– Ты можешь рассказать нам, как выглядели мужчины, Эстебан? – Эта маска, она была жутко страшной, – выпалил он. – У нее были кругом огромные рога – шесть, и огромный черный язык, и острые клыки. Разные – синие, оранжевые, красные, пурпурные и желтые. И белые. – А о человеке в маске ты что-нибудь можешь сказать? – Он был высокий… – сказал он неуверенно, швыркая носом. – Не такой высокий, как вы. Может, он был невысокий. Но у него был сильный голос. – Громкий? – Нет, не знаю. Сильный. Как будто он считал, что то, что он говорит, очень важно. – Что он сказал? Эстебан опустил глаза и пробормотал: – Ерунду всякую про Пятерых. Де-Лия скрестила руки, словно в нетерпении. Она никогда не умела обращаться с детьми. – И? – Моя мама говорит, что только недоумки верят в Пятерых, и я не собираюсь говорить о них. Он втянул щеки, как будто ему пару раз дали по губам именно за это. Крона поежилась, но сдержала раздражение в голосе. Атеизм был новой модой. В последнее время стало модным считать людей одинокими и покинутыми. Так думала и высшая аристократия, и низшие слои общества. Они заявляли, что магия – это естественное явление, как гравитация. И что никакие разумные существа не размещали ее на краю – она просто была там. Говорили, что свитки были написаны вовсе не рукой Абсолона и что, возможно, Абсолона даже не существовало. Некоторые свитки были подделаны, это правда, но говорили, что подделаны все свитки. А Великое пришествие? Просто миф о сотворении мира, способ для первых людей объяснить непригодные для жизни условия за краем Долины. Сама Крона чувствовала себя оскорбленной за такое легкомысленное пренебрежение. – Мы не будем говорить о богах, только о человеке в маске. Нам нужно знать, что он сказал, чтобы поймать его. Если ты расскажешь, о чем он говорил, тебя за это не накажут. В стропилах ворковали голуби, будто выражая свой скептицизм. Вытирая нос, Эстебан продолжил: – Он сказал, что Пятеро рассердились, и поэтому ему нужно избавиться от людей, которые их рассердили. И что он должен показать людям красоту. И что-то еще, типа чтобы оправдаться перед женщиной, потому что ему жаль. Или что-то такое. Он хорошо говорил – ну знаете, правильно. Как говорят богачи. И на руках у него были белые перчатки. Но я не видел… Больше я ничего не знаю. Ребенок замолчал. – А второй человек? – спросила Де-Лия. – Белый. Бледный, как мука. Но я не видел его лица. И он был в черном плаще. Я не… – губы у него задрожали. – Я правда ничего не видел. Я не знаю. Крона похлопала его по колену, и Эстебан рванулся вперед, обняв пухлыми руками ее широкий наплечник. – Я хочу домой, – всхлипнул он, уткнувшись ей в плечо. То, что он видел, ему уже не забыть, сколько бы эмоциаторов не тыкали в него своими иглами и не впрыскивали желе. Они могли убрать ужас или отвращение – заглушить травму, но с его наивностью было покончено навсегда. Без колебаний она обняла его, заставив стража отпустить. – Мы отвезем тебя домой. Страж отвезет тебя домой. Подняв его на руки и отойдя от ступенек, она отнесла его к двери, где стояла стражница, с которой они говорили. Страж проводил их. Когда Эстебана отправили домой, Крона вернулась к Де-Лии, которая ползала по грязной земле, пытаясь обнаружить то, что, возможно, упустил Дозор. – Он хорошо говорил, – отметила Крона. – Может ли человек в маске быть из знати? – Трудно сказать, – Де-Лия ударила ногой по упавшей балке, наполовину изъеденной гнилью, и из нор повыскакивали черные жуки. – Нам нужно заглянуть в прошлое Шарбона. Тогда мы сможем понять, что намерен сделать нынешний убийца, используя маску. – Он намерен сеять ужас, раздор и хаос, – прямо сказала Де-Лия. – Но разве он не мог сделать это сам по себе? Зачем ему маска? Мы ничего не узнаем, пока не поймем, что для него значит Шарбон. По крайней мере, это может помочь нам угадать, когда, где и кого он убьет следующим. Теперь