Темис лениво перелистывала страницы, а Танасис распинался: – Лидер ЭЛАС – самый настоящий монстр! – Но разве Велухиотис[18] не сотрудничал с британцами в разрушении моста? – спросила кирия Коралис. – Это было больше года назад, – фыркнул Танасис. – После он ни с кем и не сотрудничал. Теперь Велухиотис делает, что хочет и как хочет. Греки его ненавидят. – Почему? – спросила Маргарита. Танасис всегда терпеливо объяснял все сестре. Теперь, как и некоторые другие, Маргарита извлекала выгоду из оккупации. Она не слишком ждала окончания войны. – Сейчас он нападает и на другие группировки Сопротивления. Говорят, что он жесток даже со своими сторонниками. Он животное! – Прошу тебя… Танасис, – сказала кирия Коралис. Она не хотела слушать подробности. Старушка молила Бога, чтобы внучек не коснулись зверства, которые, если верить слухам, коммунисты учиняли на захваченных территориях. Темис не нравилось, что сестра отгородилась от проблем страны. Маргарита витала в мире фантазий, каждый день уходила на работу и возвращалась, безупречно одетая и улыбающаяся. Она все чаще отсутствовала на семейном ужине. Так было и одним сентябрьским вечером 1943 года, когда по радио передали, что итальянцы сдались Союзу и уводят войска из Греции. – Хорошие новости, да? – сказала Темис бабушке. Танасис еще не вернулся, и они ужинали вдвоем. – Будем надеяться, агапе му, – ответила кирия Коралис. – Быстрее бы война закончилась… Перед выводом войск итальянцы продали ружья, гранаты и даже мотоциклы ЭЛАС. Боевой дух греков заметно поднялся от осознания того, что немцы ослабнут, лишившись поддержки Муссолини. Силы Сопротивления росли. ЭЛАС обзавелись запасами амуниции, но увеличился разрыв между группировками Сопротивления – коммунистами и правыми. Танасис, как и многие другие, опасался, что коммунисты захватят страну, если вдруг Греция освободится от немцев. – Кого бы мы хотели видеть в союзниках, если уйдут немцы? – спрашивал он у бабушки. – Коммуниста Сталина? Или мистера Черчилля, приверженца демократии? Вот в чем выбор. – Мне главное, чтобы Панос вернулся домой целым и невредимым, – сказала кирия Коралис. – У борьбы с коммунистами свои последствия, – проговорил Танасис. – Они бандиты. Разве ты не слышала про них, йайа? – Они могут сколько угодно запугивать немцев, лишь бы меня это не касалось. Лучше бы избавиться от них. – Но они вредят не только немцам! Знаешь, что случается, когда убивают хотя бы одного из них? Бабушка покачала головой. – Немцы мстят. Десятки греков гибнут. Я не шучу, десятки. – Панос бы этого не хотел, – возразила кирия Коралис. – Может, и нет. Но левые приносят больше вреда, чем пользы. Жаль, что брат этого не видит. Танасис критиковал брата даже в его отсутствие. Юноша всегда пытался заручиться поддержкой бабушки, борясь с Паносом за ее благосклонность. Он никогда не согласится с тобой, подумала Темис. Так было раньше. На материке и островах ходили слухи о мести немцев. Декабрьским вечером Темис и кирия Коралис читали газету, оставленную на столе Танасисом. Обе пришли в ужас от произошедшего. Кирия Коралис вытирала передником слезы, читая рассказ очевидца. В прошлом месяце, пытаясь ослабить Сопротивление в горных районах Пелопоннеса, войска немецких оккупантов провели операцию вблизи города Калавриты. Они намеревались уничтожить греческие партизанские отряды и освободить семьдесят восемь пленных солдат Германии. Когда нашли трупы некоторых из них, генерал Карл фон Ле Сюр подписал приказ о массовых репрессиях. На Калавриту направили отряды и военную технику, по пути немцы сожгли несколько деревень. Добравшись до Калавриты, нацисты согнали женщин и детей в здание школы, заперли там и подожгли город. Около пятисот человек – мужчин и мальчиков старше двенадцати лет – отвели к близлежащим холмам. Там их выстроили в шеренгу и методично расстреляли. Очевидцем стал пастух, вышедший в поле со стадом. Он вернулся, заслышав выстрелы. С его слов, уничтожение мужского населения заняло более двух часов. Женщинам и детям удалось вырваться из здания. К этому моменту все дома пылали. В последующие дни, онемевшие от потрясения, голода и холода, жены и матери, сестры и бабушки хоронили мужчин. Очевидец рассказал, что стрелки на часах церковной башни остановились и с тех пор показывали два часа тридцать четыре