Я улыбнулась и из-за спины показала «уборщице» большой палец. Зинчик вышла на позицию, и бал сразу же стал куда приятнее, чем минуту назад. Я невзначай, как будто внимательно разглядывая танцующих, отошла в сторону от Аллы. Наклонилась и принялась искать среди оборок и кружев атласный бантик на туфле, который наверняка развязался и требовал внимания. Приблизившись ко мне, «уборщица» нагнулась и принялась елозить шваброй по полу. – Как успехи? – шепнула она. – За первым танцем наблюдали чайки, я только ко второму успела… Классная у вашего миллионера охрана, вот что. – Нормально, – ответила я, развязывая найденный бантик. Ибо чтобы завязать что-нибудь ненужное, нужно сначала развязать что-нибудь ненужное. – И у нас… не то чтоб нормально, но штатно, – Зинчик хихикнула. – Толстая чайка поймала и сожрала слишком большую рыбу, и теперь ее тошнит. Сидит такая гордая там снаружи, под террасой, держится крыльями за пузо и, по-моему, икает. Вот уж у кого сегодняшний бал задался. Молодец, Карлос, не терял время зря. – Слушай… – сказала я. – Понимаю, это не входит в программу наблюдения и защиты, но… – Чую, что ты затеваешь шалость, – улыбнулась Зинчик. – Давай, валяй. – Не то чтоб шалость… Короче. Там по углам стоят чуваки. С листочками бумаги. Они нас оценивают. Ты можешь у кого-нибудь из них этот листок утащить? – То есть вам не сказали, как победить в конкурсе? – Нет, шляпа выдала нам платья и бросила с лодки прямо в стремнину горной реки. Кто выплывет, тот молодец. – Сурово, – фыркнула Зинчик. – Ну, тогда я на дело. Если что, встречаемся здесь же. Кстати, отличная жо… бант на попе, короче, просто огонь. – А шваброй? – воинственно спросила я. – А тряпкой? – возмущенно ответила Зинчик, воинственно засопела, стерла с лица улыбку и отправилась искать жертву, чтобы дерзко ее ограбить и завладеть списком с тайными правилами танцевального тура. Тем временем электронная музыка стихла, мы с Аллой синхронно вздохнули, подобрали юбки и отправились танцевать павану прежде, чем ее объявили. Не знаю танца скучнее, правда. Наверно, его придумали жестокие люди вроде тех, которые изобрели очереди, фразу «Вы же никуда не спешите?» и крылатое выражение «Терпение – высшая добродетель». Ме-е-едленно, медленно, как беременные улитки, мы делали шаг в сторону, два в другую, ручками – эть! Постояли, разглядывая потолок, пол, окна, стены по десятому разу. И снова – эть! Все это под заунывную музыку, навевающую сон. Особенно на того, кто полночи провел на балконе за совещанием. Я пыталась наблюдать, как там дела у Зинчика, но ее нигде не было видно. Вот что значит: грамотно отвела глаза. Даже на меня подействовало. Когда я уже думала, что сейчас засну в позе ветвистого дерева, распахнувшего объятия навстречу солнцу, павана наконец закончилась. Зинчик так и не появилась, вдоль окна снаружи деловито прохаживалась Клара, посылая мне бодрые взгляды «все под контролем», подпирать стенку решительно не хотелось, поэтому я спросила Аллу: – Слушай, про следующий танец… А как эта самая хака танцуется? – Очень просто! Топаем, хлопаем, прыгаем и корчим гримасы. – Прыгаем… – повторила я. – Угу. Попыталась сделать глубокий вдох и скептически посмотрела на свои юбки. – Не дрейфь! – пихнула меня в бок Алла. – У меня тоже шлейф. – Я не дрейфлю… не дрейфю… короче, не это самое. Просто хочу дожить до последнего танца, не задохнувшись. – Похвальное желание, – кивнула Алла. – Тогда прыгай на пару сантиметров пониже. Береги дыхание. Вот ведь какая заботливая! В итоге я прыгала на пару сантиметров ниже, но все равно чувствовала себя стреноженным стрекозлом. Бедные девочки в