Она официально кивнула. – Отведите меня к нему. – Сейчас? – Да, сейчас. Они вышли из душного читального зала и направились в заднюю часть огромного архива. На площадку второго уровня вели две широкие извилистые лестницы, плавно извивавшиеся, как змеи, обрамленные железными перилами с украшениями в виде металлических кроликов. В действительности второй этаж представлял собой балкон-переросток, откуда открывался вид на все, происходящее в остальной части архива внизу. Стены были уставлены книгами, а полки иногда упирались в окно или дверь. Архивист привел ее к одной из дверей с золотой инкрустацией по центру. Это было кольцо из чередующихся книг и свитков – знак мастера-библиотекаря, лицензированного государством. Вместо того чтобы постучать, архивист повернул в стене маленький ключик – такой же, как на газовой лампе. Крона предположила, что он был частью именно такой лампы внутри – загорался огонь, и вспышка предупреждала кого-нибудь у двери, не создавая шума. Оба ждали. Никто не ответил. Архивист еще раз повернул ключ. Засуетился, когда никто так и не ответил. – Может, он ушел на обед? – спросила Крона. Поморщившись от звука ее голоса, архивист покачал головой. – Хмм, – сказала она больше себе, чем ему. Конечно, бывают совпадения. А потом опять бывают совпадения. Она попыталась открыть дверь. И дверь легко подалась. К чему она не была готова, так это к мертвецу за столом. Впрочем, как и архивист. Они оба вскрикнули – быстро и страшно, – и этот крик с готовностью расколол воздух, переполненный тишиной. – Черт, – выругалась Крона, быстро вошла внутрь и затащила за собой архивиста, пока на их панические вскрики не собралась целая толпа. Она захлопнула дверь, оттолкнула архивиста в угол и направилась к телу. У человека за столом было перерезано горло – перерезано чисто, аккуратно, будто он совсем не сопротивлялся. Возможно, он сделал это сам. Ножа она не видела, и на руках человека не было крови. Он был мертв уже некоторое время, хотя она не работала экспертом и не могла точно сказать, сколько прошло времени. Несколько часов? День? Кровь выглядела темной, свернулась густым набрякшим пятном на передней части туники. Кто-то убил его быстро и решительно. Архивист добрался до корзины для мусора, упал на колени, и его вырвало. Он снял очки, провел тыльной стороной ладони по глазам. И его вырвало снова. Она подошла к нему, мягко похлопала по спине. – Простите, но мне нужна ваша помощь. Можете встать? Мне нужно, чтобы вы привели Дневной дозор. Она помогла ему подняться, проводила за дверь. – Никому ничего не говорите, пока не приведете стражей Дозора, понятно? Когда архивист ушел, она вернулась к столу, рассматривая лежавшие на нем бумаги, пытаясь не обращать внимания на темно-коричневые пятна крови. В свитках не было ничего особенного, несколько устаревших указов Великих маркизов и перепись скота Лутадора. В кабинете все было в целости и сохранности. Она не могла сказать, пропало ли что-нибудь. Сейчас она даже не могла выяснить, связано ли это убийство с ее текущим делом или нет. Но бывают совпадения, а потом опять бывают совпадения. Она тяжело вздохнула, подошла к телу и закрыла мертвецу глаза и бросила последний взгляд на комнату. – Черт, – еще раз произнесла она и вышла, чтобы встать на страже снаружи. Глава 13 Луи Одиннадцать лет назад Район магов-чародеев Лутадора, вечер Шарбон удивился, получив приглашение на обед в дом Фионы в качестве благодарности за помощь. В конце концов, с момента ее «падения» прошло несколько месяцев, и, хотя они виделись на богослужениях, но не обменялись ни словом, ни взглядом. Услуга, которую он оказал ей, починив ногу, была небольшой. Во всяком случае, недостаточной для приглашения на благодарственный обед. Поэтому, когда он получил письмо с приглашением, которое доставил официальный скороход, он ничего не мог понять и подумал, что письмо доставили по ошибке. Приглашение адресовалось всей его семье, но в последние дни над его домом нависла черная туча. Сначала, перед тем, как у его сына взяли налог на время, был грандиозный праздник, а через неделю младенец заболел. Довольно сильно. Его маленькое тело без конца сотрясал глубокий хриплый кашель, он капризничал и хныкал, постоянно испытывая дискомфорт. Шарбон делал все, что мог, чтобы успокоить его. В конце концов, это была его работа. Он хоть и специалист в хирургии, но легочные инфекции тоже были ему не чужды. Он хотел отклонить приглашение – в таких обстоятельствах он не мог оставить ребенка. И Надин, и Габриэль в младенчестве тоже прошли через приступы тяжелой болезни: Надин часто лихорадило, а у Габриэль были проблемы с желудком. Он наблюдал за ними так же бдительно и сейчас