоны в Псковскую область. Теперь пригодилось. Дозор в авангард, с отрывом на пару десятков метров. Больше нельзя. Больше потеряются. Командира с картой и прочими командирскими атрибутами-в центр колонны, где безопасней всего. Автоматы на изготовку так, чтобы одни смотрели дулами вправо, другие влево. Гранаты из подсумков в карманы. Чтобы быстрее можно было достать. — Все готовы? — Готовы! — Тогда с места бегом марш! Полчаса бег. Где это позволяет местная флора. Полчаса быстрый шаг. Через час пятиминутный отдых. Дозор определяет направление и темп движения. Арьергард страхует тылы. Командир сверяет направление по компасу. В случае опасности — мгновенная остановка и рассыпание в разные стороны. И затаивание. Словно никого и не было. Словно случайному наблюдателю померещились какие-то идущие по джунглям люди. Какие-то неясные тени. Которые мгновенно растворились, когда он решил рассмотреть их получше. Полчаса бег. Полчаса быстрый шаг. Пять минут отдых… День. Часть ночи. Второй день… Первыми сдали ноги в насквозь промокших ботинках. На коже повысыпали пузыри мозолей, полопались и стали кровить. Ступать приходилось голым мясом. От однообразного положения стали затекать шеи. Нестерпимо зачесалась истертая складками одежды и изъетая потом кожа. Потом загноилась. И потекла… Стали слипаться глаза. И приходить глупые мысли. О тщете всего земного. Приближался предел усталости, после которого утрачивается боеспособность. — Командир! Надо или вставать на большой привал. Или… На большой привал, где бы можно было привести в порядок себя и амуницию, где бы можно было поесть, отдохнуть и подлечиться, времени не было. Оставалось или… Командир вскрыл аптечку и выдал каждому из бойцов по две таблетки стимулятора. Который и от усталости, и от голода, и от боли, и от сна. Который от всего, кроме смерти. Теперь пару дней они должны были бежать на внутренних резервах. Тех, что «химия» затребовала на-гора из их измученных организмов. И те, что организмы выдали, подчиняясь сильнейшей таблеточной команде. — Готовы? — Готовы. — Тогда в путь… Полчаса бег. Полчаса быстрый шаг. Пять минут отдых. Час. Два. Три. Десять… — Вижу объект! — показал двигающийся в голове колонны дозор.