она представляла себе не жертву, преследуемую на улице, а то, что она убийца в маске. Как эхо Шарбона может повлиять на мозг? Она боролась со многими и многими эхами, имела дело с жестокостью, бессердечием и отчаянием. Но эхо человека, который умел делать такое? Сотворить такое из человеческого существа? Человека, настолько злонравного, что его маску даже нельзя было оценить по утвержденной шкале? Встреча с ним должна была походить на встречу с варгом. Беспричинное насилие, кровавая бойня, пусть даже только психологическая. А потом последствия… Она вздрогнула, уверенная, что это будет ад. Возможно, даже для такого опытного специалиста, как она. – Кого он убьет следующим… – повторила Де-Лия. «Истина грядет» витала в воздухе между ними, как уродливый, раздутый от крови комар. – Но у нас есть жертва. И у нас есть твой фальшивый варг, – сухо сказала Де-Лия. – Разве не важнее узнать, кто они? Вместо того, чтобы гоняться за призраками? – Мы не можем сбрасывать со счетов роль маски. Я знаю, что хотят эха. Я знаю, что они хотят идти теми же тропами, какими они ходили в жизни. Если убийца в маске не сможет подавить Шарбона, маска поглотит его. Желания Шарбона станут его желаниями – возможно, именно на это он и надеется – перевоплотиться в Шарбона. Я бы предсказала… – она прикусила язык. Де-Лия пристально посмотрела на Крону. – Богиня Времени запрещает гадать. Ее путь устойчив и тверд, разве нет? – Это не гадание, – резко сказала Крона. – Совершенно логично предположить, что кто-то может вести себя так же, как и раньше. – И ты считаешь, что, если мы раскроем мотивы Шарбона, то быстрее вернем магические предметы? – Да. Де-Лия вздохнула. – Прекрасно, – сказала она, но слово неохотно сорвалось с ее губ. – Но ты должна признать, что твой не-варг – более весомый аргумент. – Он пришел в себя? – спросила Крона. – Я не знаю, – ответила Де-Лия, разочарованно скользнув руками в черных перчатках по лицевому щитку. – Когда я уходила домой сегодня утром, он был без сознания. Но почему бы тебе самой не выяснить. – Де-Лия замолчала. – Или ты хочешь, чтобы его допрашивал кто-то другой? Ради его же блага? Крона напряглась. Она регулятор, черт возьми. И она в состоянии контролировать себя – он выживет после допроса. – Нет. Я сама. Сначала разреши мне сходить в Городской архив, собрать все, что можно на Шарбона, и принести материалы в участок. А затем я допрошу пленного. Сама. На мгновение Де-Лия уставилась на нее, неподвижно, как статуя. Крона хотела бы видеть ее лицо, расшифровать выражение ее лица. Но через миг Де-Лия расслабилась и пнула балку еще раз. – Не тяни слишком долго. Если он пришел в себя и у него все в порядке с головой, мы не можем заниматься ерундой. Конечно, подумала Крона, ведь это приведет к новым смертям. Все, чего хотел Шарбон – это терроризировать и мучить, и мы не можем позволить ему сеять хаос снова и снова. Глава 11 Луи Одиннадцать лет назад Котерия Одинокого маркиза, полдень Луи Шарбон хотел только одного – любви. Он хотел, чтобы она была преданной, чтобы она была постоянной и чтобы она была рядом. И все это у него было. Тепло улыбок дочек, жар рук жены и сдержанный лепет новорожденного сына. Всякий раз, когда его семью настигали неприятности – а они случались, – они происходили не из-за страха, жестокости или апатии, а из-за недостатка воображения. Шарбон считал, что мир хорош и, в конечном итоге, справедлив, независимо от несчастий, произошедших в тот или иной момент времени. Чего он не замечал, так это того, что тьма реальна, что злодеяния опираются на нечестивые аргументы, и это было его самым большим недостатком. И Уна часто ему говорила об этом. – Этот мальчик украл твои часы, – сказала она ему вчера, когда они выходили из ворот котерии в толпе прихожан. – Ты не должен был давать ему пятиминутник. – Если он взял часы, значит ему они нужны больше, чем нам.