— Лиза осталась одна, но выступать соло не стала. И вообще вроде как забросила танцы. Возможно, поначалу она ожидала, что ее позовут обратно, и теперь, когда этого не произошло, затаила обиду. По крайней мере прислать букет с траурной лентой — дурная шутка вполне в стиле Лизы. Но меня подобное совершенно не трогает. И потом, я ни каллы, ни лилии не считаю какими-то неуместными цветами. Жаль только, что мама с сестрой все это увидели. Они и так были настороже, а тогда еще больше испугались и расстроились. — Таня, скажите, а остальным членам группы тоже присылали цветы с траурной лентой? — Нет, насколько я знаю. — Не находите странным сей факт? Может статься, что это и не Брянцева вовсе? — Она, скорее всего. — Татьяна немного помолчала. — Понимаете, Лиза считает меня инициатором ее изгнания. И уходя, она сыпала обвинениями, естественно голословными, а также проклятьями. Но букет — это ее выходка, без сомнения. Вроде как завуалированное пожелание: «Чтоб ты издохла!» — Понятно, и вы считаете, что Лиза Брянцева способна только на мелкие колкости и пакости и ожидать от нее серьезных противоправных действий не стоит? Татьяна снова немного помолчала. — Понимаете, Женя, Лиза довольно сложный человек по характеру. Она, без сомнения, талантлива, но к этому примешиваются несдержанность и непомерные амбиции вкупе с полным отсутствием такта, который должен быть присущ руководителю любого ранга. Но Лиза не понимала, что у нее не получается взаимодействовать с людьми. Не понимала, почему мы злимся и готовы расстаться с ней, ведь она столько сделала для группы. И Лиза действительно прикладывала усилия, старалась и тратила личное время. То есть если вы поговорите с самой Брянцевой, то услышите немного другую историю. — С ее точки зрения она будет звучать по-другому? — Конечно, ведь Лиза пропустила все через призму своего личного восприятия, и я не удивлюсь, если выяснится, что она обижена на нас всех и на меня в частности. Но я уважала ее инициативу и приложенные усилия и старалась избежать конфликта, который повлек ее уход, всеми силами. Сглаживала углы, пока это было возможно. Но скандал произошел, и к прежнему возврата не будет, мы все устали работать в атмосфере вражды и напряжения, которую Лиза так умело создавала и культивировала. И я допускаю, что она сердится и даже замышляет месть. Или строит планы своего триумфального возвращения, не знаю, что ее утешит больше. Например, она может свою группу создать или стать продюсером. И у Брянцевой получится, если сможет натуру свою сдержать. Полагаю, ее злость рано или поздно пройдет, и дальше в своей мести она не пойдет никогда. Так что, по сути, мне, да и девочкам из группы, ничего страшного не грозит. — Насколько я поняла, вы лично с Брянцевой не разговаривали со времени ее ухода? — Нет, разумеется. Уходя, Лиза сыпала оскорблениями. Звонить, чтобы нарваться на новые? Ни мне, ни девчонкам это совершенно не нужно. — И она вам не угрожала? — Лично мне или кому-то из группы — нет. Она просто наговорила гадостей, в числе которых, например, то, что у нас самих все развалится и ничего не получится без нее, и прочее, все в таком же духе. — Тогда почему вы сразу же решили, что букет, так сильно испугавший ваших близких, прислан Лизой Брянцевой? — Я сразу про нее подумала, как только траурную ленточку заметила. А первый порыв или мысль, как известно, самые правильные. — Понимаю, — кивнула я, — и, в общем-то, согласна. Но как тогда быть с остальными посылками и письмами? Что вы думаете касательно их отправителя? Или ваше спокойствие снова зиждется на определенном знании? Например, вы знаете, что их присылает давний поклонник, о котором неизвестно сестре и матери? Между вами существует некая игра, разновидность флирта, и отправитель записок ни разу не вышел за рамки, обозначенные вами обоими. Тогда я могу быть относительно спокойна и с чистой совестью откажусь от этой работы. На несколько мгновений Татьяна задумалась. — В данный момент у меня совершенное