кринолинах. Бедное казенное имущество. Бедная Ангелина. Мы сталкивались, наступали друг другу на юбки, смеялись от души, раскраснелись и провалились в детство с головой. Ну, по крайней мере, я. Хоровод с характерной безуминкой – то, что надо, чтобы отвлечься от серьезных взрослых проблем. Я их, кстати, не просила к себе являться. Сами пришли. Вот пусть сами себя и расхлебывают, а я еще немного попрыгаю! После того как Игорь – который вспотел, умаялся, плюнул на конспирацию и снял маску еще во время дикой маорийской хаки, – объявил следующий танец, мы с Аллой снова отступили к стене. Американские танцы середины двадцатого века – это вам не хухры-мухры, с турнюром их хорошо не станцуешь, а плохо… без надежного кавалера тоже вряд ли получится. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня уронили в процессе акробатического элемента. Может, если бы Вадим предложил… Но его что-то не было видно. Зато я наконец увидела Барби. Не пропустив пока ни одного танца, наш олененок Бэмби, казалось, совсем не устал. Наоборот, в ожидании, когда заиграет музыка, он нетерпеливо бил копытцем по полу… то есть каблуком по паркету. Волосы у Барби чуть растрепались, на щеках расцвел румянец, и она улыбалась во весь рот. Музыканты что-то там настраивали в своем углу, флейта сдавленно попискивала, счастливицы в коротких платьях готовились утереть нос всем остальным… И тут к Барби подкрался очередной кавалер, обхватил ее за талию и закружил на месте, не дожидаясь первого такта. Она откинула голову назад и от души рассмеялась. Взяла его за руку, остановилась, посмотрела на секунду в глаза… И тут их догнала музыка. А мы с Аллой – впрочем, не только мы – наблюдали, раскрыв рты, за танцем, который мог бы случиться где-нибудь на международном фестивале. Ну, уж точно не на любительском балу, где мужчины танцевали «для массовки», а девушки – чтобы приглянуться какому-то там миллионеру. Начинали Барби и ее партнер как на вечеринке в честь выпускного в старших классах. Весело, задорно, чуть неуверенно, изучая движения и манеры друг друга. Разошлись, сошлись, поменялись местами, хлопнули в ладоши, снова разлетелись на длину рук. И ноги ни на секунду не замирали на месте. Стук каблуков о пол, покачивания колен, движения бедрами… нет-нет, в длинном платье это было бы совсем бессмысленно! Я закусила губу. Чем дальше я смотрела на Барби, тем больше жалела, что на мне корсет и дурацкий турнюр, а не что-то по моде двадцатого века. Тем временем Барби с кавалером успели изучить друг друга, поймать ритм, поверить в то, что возможно все, и танец не то чтобы перестал быть томным. Он просто перестал быть танцем, превратившись в каскад поддержек и акробатических элементов, в какой-то донельзя горячий диалог двух людей, влюбленных в музыку и веселье; а еще все в зале узнали, какого цвета у нашей подруги нижнее белье. Бордовое. И бантики на резинках чулок – в цвет. Играла мелодия Гленна Миллера, дворец под Петербургом на мгновение превратился в данс-холл, башмаки и туфельки выстукивали ритм, Барби почти не касалась пола. Она держалась за кавалера кончиками пальцев, улыбкой, взглядом, и связь эта не прерывалась, даже когда она взлетала в воздух и крутилась. Если бы это был мультик или фантастический фильм, надо было бы обязательно добавить искры, разлетающиеся от нее во все стороны. И как только такая искра попадала на человека, он тоже начинал улыбаться, не в силах противостоять радости и свету. Ярко и весело, весело и ярко, раз-два-три-четыре… Уфф. Последняя нота еще звенела в воздухе, а они уже остановились, тяжело дыша. Высокий красавец взял ладонь Барби и прижал к губам, а