– Да. В спальню. Я пойду с тобой туда. Он отстраняется и смотрит на меня, на лице у него появляется фирменный изгиб. В этот раз я касаюсь пальцем его изогнутой линии, которую позже обязательно, обязательно нарисую. – Стараюсь быть, как ты, – выдыхаю я, убирая палец, чтобы губами прижаться к изгибу, самой изогнуться всем телом, стать той же изогнутой линией. – Говорить прямо. – Мне это нравится. – Он отрывает меня от стены. Затем обхватывает за талию, поднимает и несет в спальню, не отрываясь от поцелуя. И сначала… ох, сначала мне это тоже нравится. Нравится почти до безумия. Я не обращаю внимания на обстановку его спальни – мои глаза целиком и полностью поглощены его телом, с которого я постепенно снимаю одежду: плоский, рельефный пресс – великолепная лестница силы, ведущая к раю гладкой широкой груди, кажущейся еще шире от развитых плаванием мышц спины. Я кладу руки ему на плечи, прикосновение к коже вызывает электрическое покалывание в кончиках пальцев. Дыхание Рида рвется и учащается, когда я тянусь к его шее и целую пахнущую мылом и свежестью кожу. Я настолько пряма, что едва сдерживаюсь, пятясь на кровать и притягивая его к себе, почти не останавливаясь – только чтобы он снял с меня платье через голову, – возмущаясь тем, что приходится прервать поцелуй, и утешаясь только его руками, блуждающими по моей обнаженной коже: талии, ребрам, лопаткам. Я расстегиваю бюстгальтер и ложусь на спину в наслаждении от реакции Рида, который отчаянно, благоговейно шепчет: – Боже мой. Мы почти без одежды, он сверху, я ритмично двигаю бедрами, потираясь о его твердый, длинный член под бельем, – и вдруг на меня накатывает тревога, помеха новообретенной прямоте, неловко сбивающая ритм, заминка, которую, я надеюсь, он не заметит. Мне хорошо с ним, как не было ни с кем и никогда. Мне нравится его жар, нежные поцелуи, но крепкие руки. Все началось хорошо, но затем я… – Мэг, – нежно шепчет Рид мне на ухо. – ты хочешь остановиться? – Нет! – слишком громко произношу я, невольно схватив его за бедра, зажмурив глаза в страхе новой ссоры. – Я хочу продолжить, – говорю я уже мягче, водя носом по линии его челюсти. Он стонет от удовольствия, прижавшись ко мне губами, и этот звук возвращает мне ритм, я снова двигаю бедрами. Но Рид отстраняется от меня, приподнявшись на руки. – Мы можем замедлиться. Без его жара мне хочется скулить, но я не успеваю издать ни звука, как он отрывает руку от кровати сбоку от моей головы и медленно, осторожно проводит пальцами вниз по центру моей груди, там где под кожей трепещет сердце. – Ты нервничаешь. Я смотрю на него, затем вновь закрываю глаза, чувствую, как заботливо и терпеливо он гладит меня пальцами. Конечно же он понял. Он понимает любой шифр, любой знак моего тела. – Неправда. – Не обманывай меня, – говорит он. Я открываю глаза и смотрю на его загадочное лицо: решительное, но терпеливое. «Он защитит тебя, – напоминаю я самой себе. – Это опыт. Вот что значит остаться». – Мне сложно, – говорю я и обхватываю его за талию, проходясь пальцами по широким спинным мышцам, будто рисую тревожные бессмысленные круги на чистом холсте мускулов. – То есть… у меня не всегда получается достичь финиша. Кончить. – В своей жизни я осмелилась рассказать об этом только двум парням. Впервые – своему школьному бойфренду после нашего третьего секса, и закончилось это мучительным разговором, состоявшим по большей части из его нетерпеливых вопросов вроде: «Что я делаю не так?» Как будто я ему диаграмму нарисовать должна, хотя у самой сексуального опыта даже на знание азов не хватало. В конце концов я впала в отчаяние от своей неспособности подобрать слова и его мрачных, сухих ответов, так что перестала даже надеяться на то, чтобы кончить, с ним и со всеми после него заодно. Со вторым парнем я встречалась пару лет назад. На всех наших свиданиях он был милым, добрым, внимательным, а когда я призналась, он с абсолютно незаслуженной, самоуверенной ухмылкой ответил: «Это потому, что ты не спала со мной, детка». Я отправила Сибби наш сигнал тревоги на