– Блин, я не знаю. Авария была страшная. От водительского места осталась груда металлолома. – Не могу поверить. – Твои предки не выбросили машину. Проверь гараж. – Вик вздохнул. – Мне жаль, что ты услышал это от меня. Для твоих родителей это больная тема. Твоя мать чуть не покончила с собой, когда ей сказали, что у тебя мало шансов. – Ты там был? – Нет, я разговаривал с твоим отцом, он мне все рассказал. Мои родители не остались в стороне, помогли твоим предкам оправиться. – Спасибо. Не думал, что отец будет втягивать тебя и твою семью в наши проблемы. – Он тогда сильно выпил из-за нервов, его аж трясло. – Мне… нужно все обдумать. Спасибо, что рассказал правду. Я… перезвоню. – Лукавый бросил мобильник на кровать, закрыл лицо руками. Он заорал что было сил, но быстро выдохся и свернулся на кровати. «Из-за меня… из-за меня Дэн погиб, из-за меня, из-за меня погиб», – он до крови расчесал запястье. Лукавый, пошатываясь, дошел до тумбы. Открыл ящик, взял пистолет. Проверил патроны, взвел курок. Он нажал на спуск, не расслышав скрежета ключа. Прогрохотал выстрел. 6 Мать с криками вбежала в комнату. Лукавый сидел на полу, а пуля застряла в стене. – Что ты делаешь?! – Мать подскочила к нему, отобрала пистолет трясущимися руками. – Не смей! Он не ответил. Пока она в слезах звонила отцу, Лукавый лежал на кровати и смотрел в потолок. Когда-то давно дед Вика учил их стрелять. Они каждые выходные выезжали в лес и подбивали жестяные банки или мишени из пенопласта. – Задержи дыхание перед выстрелом, – подсказал Виктор Сергеевич, стоя возле Лукавого, – тому тогда было девять. – Зачем? – Руки дрожать не будут. Рядом бахнул выстрел. Вик в сердцах пнул мыском кроссовки траву. – Ну сколько можно? Я уже устал! У меня ничего не получается! – Он чуть было не кинул пневматический пистолет на землю, за что получил подзатыльник от деда. – Не ной, Виктор! – рявкнул тот. Лукавый сосредоточился, задержал дыхание и выстрелил. Пуля пробила «яблочко». – Посмотри на него. – Виктор Сергеевич указал на Лукавого. – Он, между прочим, левша. Ему стрелять гораздо труднее, чем тебе. Но ведь захотел и попал! Вик потом еще полгода жаловался Лукавому, что дед любит его сильнее родного внука. Пуля в стене не была случайностью. Если бы он хотел, без труда застрелился бы. Лукавого остановила мысль о несчастных родителях, вынужденных хоронить второго, и последнего, сына. Рука сама отвела пистолет, но нажать на спуск было необходимо. И он нажал, вложив в выстрел всю боль: от собственной потерянности после комы, из-за смерти брата и суицида любимого солиста. Пуля застряла в стене, а боль никуда не делась. * * * Перед началом учебного года Лукавого таскали по специалистам. Ему поставили депрессию. Лукавый молчал, отказываясь говорить о причине своего поступка. Отец отобрал пистолет и сказал, что он ни за что не получит его назад. – Заведи новых друзей, – велел он. – Не застревай в прошлом. Понял меня, щегол? – Лукавый кивнул. – Сам до школы доберешься? – Тут идти две минуты. – Тогда ступай. Больше не доводи мать до нервного срыва. Лукавый махнул отцу, вышел из квартиры и пошел на улицу. Они еще не переехали: возникли проблемы с бумагами. С тех пор как Лукавый узнал правду, он не мог не думать, что переезжают они вовсе не из-за его немощности. Родители хотели сменить квартиру из-за Дэна. После того как Вик рассказал ему о смерти брата, Лукавый подолгу смотрел на мать. Теперь он заметил ее исхудавшее лицо, поникшие плечи, трясущиеся без причины руки; замечал, как она тайком вытирала слезы и тут же хватала лук, будто глаза щиплет из-за него. Отец словно совсем не изменился, будто не терял старшего сына. Но из холодильника пропало пиво, он стал носить рубашки и галстуки и брился каждый день. Смерть Дэна сильно подкосила родителей, а Лукавый думал только о том, как плохо ему. Он перешел дорогу, миновал несколько светофоров и очутился в школе. Ученики выпускных классов неторопливо брели на уроки. Когда кто-то приложил к турникету пропуск, Лукавый понял, что у него пропуска нет. Полгода назад вход был условно свободным, и ученики проходили мимо крупногабаритной вахтерши. Теперь же у входа поставили охранную будку: один охранник сидел у окна, другой с раздражением выслушивал от школьников просьбы пройти «зайцем». Лукавый почесал затылок, задев шрамы под шапкой. Толпа учеников оттеснила его ко входу. Охранник не сводил с него взгляда. Переборов чувство потерянности, Лукавый подошел к охранной будке: – Я без пропуска. Мне его еще не сделали. – Новенький, что ли? Давай-ка паспорт. – Я его не взял. Зачем паспорт в школе? Они еще долго обменивались бы взглядами, если бы к ним не подошел староста класса. – Я его заберу под свою ответственность, – заявил парень. – Левицкий, предупреждай заранее. Ты же знаешь правила, – отчитал его охранник. – Хорошо, извините. Левицкий отвел Лукавого в сторону, вручил ему пропуск. – Меня зовут Константин, я староста одиннадцатого «Г» класса, в котором ты будешь учиться, – объяснил он, протянув руку. Лукавый пожал ее, осмотрел пропуск. – Костя, значит? А меня Лукавым зовут. – Я знаю твое реальное имя. – Кличка лучше. Она уже под кожу въелась. – Они двинулись к лестнице. – Староста. Сам вызвался им быть? – Никто больше не хотел. – Левицкий жестом показал направление и повел его по длинным коридорам. Костя был выше Лукавого на полголовы. Жилистый, правильно одетый, с сосредоточенным лицом и аккуратной стрижкой. В его походке скользило напряжение: он шел прямо, широким шагом, но торопливо, будто куда-то опаздывал. – Помедленнее, я не успеваю, – сказал Лукавый. Костя замешкался. Его взгляд забегал по сторонам, над губой появилась испарина. Он взглянул на наручные часы. – Нам лучше не опаздывать. – Не парься, для меня они сделают исключение. Я теперь местная знаменитость, – хмыкнул Лукавый. – Свалишь всю вину на меня, тебя никто не тронет. Староста коротко представил Лукавого перед классом, тот поздоровался с одноклассниками и учителем. Затем занял свободное место за последней партой. На ее поверхности кто-то нацарапал сердечко, а внутри приписал: «Е + Л». Стул рядом так никто и не занял. Лукавый с удовольствием откинулся на стуле. Он оделся свободно – в футболку и джинсы, на голову нацепил шапку. В школе так и не ввели единую форму. На переменах к нему не приставали с вопросами. Он ожидал большего оживления вокруг себя и теперь загрустил из-за обманутых надежд. На большой перемене в столовой Лукавый решил ничего не есть, да и аппетита не было. Вместо этого он пошел в туалет. В голову закралась мысль о сигарете, но он покачал головой. Он бросил курить еще до аварии. Внешняя дверь в туалет не закрывалась еще с прошлого года. «Поставили пропускные турникеты, а дверь починить не могут», – подумал Лукавый, разглядывая покосившуюся деревяшку. Вздохнув, он потянулся к ручке, но замер, услышав голос: – Мы так не договаривались. Давай плати налог на свою сраную скрипку.