Я рассмеялась. – Ну нет. Слишком поздно, я успела обидеться. – Ты же понимаешь, о чем я. – Он задумался на секунду. – Интересно, после той рекламы у нее остался пожизненный запас крема против прыщей? Я не смогла просто пропустить это и толкнула его. – Какой же ты балбес! * * * В тот же вечер, в свете закатного солнца, пробивающегося сквозь окно моей студии, я начала рисовать картину – вид со сцены. И снова я позволила памяти и чувствам взять верх надо мной и над моей кистью. На сцене было ужасно жарко. И ярко. Ослепительно ярко. Я выдавила побольше желтого и белого на палитру. Смешала понемногу каждого цвета и поставила такую кляксу на полотно – прожектор занял четверть всей площади. Для людей в партере и сцены мне нужно было немного красного, немного кремового и по чуть-чуть черного и коричневого. С приготовлениями было покончено, и пришло время приступить к работе. За окном успело совсем потемнеть, и только благодаря лампе я все еще видела полотно. Но, чтобы оценить прогресс, я подошла к стене и включила верхнее освещение. Неправильно. Что-то в ней было неправильно. Слишком много кресел. Слишком много людей, и слишком много взглядов, прикованных к сцене. Не так я себя чувствовала. Я почти не видела ни сидений, ни чужих глаз. Моя кисть набрала еще больше желто-белой краски и опустилась рядом с прожектором. Лучи начали расходиться дальше и дальше. Они перекрывали темное пространство зала. Еще влажные мазки красного смешались с желтым и белым и завихрились оранжевым. Любительница реализма внутри меня уже приготовилась залить все желтым, но я вовремя ее остановила. Результат получился интересным. Прожектор по центру теперь почти не давал рассмотреть интерьер: сидения, зрителей, край сцены. Его свет охватил всю картину. Мои глаза устали. Слишком долго они были в напряжении. Я противостояла порыву потереть их своими испачканными руками. Картина была еще не совсем закончена, но пора было закругляться. Я отошла от полотна, чтобы осмотреть его издалека, и среди лиц, проглядывающих за этой световой ширмой, я заметила одно знакомое. Я наклонилась поближе и прищурилась. Моя мама. Я неосознанно нарисовала ее в зрительном зале. Моя мама… Шансы увидеть ее сегодня в театре были ничтожными. Двенадцать – Как тебе та женщина? – спросила я, пока мы с дедушкой везли тележку по овощному отделу. Дедушка щупал нектарины и складывал в пакет только самые отборные. – Та женщина? Ты хочешь узнать о ее жизни? – Почему бы и нет? – Просто любопытно, почему ты выбираешь только женщин за шестьдесят. – Он завязал кулек и положил его в тележку. Дедушка всегда пытался свести меня с кем-нибудь, и я отвечала ему тем же. Но ни один из нас так и не повелся на сватовство. Так мы и жили. – Нет никаких причин, – промычала я. Он двинул тележку дальше по проходу. – Так и думал. Не превращай свой список в поиски невесты для деда. Пользуйся им исключительно как возможностью для личностного роста. – Не понимаю, что мешает мне совмещать и то и другое. Дедушка дал мне подзатыльник красным перцем, а потом отправил его в тележку. – Давай не будем нарушать наш и без того шаткий устрой жизни. – Шаткий? Да у нас в доме все идеально сбалансировано. – Конечно. – Нет. – Я фыркнула в раздражении. – Я не об этом. Я пытаюсь сказать, что мы все очень милые люди, и еще один очень милый человек нам не помешал бы. Дедушка остановил тележку рядом с ящиком яблок и повернулся ко мне. – Теперь, когда тебе наконец-то исполнилось тринадцать, пришло время для серьезного разговора. Я понимала, что дедушка бросается эйджистскими шуточками в ответ на мои, поэтому решила пропускать их мимо ушей. – Ты хочешь серьезно поговорить прямо посреди гастрономического отдела? – На примете есть местечко получше? – Не знаю. Давай хотя бы выберем отдел поуютнее. Вот, бытовая химия. Там всегда пусто. Никто не ходит в продуктовый за чистящими средствами. Дедушка безропотно пошел за мной. Он только сгибал и разгибал свой список покупок. Тогда я и поняла, что он не шутит. Ему правда хотелось серьезно поговорить со мной посередине продуктовой секции. Я осмотрелась и заметила только парочку человек, роющихся в ящике с овощами, но все равно следующую фразу сказала шепотом: – В чем дело? – Твоя мама должна была идти сегодня в магазин. Сегодня ее очередь. Вот что. Я уже ожидала услышать что-нибудь о свиданиях, но речь шла о маме. – Знаю. – Она уже не первую неделю сидит дома и выходит только на прогулку в парк. – Да. Думаю, ей нужно найти друга или даже парочку. Раньше это помогало. – В последнее время мне казалось, что с мамой все хорошо, и я перестала об этом думать. Но теперь она определенно двигалась не в том направлении. Ей чего-то не хватало. Дедушка поджал губы и сказал: – Ей нужно встретиться с профессионалом. – Что? – Если она не выйдет из дома, приведем его к нам. Я уже несколько лет пытаюсь внушить эту идею твоему отцу, но он не замечает никаких проблем. Ты же знаешь своего отца – тот еще альфа-самец. – Мой отец не такой, – встала я на его защиту. Дедушка покачал головой и сказал: – Твой отец – прекрасный человек. Он всегда мне нравился. Но он не хочет признавать, что маме нужна помощь. – Неужели это такое уж большое дело – ее домоседство. Дома она ведь очень милая и счастливая. – У всех свои странности. Только то, что ее странности отличались от странностей других людей, не значило, что вот-вот провалимся в пропасть. – Думаю, ей нужно над этим поработать. – Но если отец не… – Скажешь, ей не нужно над этим поработать? У меня перед глазами промелькнул образ мамы в театре, а живот стянуло от беспокойства. Может быть, глубоко внутри я была согласна с дедушкой и даже хотела этого для мамы. Но сейчас я постаралась усмирить воображение. – Иногда думаю, что нужно. Но большую часть времени я просто счастлива, что она моя мама. – Может быть, расскажешь папе, как мало она бывает на улице? – Не хочу его волновать. Он и так мучится виной за постоянные разъезды. Он скоро будет с нами. Может, просто подождем и посмотрим, как это скажется на маме? – Ей действительно становилось разительно лучше, когда папа возвращался. Словно он нажимал какую-то кнопку перезагрузки. – Как я и сказал, шаткое равновесие, – сказал дедушка едва слышно и снова двинулся вперед, в этот раз он направлял тележку в сторону молочных продуктов. – Не злись на меня, дедуль. Он ответил мне улыбкой. – Я никогда не злюсь на тебя, солнышко. Я сам поговорю с твоим папой. А ты просто будь их дочкой. – Дедуль, тебе просто нужно расслабиться. Все наладится. – Иначе ведь и быть не может. У мамы все наладится. У всех нас наладится. – Тебя пригласили на повторное прослушивание в ту постановку? Я покачала головой. – Не-а. Мы оказались ужасными актерами. В общем-то, все там, даже маленькие дети, утерли нам с Купером нос. – Наверное, ты преувеличиваешь, но я рад, что ты видишь свои слабости. – Да, и их у меня немало. – Он, например? – спросил дедушка.