она вдруг засмущалась и осторожно забрала руку, улыбнулась на прощание и скользнула в сторону. К нам. – Ну ты даешь! – сказали мы хором с Аллой. Барби с трудом переводила дыхание, ее идеальная прическа наконец-то стала растрепанной, а в глазах все еще отражались пятидесятые и линди-хоп. – Да? – спросила он, отдышавшись. – Не слишком… глупо это выглядело? – Ты чего. Это выглядело круто. – Надеюсь, – она медленно выдохнула и заправила за ухо выбившуюся прядь волос. – Знаете. Кажется. То есть совсем не точно. Но может быть. Это был он. – Кто «он»? – Александр. – Думаешь, наш миллионер – это по совместительству звезда линди-хопа? – недоверчиво протянула Алла. – Уж слишком хорошо он танцевал. – Или кто-то очень похожий на него… – Барби мечтательно прикрыла глаза. – Девочки, как он двигается… – Так-так-так, – Алла погрозила ей пальцем. – Кто там утверждал, что не верит в сказки? А теперь краснеет, бледнеет и трепетно вздыхает? Сохраняй холодную голову, эй! – Эй! – эхом вскрикнула я, когда меня пихнули сзади. Обернулась и обнаружила взволнованного Зинчика, который еле слышно прошипел: – А ну пошла танцевать! Потом объясню! И я пошла. Сначала пошла, а потом лихорадочно завспоминала, что там у нас дальше? Конга? Мамочки, а я ее вообще танцевать-то умею? Все, что я помнила о конге, это была цитата из ужасно смешной книги Джеральда Даррелла про гончих Бафута. «Раз-два-три, брык!» – вот оно, все богатство моих знаний о предстоящем веселье. Как и следовало ожидать, в результате были пострадавшие. Один пострадавший. Несчастный турнюр. Я даже немного удивилась, что он решил отваливаться на второй минуте конги, а не на первой. Потому что не рассчитано чопорное английское платье конца девятнадцатого века на то, что в нем будут носиться по кругу, на каждый четвертый шаг подпрыгивая и брыкаясь то одной ногой, то другой. Это было даже круче хаки, потому что незнание танцевальных па я решила компенсировать энтузиазмом. Ну что. Компенсировала. И срочно отступила в угол. А то что это такое: вроде приличная леди, а у нее попа отваливается. Непорядок! В итоге, давясь от смеха, Алла и Барби пытались что-то там у меня сзади поправить, приколоть и вернуть на место, а я стояла и делала вид, что все нормально. Чтобы не привлекать внимание Ангелины, если она вдруг решит проверить, как проводят время участницы шоу. – Почти, почти! – пыхтела Барби. – Я его просунула. Ал, как его там зацепить? – Блин, неровно встал. – Алла резко выдохнула и стукнула кулаком по турнюру. Из-за этого специальная накладка на попу снова выпала из-под юбки. – Жень, ты же переживешь, если придется остаток вечера провести с перекошенной жо… – Не переживу, – отрезала я. – Если я пойду танцевать танго в таком виде, то бал превратится в комедийное шоу. А потом на это будут смотреть тысячи зрителей и показывать пальцем. – Тогда стой в углу. – Вот уж нет! Давайте еще попробуем… – Тебе-то легко, – сказала Барби. – Стоять и переживать за результат – самая приятная часть починки, конечно. – Зато самая нервная, – насупилась я. – Пожа-а-алуйста… – Булавок не хватает. – Щас найду! – Я как раз увидела, что к нам снова движется вдоль стены Зинчик, и шагнула ей навстречу: – Извините, у вас булавки не найдется? – и добавила чуть слышным шепотом: – Заговоренной. – Возьмите, конечно, милочка. – Зинчик пошарила в кармане и извлекла обычную, на первый взгляд хлипкую булавочку. На самом деле на нее можно было пришпилить целый мешок с картошкой, и тот удержался бы. Что уж говорить о какой-то подушечке… – Спасибо! – Не за что! – И почти беззвучно: – Больше можешь не танцевать, если не хочешь. – А если хочу?