Мне пора срочно делать ноги. Сначала нужно собрать вещи. Причём не мои, а Хилли. Прости, милая: мне придется притвориться тобой. Если я хочу жить, никто не должен узнать, что покушение не удалось. Я сбегала к ней в комнату, стараясь ступать бесшумно. Теперь, с вылеченной левой стороной, это получалось куда лучше. Келья Хилли располагалась чуть дальше по коридору, через две двери, и не запиралась — так же, как и моя. Я прикрыла за собой дверь и оглядела зеркальное отражение собственной комнатушки. Для начала надо проверить, есть ли у нее где-нибудь тайник. Не может быть, чтобы девушка сбежала, не прихватив свои вещи. Проверив все ящики и полки и не найдя ничего, кроме форменной одежды и белья, я перешла к кровати. Разумеется, Хилли хранила все ценное под матрасом. Милая и наивная девочка, особым умом бедняжка не отличалась. Так, главное не думать, где она сейчас и что с ней. Мне только расклеиться сейчас не хватало. В тряпице оказались простенькая цепочка с небольшим кулоном из жемчуга в форме капельки, сложенная в несколько раз бумага и россыпь медяков. Мелочь я стряхнула в карман фартука — пригодится. Цепочку пока что туда же, чтобы не запутаться от нервов. Развернула бумажку — крохотное фото, отдаленно напоминающее Хилли в детстве, и несколько строчек текста. Имя, фамилия, возраст, особые приметы, адрес. Паспорт. Пригодится. Сгребла нижнее белье, которое чистое — положу к себе на полку, его не нумеруют, никто не заметит подмены. Размером мы примерно одинаковые. Обувь. Ко мне она приходила в вязаных тапочках. Значит, нужно ее обувь тоже переставить ко мне — вроде как это моя. Вернувшись с ворохом вещей к себе, я быстро рассортировала их по местам. Свои сложила на стуле стопочкой, чтобы не перепутать. Подумав, я вытянула из-за ворота собственную цепочку. Кольца-печатки лежат в схроне вместе с деньгами, а цепочку я продолжала носить. Отчасти, чтобы показать настоятельнице, что у меня есть собственное мнение и с ним стоит считаться, — не будет же она отбирать драгоценности силой — отчасти потому, что хоть и редкие были подарки, но родители обо мне не забывали. Сейчас с этим приметным подарком придется расстаться. Он подтвердит личность лежащей в постели девушки. Тонким золотым ручейком цепочка стекла на туалетный столик. Подойти к Хилли я пока не могла себя заставить. Сначала все соберу, закончу что могу… Потом. Я чувствовала себя виноватой в ее смерти. Умом я понимала, что убила не я, значит, и грех не на мне, но глубоко внутри что-то выло в тоске — не уберегла, не спасла… Если бы меня не понесло среди ночи в туалет, убийца мог бы и передумать — испугался бы свидетелей или решил, что кельи перепутал. А мог убить и обеих. Отогнав угнетающие мысли — потом поплачу, когда будет куда забиться безопасно, — я сконцентрировалась на сборах. Сумка для трав, из которой я вытряхнула залежавшуюся труху, как раз пригодилась. Сменное белье, набор инструментов травницы — лопатка, серпик, нож, все размером с ладонь, не больше, в отдельном футляре. Никогда не знаешь, что пригодится в дороге. Яблоко, чудом оставшееся от полдника, полетело в сумку, следом — тщательно свернутая шаль. Собственно, на этом мои вещи закончились. Жизнь в пансионе не способствовала обрастанию барахлом. Брать с собой было больше особо нечего. Как бы я ни тянула с самой тяжелой частью плана, придется приступать. И поскорее, пока все спят. Нужно заняться сначала собственным лицом, потом изменить Хилли. По дороге к зеркалу я заметила, что на полу что-то блеснуло. Как дорожка, ведущая к окну, влажной цепочкой выстроились следы. Так. Что там делали на заре криминалистики? Я схватила лежавший на столе лист бумаги, и осторожно, приглядываясь, чтобы случайно не вступить в капли, подобралась к отпечаткам. Теперь аккуратно: неплотно положить сверху и сразу отнять — вода пропитывает местные листы мгновенно. Быстро, пока отпечаток не расплылся, обвела его карандашом тут же, на полу, поглядывая для сравнения на поблескивающий под луной оригинал. Не знаю, насколько такая примитивная улика окажется полезной, но хотя бы размер обуви убийцы я теперь знаю. На всякий случай я еще замерила расстояние между отпечатками. Как определить рост по этим данным я себе представляла смутно, но опытным путём, думаю, выясню. Главное, хоть какая-то зацепка. Бумагу я положила на просушку поверх сумки. Пока закончу с пластикой, как раз высохнет. Придвинула шаткий стул к крохотному зеркалу над умывальником, чтобы невысоко было падать в обморок если что, и решительно нюхнула крохотную дозу обезболивающего. Осталось еще после лечения, к моему великому счастью. Как бы я сейчас изменяла лицо без анестезии, не хотелось даже думать. В зеркале я напоминала самой себе юную Клаудию Шиффер, только без родинки и рот чуть поменьше. Что ж. Пора сделать