минуты. В это время на землю рухнул первый мужчина. Убив мужчин и мальчиков, немцы зарезали тысячи голов скота и сожгли урожаи, оставив выживших без еды и дома. Темис со слезами дочитывала рассказ о трагедии, представляя себя на месте женщин, хоронивших любимых. Должно быть, живые завидовали мертвым. Впервые в семье Коралис наступило согласие. Расправа в маленьком городке и соседних деревнях продемонстрировала неоправданную жестокость и мстительность немцев. Погибло больше тысячи человек. Все надеялись, что Панос находился вдали от этого кошмара, но Танасис все же упомянул брата, подозревая его причастность к Сопротивлению. Нацисты убивали без зазрения совести, но Танасис во всем винил коммунистов. – ЭЛАС не считалась с жителями Калавриты, – сказал он, – а стоило бы держаться оттуда подальше. – Ничто не оправдывает убийства стольких неповинных людей, – выкрикнула Темис. – Ничто! – Говорю же тебе, Темис, в ЭЛАС должны были знать, что за убийство немецких солдат придется ответить. – Но почему ты винишь всех, кроме немцев? Почему винишь греков? Темис не могла совладать с эмоциями. Варварство немецких солдат потрясло ее, а брат словно бы оправдывал это злодеяние. – Прошу, успокойтесь! – примирительным тоном сказала бабушка. – Произошло ужасное. Но кому лучше от того, что вы кричите друг на друга? – Просто хочу, чтобы Темис поняла: несчастные из Калавриты поплатились за бессмысленные действия ЭЛАС. Пусть она уяснит, как действуют левые. Они всех ставят под угрозу. Совсем как Панос! Из-за него мы тоже в опасности. – Довольно, Танасис, – сказала кирия Коралис. – Хватит. – Больше не могу это слушать, – фыркнула Темис. Она впервые открыто выступила против брата. Кипя от злости, она вылетела из квартиры, а Танасис все читал бабушке лекции о том, что восстания коммунистов опасны, а также что следует вооружить десятки тысяч греческих ополченцев и дать отпор. – На первый взгляд может показаться, что правительство поддерживает немцев, но разве лучше, если к власти придут эти болваны? Подумай об этом, йайа. Какой мы хотим видеть Грецию? Кирия Коралис не ответила. Она мечтала о жизни до оккупации, когда на столе хватало еды, не выключался внезапно свет, а в обувь вкладывали новые кожаные стельки. Она восстанавливалась после болезни, и эти споры лишали ее сил. Отношения между Танасисом и Темис все больше обострялись. Только Маргарита сияла от счастья. Она была всем довольна. – Приятно, что хоть кто-то улыбается, – заметила кирия Коралис, когда они остались с внучкой одни. Маргарита обняла бабушку. – Я счастлива, йайа, – прошептала внучка ей на ухо. – Я влюбилась. – Влюбилась? – радостно воскликнула кирия Коралис. – Ш-ш! Никто не должен знать. – Почему? Разве это секрет? Любовь – чудесное чувство. – Потому что… – Маргарита понизила голос до шепота, – я влюблена в немецкого офицера. Кирия Коралис не знала, что ответить, но тут Маргарита закатала манжет: – Смотри! На ее запястье сверкали бриллиантовые часы, столь изящные и красивые, что бабушка ахнула. – Где… где ты их взяла? – Он подарил! – заговорщически сказала Маргарита. – Разве не красота? Конечно, часы были не новыми, и кирия Коралис вспомнила обо всех драгоценностях, которые пришлось продать. Раньше эта вещица, скорее всего, принадлежала другому человеку, столь же нуждающемуся, как и их семья. Может, даже кому-то из евреев, которых депортировали, заставляя бросить свое имущество. – Он мне много чего подарил! Пожилая женщина молчала. Она не задавала вопросов, но пообещала сохранить секрет Маргариты. Что бы сказала на это Темис? Тем временем у Темис росли подозрения. Она расспрашивала бабушку, где, по ее мнению, Маргарита берет тонкие шелковые чулки, когда остальные носят плотные заштопанные или со спустившимися петлями. И что за мода идеально гладко укладывать волосы, заливая их лаком? Кирия Коралис пожимала плечами, желая предотвратить бурю, которая неизбежно разразится. Настал день, когда Темис не выдержала и спросила сестру напрямую. – Откуда у тебя все это добро? – сказала она, зная, что вариантов не много. – С черного рынка? От немецкого солдата? Маргарита отвечала колкостями, защищая свои предметы роскоши. – Не могут же все ходить, как ты, – поддразнила она сестру. – Значит, кто-то работает усерднее. Разве не все мы хотим выжить в этой войне?