затишье в личной жизни, если вы на тайного любовника намекали. И признаться, эти письма, а также некоторые из посылок меня несколько нервируют. Главным образом записки, конечно же. Я бы их охарактеризовала как весьма неоднозначные. Словно автор желает что-то сказать, донести некую непонятную мне мысль, что вертится у него в голове. Соглашаясь, я снова кивнула. — И это все, что вас беспокоит? — Нет, не только это. Вы, видимо, тоже заметили этот момент. Он обращается ко мне, словно к давней знакомой. Вернее, даже не так. Будто между нами была или есть некая связь. Но я правда не могу сказать или даже предположить, кто это все присылает, кто пишет. — Может быть, бывший муж? Услышал про ваши успехи, решил восстановить общение и поздравить, и снова возбудить интерес к себе? — Нет, это не может быть он, — покачав головой, Татьяна грустно усмехнулась. — Андрей давно эмигрировал в Америку. Живет в штате Мэн несколько лет. Преподает математику в местном университете и совершенно занят своей особой. Как, впрочем, и во времена нашего брака. Сейчас, кстати, Егор с Настей гостят там. Уехали на целый месяц, захотели страну посмотреть. Так Андрей сделал вызов и документы помог оформить, и на этом все. Сын с невесткой сами себе предоставлены. Путешествуют, останавливаются в гостиницах и почти совсем не общаются с Андреем. Егор говорит, что отец его сразу предупредил, что нянчиться ни с кем не станет и в доме своем не поселит. Гости, видите ли, нарушают его уединение и мешают работе мысли. — Понятно. Но сейчас при желании доставку можно организовать практически из любого уголка земли. Может, все же стоит поинтересоваться? — Каюсь, был период, когда записки меня очень интриговали, и я попросила Егора выяснить осторожно у отца, не он ли шлет все это. — И что же? — нетерпеливо протянула я, так как Татьяна снова замолчала. — Делать этого не стоило, вот что! Егор и «осторожность» — понятия плохо совместимые. Сын спросил, как обычно, прямо в лоб. Это не Андрей. Бывший муж не просто удивился, он сильно растерялся и озадачился, когда понял, что я могла предполагать подобное. В общем, вышло довольно глупо. Даже стыдно. Но у меня, правда, больше не было других вариантов в голове. — Постарайтесь вспомнить, когда пришло первое послание или подарок? — Говоря откровенно, это довольно сложно. Я ведь не знала тогда, что это будет не единичный случай, и не старалась запомнить, не потрудилась записать. А с датами у меня не очень, вечно путаю. — Пусть это будет не точная дата, примерно. — Я уже начала писать и даже продала несколько картин. И, пожалуй, поучаствовала в нескольких выставках. Здесь, у нас в Тарасове. Они были групповые, выставлялись и другие художники. Но раскупили только мои представленные картины, причем все без исключения. Так что это уже было большим успехом, и мне многие знакомые звонили с поздравлениями или открытки с цветами присылали. Вот в числе тех подарков и были цветы с неоднозначной запиской. — То есть прошло около двух лет? — Да, примерно. Чуть меньше, пожалуй. — А сейчас посылки с записками продолжают приходить? — Да, я регулярно нахожу их на своем пороге. — А с какой регулярностью, не пытались отследить? Например, в начале месяца или всегда в конце? — Или в дни полнолуния? — иронично хмыкнула Татьяна. — Системы нет, или она не бросается в глаза. — Или вы просто не пытались сопоставить. — Возможно. Но теперь и вы ничего сделать не сможете. Записки не датированы, и я не задавалась целью записывать, даже запомнить не пыталась, что и когда доставили, а уж с какой периодичностью, тем более. — Понятно. А что-нибудь присылали недавно? — Вот эти розы, — Татьяна махнула рукой в сторону напольной вазы, в которой стояли кремового оттенка цветы на высокой ножке, — они из последнего букета. Его оставили на моем пороге два дня назад. — Записка была? — Да: «Прекрасные цветы для прекрасной женщины». — Фраза расхожая. — Если не сказать слегка банальная. Но цветы очень красивые. — И сам букет достаточно