случай плохого свидания, и три минуты спустя она позвонила мне, притворяясь, что попала в беду и без меня ей не обойтись. Больше мы с тем парнем не встречались. Но Рид… поначалу он не произносит ни слова. Только ставит руку обратно на матрас и склоняется за очередным поцелуем. Упавшая прядь его волос приятно щекочет мне лоб, нежно и успокаивающе. – Хорошо, – просто говорит он между поцелуями. Мы снова забываемся, и ко мне возвращается ощущение собственного тела. Я думаю лишь о том, как приятно чувствовать его теплую кожу и что эти широкие плечи подобны надежному укрытию. – Тебе нравится то, что мы сейчас делаем? – шепчет он, целуя уголок моего рта, подбородок, шею под ухом. Я издаю звук, который, надеюсь, звучит как «Ммм-хммм». – Скажи, что тебе нравится. – Так же прямо, прямо, прямо. – Нравится, что ты сверху. И как целуешь меня. Как постепенно ты все делаешь, в парке тоже. Он снова делает это – снова целует меня на счет три, я с дрожью выдыхаю и шепчу дальше: – Мне нравится, когда ты заставляешь ждать. Я чувствую это всем телом. Мне нравится предвкушать. – Хорошо, – произносит он у самой моей кожи. И, боже, как прозвучало это «хорошо»! Как выражение собственного удовольствия и похвала мне. – Еще, – требует он, отстраняясь губами и вперив в меня пламенный взгляд. Я понимаю, чего он хочет, но хочу ли я этого? Это слишком интимно, слишком близко, слишком откровенно. Такое делают только с теми, кому доверяют целиком и полностью. С уверенностью могу сказать: я доверяю Риду. Поэтому, убрав с него руки, начинаю трогать себя. ♥ ♥ ♥ Минуту, долгие секунды спустя, мои ладони оказываются на нежной коже моего живота, я ощущаю ими собственное дыхание и собираюсь с силами, чтобы показать Риду все свои потаенные места. На улице уже день, окно Рида занавешено гладкой бледно-серой тканью, которая скрывает от чужих глаз, но не погружает в темноту, так что ему будет видно абсолютно все. Может, так и надо. Может, так и надо для нас обоих. – Здесь я очень чувствительна, – шепчу я наконец, поднимая руку, проводя кончиками пальцев по полной нижней части груди, по изгибу, от прикосновения к которому у меня всегда твердеют соски. Лицо горит, кожа груди покрылась испариной. Я чувствую себя неловкой, выставленной напоказ, но в то же время невероятно желанной. Только бы он снова сказал: «Хорошо»; только бы выразил это руками, губами, зубами, языком… Ради этого я покажу ему все. Провожу пальцем по соску, играясь с ним так, как хотела бы, чтобы играл он. Рид смотрит, облизывая губы, взгляд его жаркий и пристальный. Я знаю, что он наблюдает, читает меня, взламывает мой шифр, буквы в котором предназначены только для него. Вдруг на меня накатывает волна нового, сильного чувства, иной страсти: я ненавижу всех мужчин, кто заставлял меня молчать о том, как мне нравится. Ненавижу их за то, что не пытались понять. За то, что из-за них я чувствовала себя требовательной и замороченной, потому что просила их сделать то, о чем они сами не догадались. Ненавижу их нетерпимость, обидчивость, нетерпеливость и ранимость. Я все резче, жаднее двигаю руками, Рид снова произносит: – Хорошо. – И я забываю обо всех остальных парнях на свете. – Где еще? – спрашивает он, напрягая руки. Вряд ли от усталости. Хочется наградить его за то, как он наслаждается этим и как сдерживается. За то, что не говорит: «Оставь это мне». Я приподнимаю таз. – Снимешь их? Он не колеблется. Отодвигается и стягивает с меня трусики. Лишь увидев треугольник волос между моих ног, он напрягает челюсть, его тело – образец сдержанности. Гладкие прямые вертикальные линии. Ж-Д-А-Т-Ь, говорят они. – Покажи, – говорит Рид. Если это нетерпение, то самое правильное. Оно говорит лишь о его желании, его удовольствии смотреть на меня. Я скольжу рукой вниз по животу, замедляюсь между пупком и лобковой костью. Слегка поглаживаю этот участок пальцами, – мелким нежным почерком, как делаю это дома у себя в кровати, поздно вечером. – Мне нравится начинать с этого. – Но нравилось бы куда больше, будь рука Рида, его пальцы на месте