Он всегда был таким, сколько я его помню. В детстве я даже его боялась. Чего греха таить – побаиваюсь и сейчас. На сантименты отводит четко ограниченное количество времени и сразу резко переходит к делу, ну словно alt+shift нажали, меняя раскладку клавиатуры. А когда долго не удается перейти к главному, начинает раздражаться. Вот и сейчас родители накинулись уже на меня – за то, что обманула. Оказывается, дядя Миша им все рассказал. Впрочем, он хранил мою тайну до последнего. Но, получив сообщение и не дозвонившись до меня, родители уже направились к нему. Тут-то он все и сказал. Поэтому и ждали нас здесь, зная, что сюда привезет машина. Мы с Эллой, перебивая друг друга, рассказали все, что вспомнили и посчитали релевантным. Слава богу, Элла додумалась не вмешивать сюда Сашу. Упоминался только Антон, да и то лишь по причине, что она у него жила – это ведь главный вопрос, который ей задали. Дядя Миша забрал у меня и коробки с чаем, и флешку с документами, после чего мы поехали домой. Дома случилась новая разборка. При дяде Мише родители не стали выговаривать нам всего, что они думали, и задавать какие-то вопросы, но а уж в квартире разошлись на славу. Элла в какой-то момент плюнула, махнула на них рукой (в прямом смысле) и ушла спать. То ли этой ночью не спала (и именно по этой причине не опоздала), то ли соскучилась по своей кровати. Я лично по нашей общей спальне не скучала, посему осталась на кухне с мамой и папой. – Соня, как же так? – начали они сызнова. – Ладно Элла, в семье не без урода. Но ты-то? – А почему вы не видите положительную сторону событий? – Что? – удивилась мама и посмотрела на отца, слово на свой ум не надеялась и полагала, что он ей разъяснит смысл моих слов. Но я не стала ждать, когда он ответит, объяснила сама: – Во-первых, Элла вернулась домой. Живая и невредимая. Не об этом ли ты молилась еженощно? Думаешь, я не слышала тебя? – Мама насупилась, но спорить не стала. – Во-вторых, наше расследование, возможно, поможет поймать некоторых не очень хороших людей и отправить их за решетку, чтобы никто больше от них не пострадал! – Пинкертоном себя возомнили! – сказал папа маме. Настал и мой черед отмахиваться от них и идти в свою комнату. То естьнашукомнату. Я уже успела привыкнуть к тому, что ночую одна. Я проверила телефон: сообщений нет. Вздыхая, тоже улеглась. Вообще говоря, я не ожидала, что усну, но поспать удалось этой ночью всего часа четыре, и то максимум, а уж сколько нервов было загублено, не перечесть, короче, я очень быстро вырубилась. Остаток дня я провела с тяжелой головой. Видимо, спать второй раз было плохой затеей. Нас позвали на ужин, который для нас обеих стал обедом, и в то время как Элла налегала на все подряд, видимо, соскучившись по нормальной стряпне (страшно представить, чем ее кормил Антон), я же оставалась к еде равнодушна, снедаемая смутной тоской и тревогой. Каждые пять минут я проверяла телефон. – Может, хоть на время ужина ты оставишь свои игрушки? – возмутился папа. – Соня, я тебя не узнаю! И даже с подозрением воззрился на мою сестру, мол, не устроили ли вы, как в детстве, свои глупые розыгрыши, не решили ли нас обмануть и поменяться местами? Кстати, о розыгрышах. Эти забавы, оказывается, оставались с Эллой даже когда детство осталось далеко позади. Из нас двоих, увы, повзрослела только я. А может, не повзрослела, а обзавелась совестью и чувством ответственности? Или это одно и то же? Ковыряя вилкой в тарелке, я продолжала свои странные философствования, пока наконец мама не начала убирать со стола. Перед сном я тоже проверяла мессенджер каждые пять минут. Пару раз порывалась написать сама, но останавливалась. Потом вздохнула и убрала телефон, включив авиарежим. – Элка… – Ну что? – возмущенно отозвались с соседней кровати, как будто я не в первый раз позвала, а в сто двадцать первый. – Что ты имела в виду, когда говорила, что не уверена, что это Макаров? Сестрица помолчала. Я уж думала, не ответит, когда она наконец снизошла разомкнуть уста: – «Как утонула?» – первое, что он сказал. Ты представляешь? – И что? – подождав продолжения и поняв, что оно не последует, изумленно молвила я. – Что, по-твоему, он должен был сказать? Да, я ее утопил, так что для меня это не новость. – Нет, ты не поняла… Не «Как это, умерла?! Такая молодая и красивая! Да что ж это в мире делается-то?!» А… – Это, скорее, Таисия должна была произнести, – перебила я сестру. – Ну вот, она что-то подобное и сказала. А он, когда ее нашли в пруду, сказал удивленно: «Как утонула?» Как будто не сам ее утопил. Так странно… – Ничего странного! – разозлилась я, что она заставила меня усомниться в нашей версии из-за какой-то ерунды. – Давай спать! – Как думаешь, мне