дорогой. Высокая ножка, крупная чашка, и цветы свежие, будто только что срезаны с куста. И количество, сколько их? Дюжина? — Пятнадцать штук. — Нечетное количество. Соблюдено негласное правило, принятое в нашей стране. — Да, я тоже думаю, что их прислал соотечественник, — кивнула Татьяна, потом немного помолчала и торжественным голосом, как в старых детективах, добавила: — Круг подозреваемых сужается. И мы дружно рассмеялись. — Ирония — это хорошо, — сказала я, — но если подумать, складывается впечатление, что эти записки с посылками отправляет не один человек и даже не два. И кто бы то ни был: поклонник или недоброжелатель, провести расследование и выяснить их личности необходимо. Времени это займет немного, и, как следствие, сумма гонорара будет небольшой. Но собственное спокойствие, а также спокойствие близких стоит того, поверьте. — Или мама с сестрой попросят у меня денег и сами вас наймут. И я буду с телохранителем, за услуги которого сама и заплачу, так или иначе, — хмыкнула Татьяна. — Думаю, мы не станем доводить ситуацию до подобного абсурда, — вернула я усмешку. — И кстати, есть одно важное обстоятельство. Возможно, ваш, назовем его пока «тайный поклонник», входит в круг вашего близкого окружения или имеет возможность другим способом наблюдать за вами. — Тогда появление у меня телохранителя его может разозлить? — Если он не совсем здоров психически, то да, вполне. И разозлить и спровоцировать на более активные или даже агрессивные действия. Поэтому объявлять, что я являюсь бодигардом, мы в вашем окружении не станем. — Но вы будете рядом весь день? — В переезде пока нет необходимости, ведь «поклонник» не проявляет активности большей, чем обычно, и за последние месяцы его поведение совсем не изменилось. Да и вам будет так гораздо комфортнее. Я стану находиться при вас на всех встречах и во время всех передвижений. Вечером буду оставлять вас в квартире. Двери и замки у вас крепкие, достаточно надежные, имеется внутренний засов. Так что с этой стороны ничего вам не грозит. Только не оставляйте на ночь окна открытыми и сами не отворяйте дверей посторонним. — Но если днем вы все время будете рядом, нужно что-то придумать. Что-то вразумительное. У меня бывает масса народу: устроители выставки, мой агент, да и просто клиенты, что заказали картину или желают выбрать-заказать. Как вас представить всем этим людям? Как очередного клиента? — Думаю, нет. Клиент или заказчик не может торчать рядом целыми днями. Пожалуй, стоит представить меня знакомым как ученицу. — Как кого, простите?! — Богатую взбалмошную особу, которая является почитателем вашей самобытной живописи и вздумала изучить стиль вашего письма. Докопаться до истоков таланта, так сказать. Для этого нужно быть рядом много часов подряд, включая то время, что вы работаете. Я, в свою очередь, полностью понимаю суть творческого процесса и обязуюсь не мешать и не отвлекать от работы. — А у меня ее неисчерпаемое море, кстати сказать, — всплеснула Татьяна руками, — вечно ничего не успеваю! — Если мы с вами договорились, то не смею больше отвлекать. — В принципе, да. Но разве вам не следует, не знаю, задать мне разные уточняющие вопросы? Записать данные Брянцевой? Ведь с ее проверки, беседы с ней вы, полагаю, и собираетесь начать? — Конечно. Но мы все это сможем зафиксировать во время небольшого перерыва. Например, на обед. Так что вы можете спокойно приступать к работе, а я пока осмотрюсь немного. Полагаю, привыкать к моему постоянному присутствию вам будет сложно, художники, как правило, стремятся к одиночеству, если это не портретисты. Но повторюсь, я постараюсь не мешать и не отвлекать вас от работы. Есть только один вопрос: записки, что вам присылали, вы сохранили? — Сначала выбрасывала, — с готовностью кивнула Татьяна, — не думала, что подобное стоит беречь, не стихи же шлют, в самом деле. А потом, повинуясь какому-то странному порыву, начала складывать. Пройдемте в рабочий кабинет, они там, в вазочке, в шкафу все лежат. * * *