себе пластическую операцию. Не в лучшую сторону. Кончик носа пришлось опустить, глаза уменьшить, надбровную дугу чуть увеличить, чтобы она нависала над глазами. Хилли была хорошенькой по местным меркам, то есть обладала круглым покатым лбом, ротиком-бантиком и пухлыми щечками, несмотря на общую худобу. Нарастить на своих скулах ткани я бы сейчас точно не смогла — на это уйдёт весь резерв, так что если что, сошлёмся на скудную кормежку в пансионе. Впрочем, пересекаться с людьми, близко знавшими Хилли, я не собиралась. Я не настолько цинична, чтобы на самом деле жить жизнью почившей подруги. Главное, попасть в столицу, а там сделаю себе новые документы, а возможно, и новое лицо. Желудок пронзительно заурчал, сигнализируя, что для таких энергозатрат срочно необходим завтрак, а он и ужина-то толком не видел. Хорошо, что мой резерв все же успел за эти месяцы чуть прокачаться, а я — отточить заклинания, так что мне вполне хватило на изменение собственной внешности до неузнаваемости, и еще прилично осталось. Достав из кармана фартука лежалый сухарь, я мрачно принялась жевать. Мне силы понадобятся, я еще и не приступала толком к задуманному. Я нюхнула еще порошка, чтобы заглушить боль. Слишком много нельзя: отключусь или перестану соображать, а мне еще из окна лезть и калитку вскрывать. Столько практики с мелкими мышцами на руке не прошло даром. Я отточила фиксирующие заклинания до совершенства. Это как платье: чтобы сшить новое, понадобится не один моток ниток. Но всего лишь ушить, посадить по фигуре, можно парой стежков. То же с лицом. Если бы я задумала менять структуру, увеличивать нос или наращивать подбородок, ушла бы прорва энергии. Вместо этого я подтягивала пальцами кожу в нужном направлении и буквально закрепляла магическим уколом. Теперь еще одно, последнее, усилие. Себя я изменила. Осталось довершить подлог. От умывальника с зеркалом до кровати два шага. Самые тяжёлые два шага в моей жизни… Хилли так и лежит на подушке, запрокинув голову и выставив горло. Крови еще чуть-чуть натекло — белье пропиталось и потемнело. За окном светлеет — близится рассвет. Нужно бы поторопиться. С волосами я ничего сделать не могу, надеюсь, что сильно приглядываться не будут. У нас обеих они очень длинные, и светлые. На фоне шока от мертвого тела, возможно, никто не обратит внимания на тонкости оттенков? Увеличиваю Хилли губы, меняю форму носа на чуть вздернутую. Просто сдвигаю пальцем чуть вверх и фиксирую. С мертвым телом работать и проще, и сложнее одновременно. Ткани застывают, холодеют и тяжелее поддаются изменениям, зато организм не сопротивляется, позволяя тратить меньше магии на закрепление результата. Лицо послушно, как пластилин, приняло нужную мне форму. Приподнимаю линию бровей, чуть меняю нижнее веко — оно у Хилли всегда припухшее, будто она плакала. Подкожный слой плывет вообще сам по себе, так что мне даже остаются какие-то тлеющие уголечки в резерве. Мало ли… На крайний случай. Отступив, в первых рассветных лучах разглядываю собственное лицо на подруге. Слез нет, страха тоже. Чувства будто притупились, оставив место только холодной логике и разуму. Которые хором вопят, что пора выбираться. Глава 5 Лезть из окна смысла нет: меня могут увидеть из монашеского крыла. Не торопясь, спокойно спустилась по центральной лестнице. Еще рано, даже те, кто уже проснулся, только умываются или приводят себя в порядок в комнатах. Никого не встретив по дороге, вышла с чёрного хода в сад. Темно-синее форменное пальто кусает шею даже сквозь платье, зато хорошо греет. В модных журналах я видела подобные модели, так что никто не сможет сказать, что я из пансиона: никаких опознавательных знаков на нем нет, я проверяла. Вот по платью меня в момент бы опознали, на нем характерный крест Святой Елены с узором из вьющейся розы: большой на спине и маленький, вроде брошки, на груди. Мы сами себе вышивали на каждом новом платье. Так что очень хорошо, что у меня есть запасные наряды Брай. До клада я добралась быстро. Он как раз очень удачно был закопан недалеко от старой калитки. Я ее проверила — так и есть, открыта. На замке царапины, но он ветхий, его даже я бы вскрыла шпилькой. Так убийца и попал внутрь. Получается, как минимум он хорошо разведал местность перед тем, как влезать в мое окно. Или у него был осведомитель внутри. Или он бывал здесь раньше… Хотя нет, это вряд ли. Чтобы знать про заднюю калитку, нужно либо очень внимательно изучить весь забор, либо пожить в монастыре. Убийца-женщина? Все может быть, конечно, но размер ноги все же указывал скорее на мужчину. Набор, с которым мы ходили всегда в лес с Брай, пригодился. Лопаткой я быстро, не заботясь о сохранности наросшей травы, отгребла землю над моим кладом. Не нужно уже скрывать тайник: если поймают, мне все равно не жить — тут уж не