моих. Он издает звук, снова опирается коленом на кровать, но не сокращает дистанцию. Я скольжу пальцами вниз, сегодня я чувствительнее, чем обычно: всего одно нажатие подушечкой указательного пальца – и я выгибаюсь в пояснице. Рид кладет крупную и теплую ладонь мне на колено, пожирая меня взглядом. Господи, эта рассеченная бровь, этот синяк. Я стала теплой, влажной, жаждущей. – Тебе нравятся поцелуи там? – спрашивает он через пару секунд. – Иногда. – Когда они жадные и бесстыдные, когда дело не в технике, а в его страстном, отчаянном желании. – Когда вижу, что парень действительно этого хочет. – Я очень хочу, – сразу отвечает он, и я не могу сдержать улыбку. Надеюсь, в ней читается сексуальность, хотя, скорее всего, это неудержимая радость. Я закрываю глаза, представляя голову Рида у себя между ног: как эти широкие плечи разводят мне бедра, а он лижет и посасывает, – мои пальцы ускоряются, быстрее и настойчивее трут отвердевший бугорок. Рид сжимает мое колено, я открываю глаза, останавливаясь. – Прости, – говорю я. – Я увлеклась. – Не извиняйся. Не… если ты хочешь только так, то показываешь мне, как лучше… После этих слов я понимаю, что хочу далеко не только этого. Все эти действия – рассказ, прикосновения к себе – избавили меня от боязни не кончить. Хочу, чтобы Рид трогал меня, чтобы вошел в меня, и все равно, кончу ли я от этого. Если нет, то я с радостью увижу тот же жар в его взгляде, пока буду на его глазах доводить себя до оргазма. Мы будем пробовать снова, снова и снова. – Я хочу не только так. – Убираю руки и приподнимаюсь к нему на локтях. Под серыми боксерами выпирает длинный, твердый член, обтянутый тканью – и вдруг у меня возникает желание уткнуться в совершенно новое место тела Рида, но с этим придется подождать, потому что между ног у меня так болезненно и пусто, мокро и горячо, и уже готово. – Я хочу тебя. Хочу, чтобы наши тела соединились. Он наклоняется и целует меня, пробегая языком по моему, затем приподнимает меня за поясницу и двигает к изголовью кровати. Он снова сверху, я прижимаюсь к нему бедрами – без трусиков, без следа тревоги – и стону, хватая воздух, от удовольствия. Он наклоняет голову и с нужной силой проводит языком по изгибу в нижней части груди, где я и показывала, затем движется вверх к соску, прикусывает его. Несколько райских минут спустя он просовывает руку вниз между нами, и мне с первых касаний ясно: он смотрел очень, очень внимательно, так внимательно, что я резко выгибаюсь от удовольствия. – Можешь… – я хватаю ртом воздух. – Мы можем вернуться к этому позже? Это очень приятно, но мне хочется… – я замолкаю и прижимаюсь к нему. – Скажи это, Мэг. О боже, эта прямота сейчас. Она такая правильная, в ней так комфортно. – Хочу, чтобы ты вошел в меня. Он награждает меня снова, ведь для обоих это томление, предвкушение окончилось. Рид дотягивается до ящика тумбочки, открывает его, достает презерватив и за считаные секунды сбрасывает с себя боксеры и надевает резинку, за чем я наблюдаю с тем же жадным, нескрываемым удовольствием, что и он ранее. Он устраивается между моих бедер и подается вперед – так медленно, приятно, так внимательно – с первых секунд я тону в блаженстве, представляя, что происходит внутри меня. В воображении у меня вырисовывается восхитительная, опасная «Л», она пересекает мое счастливое трепещущее сердце, обвиваясь вокруг него, беря врасплох своими объятиями и не ослабляя хватку. Это сводит с ума, я стискиваю Рида и притягиваю к себе, с облегчением чувствуя, как волна удовольствия от того, что он вошел на всю длину, разливается по мне и сметает из мыслей остатки букв, словно воздух карандашную стружку с листа. В моих мыслях только новый толчок его бедер, только новый импульс в моих, только то, как мы вместе двигаемся в одном прекрасном ритме, будто идем нога в ногу, будто вместе читаем наши общие знаки: касание здесь, поцелуй там, глоток воздуха, хриплый стон, вздох. Теперь я сама себе кажусь лгуньей, чувствуя быстрое и неотступное приближение оргазма. – Рид, – шумно дышу я. – Я скоро.