тоже не хотел отлучаться, оставив Авеллино без присмотра, даже на мгновение. Но Уна настояла, несмотря на его протесты. Она надеялась, что вечер в гостях пойдет ему на пользу. – Выпьешь бренди, – уговаривала она, – сыграешь в какую-нибудь салонную игру, если они захотят. Авеллино надо, чтобы ты был свеж и бодр – как и нам всем. Давай, сходи. Постарайся повеселиться, расслабиться. А мы все время будем рядом с ним. Он не стал ей говорить, что сомневается в том, что сможет расслабиться в доме Фионы, и болезнь Авеллино здесь ни при чем. Тогда, несколько месяцев назад, он хотел рассказать Уне о неподобающем поведении этой женщины, но слова застряли у него в глотке. Ибо, как бы ни раздражало его поведение Фионы, она все же заинтриговала его, и этот маленький факт заставил его промолчать. Он чувствовал себя виноватым до такой степени, что едва это понимал. Он не хотел Фиону. Он не хотел заводить с ней связь. Но он не мог постичь смысла ее поведения, и это непонимание задевало его за живое. Притягивало его. Привлекало. Возможно, эта встреча пройдет по-другому. Возможно, ему удастся смыть с языка мерзкий привкус, оставшийся после их последнего общения. В конце концов, надо быть вежливым и дать ей второй шанс. Возможно, она объяснится, и тогда его вызывающий чувство вины интерес исчезнет. Итак, он пошел в апартаменты древатора, которые находились над его мастерской. Хотя они и отличались от загородного поместья Шарбона, но были не менее элегантными и ухоженными. Маги-чародеи пользовались большим уважением, высоко ценились, неплохо зарабатывали – вполне достаточно, чтобы комфортно чувствовать себя и соперничать с семейной казной не самой благородной знати, к которой относился Луи. У Фионы и ее мужа домашней прислуги не было. У Шарбона были только няня и горничная. Его знакомые находили это странным, а сейчас и ему показалось странным, что в доме нет слуг. Ходили слухи, что Фиона вышла замуж только из-за денег, а значит она должна была бы нанять несколько хороших слуг. Но причины их отсутствия вскоре стали очевидны, и Шарбон понял, что у него с Фионой гораздо больше общего, чем ему хотелось бы. – Проходите, пожалуйста, – произнес мужчина, открывший дверь, который явно не был мужем Фионы. – С-спасибо. А вы, мсье Матисс, не так ли? – Мастер Матисс, – поправил тот. – Можно просто Эрик. Шарбона покоробил такой быстрый переход к фамильярности, но он ничего не сказал. Эрик Матисс был блондином, хотя его волосы имели более глубокий песочный оттенок по сравнению с волосами Шарбона. Он был молод – очень молод для мастера древатора, но все же лет на пять старше Фионы, насколько Шарбон мог судить (правила поведения запрещали задавать такие личные вопросы). Его лицо все еще сохраняло мальчишеские пропорции, щеки были пухлыми, линия подбородка – четкой. С эстетической точки зрения на него было приятно смотреть, хотя он не выглядел последователем здорового образа жизни. Скорее, он имел вид человека, у которого в движении всегда находится разум, а не тело. Но глаза у него были запавшие, усталые, как будто все ему скучно. Шарбон взглянул на руку, которую тот постоянно держал в кармане, уже не первый раз обратив внимание, что она выглядит неподвижной. Больше у дверей никого не было. Матисс забрал его куртку, и он отдал, хотя какая-то часть его желала, чтобы вежливость позволила ему остаться в верхней одежде – тогда бы он чувствовал себя защищенным, как в доспехах. Свет горел только в фойе, а в остальной квартире был притушен. Сине-зеленые оттенки в рельефном витражном окне над обеденным столом казались темно-бордовыми в тусклом свете. Стены были оклеены обоями с широким черно-белым узором, черными замысловато извивающимися лозами и цветами. Вместо газовых ламп в навесных канделябрах по коридорам горели свечи. Едой не пахло совсем, да и стол не был накрыт. Матисс взял маленькую свечу из самого скромного подсвечника и зажег ее от одного из канделябров, накапав лужицу желтого пчелиного воска на деревянные доски пола. – Могу я спросить, где хозяин и хозяйка дома? – спросил Шарбон, чувствуя, как по спине пробежал холодок. В холле стоял вырезанный из мрамора бюст на слишком высоком пьедестале, благодаря которому он находился на уровне головы человека. Лицо выглядело холодным, но вполне узнаваемым. Бюст был как будто окружен зловещим облаком, которое только сгустилось, когда они проходили мимо. Он оказался в незнакомом месте, с незнакомым человеком, и его вели мимо столовой в затемненный коридор. Атмосфера напоминала одну из страшых сказок, которыми он никогда особо не интересовался. – Хозяин уехал, – откровенно признался Матисс. – На выставку материалов для древаторов в Асгар-Скане.