надо ехать на репетицию? – едва открыв глаза и заметив, что сестра тоже не спит, спросила я. – Чего? Какую на хрен репетицию? – Завтра концерт, забыла? Официальная годовщина. – Без тебя знаю! Это вообще-то мой кумир и мой мир, в который ты влезла! – В который ты заставила меня влезть! – поднявшись на локте, повысила я тоже голос. Пусть знает, что не только она одна в семье умеет орать и ставить людей на место. Сестрица сразу притихла. – Для чего тебе ехать на репетицию? Ты что, выступать собралась? – с любопытством спросила она. – Конечно! Я же гвоздь программы! – Ты в горле кость, а не гвоздь, вот так вот, лошара! – Ну, только у тебя, – хмыкнула я. – Завидуй дальше. У тебя-то смелости не хватило ни на одном концерте выступить! Написала под себя маленькую незаметную роль деда Павлецкого в три строки и радовалась ходила… А меня поставили завершающей! Да еще и роль Алены дали. – Ой, ну поезжай тогда! Чего ты от меня-то хочешь? – Я молчала. Она догадалась сама. – Между прочим, Сашка на репетиции не ездил никогда! Он очень занят в своем вузе, станет крутым финансистом, – язвила она, как всегда. – Радуйся, если на сам концерт явится. – Конечно, явится. На него все надеются, а он ответственный человек. Как и я. Элла неожиданно пересела на мою постель и внимательно заглянула мне в лицо. – Ты понимаешь ведь, что никакого концерта может не быть? Его схватят не сегодня завтра. А без Макарова концерту кирдык. – Но есть же бабушка… – замямлила я. – И что? Не она отвечает за официальную часть мероприятий. Как-то я об этом не подумала. Почему-то концерт и в принципе общественная жизнь фанатов Павлецкого у меня в голове шла одним потоком, а расследование и ловля преступника – другим, параллельным. И они не пересекались. А ведь должны. В среду, в день концерта, позвонил дядя Миша. Он набрал папу, но отец включил громкую связь, и мы слушали всей семьей. – В общем, так. В той розовой коробке, что светлого оттенка, сушеные травы, в том числе дурман-трава, и легкая доза кофеина, который, скажем так, бодрит и веселит. Привыкания почти не вызывает. Ну а в темно-розовой к этому же составу примешаны клофелин и даже крупица амфетамина. К радости и беззаботности они добавляют что-то свое: расслабляют и уносят в море грез, как мне сказали… М-да, вот так загадочно изъяснились. – То есть по итогу чай – наркотик? – уточнил папа. – Что-то наподобие. Вызывает привыкание. Сердечникам категорически противопоказан. Медведеву вашу, скорее, он и убил. Но эксгумация через столько времени ничего не покажет. – А что с Наташей? – спросила я. – Ну, то есть с Натальей Церковиной. Элла рядом со мной напряглась. Она может делать какой угодно неприступный стервозный вид, но, что ни говори, она все равно очевидно переживает. А значит, чувствует свою вину. – В воду, по всей видимости, скинули бесчувственное тело, и она просто захлебнулась. – Какой кошмар! – воскликнула мама. – Подонок! – поддержал отец. – Да, фонд Макарова, по сути, занимается распространением этого «чая». Но чтобы узнать, было ли насилие, нужно эксгумировать тело, да и то… Прошло три месяца. Да еще и тело пролежало в воде всю ночь после наступления смерти. Я не советовался с экспертами, но думаю, все следы уже исчезли. – Значит, это все ненаказуемо! – разозлилась Элла. – Все впустую! – Погоди горячиться. Я достал старое дело. Макаров уже привлекался по 135 статье УК РФ за развратные действия с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. Но дело развалилось еще до суда, официальная причина «прекращено за недостаточностью улик». – Занес кому-то! – не выдержал отец. – Возможно. Но такие деяния действительно тяжело доказать. Обычно это слово подростка против слова взрослого. Да и в законе четко не сформулировано, что относится к развратным действиям, а что нет. А ребенок ведь тоже оклеветать может. Не понравилось, что плохую оценку поставил учитель, к примеру. Еще на моей памяти были такие дела. – Так что же делать? – Возьмут Макарова пока за организацию наркопритона, прикроют склад, или где он это штампует, запрут и будут дальше копать. К нему на адрес уже выехали. – Он сейчас в доме Павлецкого! – Откуда знаешь? – спросил меня дядя Миша. – Должна идти полным ходом подготовка к предстоящему концерту! Начало в семь! Но я уверена, что он даже не выезжал из дома с выходных. Он обещал репетировать со всеми желающими до концерта. – Отлично. Я свяжусь с ребятами, направлю. – Я поеду с вами! – Так, я никуда не еду и ты не едь! – Родственник был не гигант по части русского языка и выражался просто. – Этим займутся должностные лица! – Едем, – сказала я Элле, когда папа закончил разговор. – Отлично! Хочу увидеть рожу этого козла, когда его ОМОН скрутит!