до денег. Кольца снова повисли на цепочке, скрытой высоким воротом платья, фунты прямо в мешочке привычно перекочевали в лиф. Карманы у платья были, но туда я положила только мелочь, и то не всю — вдруг воришки попадутся. Остаток меди ссыпала в небольшой внутренний кармашек сумки. Главное, ее не класть и не переворачивать, чтобы все не просыпалось, — карман не закрывается. Ночной убийца заботливо прикрыл калитку, и я последовала его примеру. Чем позже обнаружат, каким путём я покинула территорию, тем лучше. По привычной тропинке, которой мы с Брай гуляли почти каждый день, я двинулась в сторону рельс. В висках стучало, ноги еле шли, скованные ужасом. За каждым шевелением куста мне мерещился затаившийся убийца, который как-то уже прознал, что ошибся, и вернулся доделать начатое. Думаю, если бы вдруг вспорхнула какая-нибудь птичка, я бы скончалась от испуга. Обошлось. Через минут десять быстрого шага я вышла к насыпи. Две полосы блестящих рельсов змеей выползали из перелеска, чтобы скрыться за дальней рощей на горизонте. Как я заметила, в этом месте поезда всегда притормаживают. Через такие перегоны часто водят скотину, да и люди переходят пути, а до подземных тоннелей или шлагбаумов здесь еще не додумались. Сами поезда — новинка, первый запустили только лет десять как. Брай упоминала, что влево движутся поезда, идущие в столицу, вправо — на тонкий перешеек, соединяющий Рион с сушей, к границе с Провенсом. На распутье я замерла в задумчивости. Куда теперь? На провенсском я неплохо говорю, за местную сойду вряд ли, но объясниться вполне могу. Наймусь в какую-нибудь школу, буду учить детей рионскому. Может, поступлю в местную академию… Правда, медицина в Провенсе, говорят, еще хуже, чем в Рионе. Чему меня там научат? Или я могу податься в столицу: попытаться выяснить, кто меня хотел убить, поступить на медицинский, добиться реформ, позволяющих учиться на лекаря не-магам и женщинам… Ну, даже не знаю. За меня все в который раз решила судьба: первым показался поезд, идущий налево, к столице. А знакам я уже привыкла доверять… Сам паровоз я видела впервые. Кабина водителя была огорожена стеклом и металлом, двигатель виден как на ладони. Странный дизайн — все шестерни наружу. Увлекательно, конечно, но если пыль попадёт? Увесистые колёса, сцепленные зачем-то поперечным блоком, с натугой крутились в обратную сторону, замедляя ход состава. Вот машинист включил полную блокировку, раздался душераздирающий скрип — и мимо меня медленно и печально поплыли вагоны. Из интерьера мне с моего ракурса был виден только потолок. Так вот он в первом вагоне напоминал изысканные дворцы — с рельефами, узорами, и хрустальными люстрами — не висячими, как я привыкла, а вытянутыми наподобие ламп дневного света, но тем не менее обвешанных хрустальными висюльками. Вместо лампочек виднелись газовые светильники. Понятно, до переносного электричества еще не додумались. Следующие вагоны были отделаны куда проще: белёный потолок, занавеси и несколько горелок под потолком, на стене. В последних двух вагонах все было по-спартански. Даже потолок не побелили. Пожадничали. Замыкал состав короб на колёсах — похоже, багажный отсек. Позади каждого вагона имелось подобие крылечка, с забором и несколькими ступеньками. Туда-то мне и надо. Главное, не запнуться о пути, сказала я себе, выскакивая на пути сразу за поездом. Ноги скользили по гравию, в туфли моментально набилась каменная крошка, но я упрямо припустила за едва ползущим вагоном. Площадка-крыльцо оказалась на месте, только приспособлена она была, чтобы на нее ступали с перрона, а не с земли, поэтому нижняя ступенька находилась где-то на уровне моей талии. Придется допрыгивать, поняла я. Вовремя я подлечилась. В прежнем состоянии и думать было нечего так скакать по шпалам. Допрыгнула и зацепилась руками за перила я с первого раза. Ноги подтянула, утвердилась на каком-то выступе декоративного узора и поняла, что попала — поезд набирал ход, а крыльцо было забрано высокими тонкими прутьями до самой крыши. Я их поначалу и не разглядела. Через борт мне не перелезть. Я присмотрелась, стараясь не паниковать. Скорость все возрастала, поезд — и меня вместе с ним — нещадно трясло. Если рука сорвётся — пара переломов мне точно обеспечены. Вроде там, где ступеньки, открытое пространство. Теперь основная задача — перебирать руками-ногами влево, к лестнице, и обогнуть несущий столбик на углу. Руки скользили по ледяному металлу, левая, непривычная к нагрузке, норовила разжаться, юбки цеплялись за перила и невидимые заусенцы ступенек, но я упорно лезла на площадку. И наконец мне это удалось. Да, костюмчик у меня не очень подходящий для эквилибристики, хорошо, что обошлось без падения на рельсы. Я немного посидела на подрагивающем деревянном полу крыльца, приходя в себя.