– Нет, здесь должно быть кое-что по делу Гау. Я помню, что делал выписки отсюда. – Он пролистал фотокопии и вдруг замер, уставившись на смятую страницу. – Ага, вот она, датирована двадцать третьим ноября. Заголовок: «Семнадцатилетний юноша уничтожил собственную семью. Пять жертв». Дальше идет перечисление имен: господин и госпожа Теодор Гау, их дети, Дженифер и Джозеф и мать госпожи Гау, Альтея Фрик. – Он отложил страницу в сторону. – Теперь я вспоминаю. Это было в разделе некрологов. – Что именно? Винс отыскал следующую копию. – Некролог по поводу кончины матери госпожи Гау. «Альтея Фрик шестидесяти двух лет, зверски убитая на прошлой неделе, была похоронена тринадцатого ноября вместе с остальными членами семьи Гау. Уроженка Двух Холмов была дочерью Петраса и Марии Госс, преданная жена и мать двоих детей. Сорок один год была замужем за Донатом Фриком, который утонул прошлой весной, – голос Винса вдруг затих, аспирант потрясенно взглянул на Линкольна, – во время наводнения на реке Саранча. Ошеломленные этим подтверждением, они молча уставились друг на друга. На полу у ног Винса шумел обогреватель, а его светодиод излучал оранжевое сияние. Но в тот момент Линкольн не чувствовал тепла – только холод. Ему казалось, что он уже никогда не сможет отогреться. – Несколько недель назад, – снова заговорил Линкольн, – вы упоминали об индейцах, пенобскотах. Говорили, что они отказывались селиться на берегах озера Саранча. – Да. Для них это табуированное место, так же как и подножие Букового Холма, где протекает река Мигоки. Они считали это место опасным. – А вы знаете, почему оно считалось опасным? – Нет. Линкольн задумался. – Название Мигоки – я так понимаю, это на языке пенобскотов? – Да. Это искаженное «санкаделак мигаки», так они называли эту местность. «Санкаделак» на их языке – это что-то вроде слова «река». – А что означает второе слово? – Давайте я перепроверю. – Винс снова развернулся на стуле и снял с полки потрепанную книжицу «Язык пенобскотов». Пролистав ее, он быстро нашел нужную страницу. – Вот. Я оказался прав насчет «санкаделак». На языке пенобскотов это «река» или «поток». – А другое слово? – «Мигаке» означает «драться» или… – Винс запнулся. И поднял взгляд на Линкольна: – «Убивать». Они снова уставились друг на друга. – Вот откуда взялось это табу, – тихо проговорил Линкольн. Винс сглотнул. – Да. Это Река Убийств. 17 – Жирная жопа, – прошептал Джей-Ди Рейд из секции тромбонов. – У Барри жирная жопа! Ной оторвался от нот и украдкой покосился на своего соседа Барри Ноултона. Отчаянно стараясь не сбиться с ритма, бедолага крепко сжимал в руках саксофон; его лицо приобрело пунцовый оттенок, и он снова покрылся потом, как это всегда случалось, когда мальчик нервничал. Барри Ноултон потел в спортзале. Потел, когда спрягал глаголы на уроках французского. Потел, когда с ним заговаривала девчонка. Сначала он заливался краской, потом на его лбу и висках проступали капельки пота, и уже в следующее мгновение они начинали стекать по лицу Барри, словно расплавленное жарой мороженое по сахарному рожку. – Твою мать, у него такая жирная жопа, что, если запустить в космос, у нас появится новая луна. Капля пота скатилась по лицу Барри и упала на саксофон. Он так крепко сжимал инструмент, что у него побелели костяшки пальцев. – Отвали от него, Джей-Ди, – обернувшись, сказал Ной. – О-о! Теперь тощая жопа ревнует, ей тоже хочется внимания. У меня отсюда такой вид открывается! Толстая жопа и тощая жопа – отличная парочка! – Я сказал, отвали! Оркестр вдруг разом смолк, и в наступившей тишине произнесенное Ноем «отвали!» показалось чуть ли не криком. – Ной, что у вас там происходит? Обернувшись, Ной увидел, что господин Санборн нахмурился и смотрит в его сторону. Господин Санборн был отличным парнем, да что там говорить – любимым учителем Ноя, но этот человек никогда не замечал, что творится на уроках в его классе. – Ной задирается, сэр, – доложил Джей-Ди. – Что? Да это он сам задирается! – запротестовал Ной. – Я так не думаю, – осклабился Джей-Ди. – Он нам мешает! Лезет со своими идиотскими шутками! Господин Санборн устало сложил руки на груди. – Могу я спросить, что это за шутки? – Он сказал… он сказал… – Ной осекся и посмотрел на Барри, который напрягся так, что казалось, вот-вот лопнет. – Он оскорбил нас. Ко всеобщему изумлению, Барри вдруг резко толкнул ногой пюпитр; тот с грохотом рухнул на пол, и листки с нотами разлетелись в разные стороны. – Он дразнил меня жирной жопой! Вот как он меня обзывал! – Эй, это никакое не оскорбление, это правда! – возразил Джей-Ди. Класс взорвался хохотом. – Прекратите! – заорал Барри. – Хватит ржать надо мной! – Барри, пожалуйста, успокойся. Барри повернулся к господину Санборну. – Вы никогда не принимаете никаких мер! Никто не принимает! Он измывается надо мной, а всем на это насрать! – Барри, тебе нужно успокоиться. Пожалуйста, выйди в коридор и остынь. Барри бросил свой саксофон на стул. – Спасибо вам за все хорошее, господин Санборн, – сказал он и вышел из класса. – Ой! Луна зашла, – прошептал Джей-Ди. Ной все-таки не выдержал. – Заткнись! – крикнул он. – Заткнись же наконец! – Ной! – Господин Санборн постучал по пульту дирижерской палочкой. – Это он виноват, а не Барри! Джей-Ди постоянно над ним издевается! Да и все остальные тоже! – Ной оглядел своих одноклассников. – Вы все, абсолютно все измываетесь над Барри! Господин Санборн еще сильнее застучал палочкой. – Все вы придурки! Джей-Ди рассмеялся. – Кто бы говорил! Ной сорвался с места, его мышцы напряглись до предела: еще немного – и он набросится на Джея-Ди. «Я убью его!» Чья-то рука схватила Ноя за плечо. – Довольно! – рявкнул господин Санборн, оттаскивая мальчика в сторону. – Ной, я сам разберусь с Джеем-Ди! А ты выйди в коридор и успокойся. Ной стряхнул с плеча руку учителя. Ярость, которая вспыхнула в нем с такой опасной силой, все еще сотрясала его, но мальчику все-таки удалось взять себя в руки. Он бросил на Джея-Ди прощальный взгляд, в котором читалось: «Еще раз попадешься мне на пути, пеняй на себя», – и вышел из класса. Он нашел Барри в раздевалке. Пыхтя и обливаясь потом, мальчик пытался открыть свой шкафчик, но никак не мог совладать с шифром замка. Отчаявшись, Барри с раздражением стукнул по шкафу кулаком, потом развернулся и уперся в него спиной, словно пытаясь раздавить тяжестью своего тела. – Я убью его, – сказал он. – Вместе убьем, – подхватил Ной. – Я не шучу. – Барри взглянул на него, и Ной вдруг понял, что Ноултон действительно не шутит.