Разин пригласил ее на ужин в кафе «Лель», что у метро Алексеевская, они съели по цыпленку табака, выпили на двоих немного коньяка и бутылку румынского десертного вина, мило поболтали, вспомнив сегодняшнее приключение, даже посмеялись. Потом вернулись к машине, Инесса предложила заехать к ней домой, есть бутылка польского бренди и болгарский клубничный ликер, — фантастический. Плюс пакетик натурального кофе, пей хоть до утра. Разин отказался, он довез девушку до дома и сказал: если нужны австрийские сапоги на каблуке, плати сто двадцать. Инесса еще раз примерила сапоги, рассчиталась и поцеловала Разина в щеку, оставив яркий след своих губ. — Сколько тебе лет, Инесса? — спросил он. — Называй меня Леной. Так мне больше нравится. Ну, какая, господи, разница… Девятнадцать. Вру. Я уже совсем большая девочка. Двадцать семь. — Это правда, ну, что сказали в милиции? — Что я обманываю честных граждан, в основном мужчин бальзаковского возраста? — она засмеялась. — Было пару раз. А пусть эти мужчины, пусть они руки не распускают, не лапают. Они думают, что если помогли мне пятьдесят рублей заработать, то могут обращаться со мной, как со шлюхой. Будто права на меня купили. — Слушай, ты живешь в двух шагах от главного в стране Бюро обмена жилой площадью. Это уникальное место, где деньги рекой текут. Здесь крутятся маклеры, которые могут за деньги обменять плохую квартиру на хорошую или наоборот, сдать квартиру, снять дачу. Все, что угодно. В любом городе СССР, в любом районе… Маклеры берут за работу хорошие комиссионные. Тебе никогда в голову не приходило заняться этим бизнесом? — Бизнес хороший, — сказала Инесса. — И я, честно говоря, я кое-что в этих делах смыслю. Но теперь я боюсь… — Что-то случилось? — Дорогой товарищ Леша… Сколько лет можно получить за улучшение жилищных условий наших граждан, — написано в Уголовном кодексе. Короче, пять лет колонии усиленного режима с конфискацией имущества. Однажды я уже схлопотала год условно за спекуляцию. В следующий раз меня определят в колонию. Ты же меня дождешься? Она снова засмеялась. — Жаль… А мне нужно снять две квартиры в Москве, желательно недалеко от центра. И еще хорошую зимнюю дачу или дом в подмосковном поселке. С отоплением и городскими удобствами. Не дальше сорока километров от Москвы. И еще мне нужна машина. Я купил бы ее. Желательно, напрямую у владельца. Вот я и подумал, что ты можешь помочь. — У меня, товарищ Алеша, другие планы. Сейчас, когда разрешили выезжать в Израиль, я не хочу оставаться здесь. Все документы давно оформлены. Уже скоро я получу бумажку из ОВИРа. Но у меня есть на примете один парень, он снимет любую квартиру, которая тебе нужна. — Я не хочу иметь дело с незнакомыми личностями. А вот с тобой мы могли бы поладить. — Тогда знай: единственная вещь, которая меня интересует, ради которой я готова рискнуть, — это валюта. Я не хочу уезжать, имея на кармане двести семьдесят долларов, которые мне от щедрот отвалит советская власть. Кое-что я уже скопила. Но этого мало даже на первое время. — Я заплачу долларами, — сказал Разин. — Хорошо заплачу. — Это мне уже нравится. Сходя в гроб, родной дядя оставил мне «волгу М-21». Но я тянула с продажей. Наверное, тебя ждала. Хорошая машина, выпущена в 1970-м году. Пробег пятьдесят тысяч километров. Резина как новая. Садись и гоняйся. Я сама почти не ездила — старая «волга» не мой стиль. Итак… Две тысячи долларов. И эта красавица — твоя. Еще пять сотен — и получаешь гараж с погребом. Не гараж, а филиал Брестской крепости. — Если тачка на ходу, поговорим, — кивнул Разин. — И гараж заберу. — Позвони завтра в полдень из автомата, — сказала Лена. — Встретимся у магазина «богатырь» за Крестовским мостом. Помни: ни одного лишнего слова по телефону. Сунула в его ладонь бумажку с номером, вышла из машины и пропала в темноте. Разин возвращался домой окольными путями, но не заметил машин, которые бы висели на хвосте. Возможно, о встрече с этой девушкой, об этом маленьком приключении, никто не узнает. Через пару дней Разин стал обладателем «волги М-21» бежевого цвета с кожаным салоном, через две недели арендовал две квартиры в Москве и теплый зимний дом со всеми удобствами в ближнем Подмосковье. Глава 20 Личность человека, который пользовался именем Константина Бортника и ухаживал за покойной Татьяной Разиной, установили быстро. Из картотеки отобрали несколько подходящих кандидатов, примерно одного возраста, похожих на него по описанию. Из общего числа вычли тех, кто умер или был убит, сидит в СИЗО, лагере или тяжело болен. Фотографии предъявили Шор и Захаровой, — они опознали одного из мужчин. Это был рецидивист, сорока двух лет, действительно носивший с рождения имя Константина Бортника, впрочем, у него били и другие имена: Гриша Витебский, Лазарь Портнов, Руслан Лебедь, Иван Сухоручко и так далее. Рост метр восемьдесят шесть, вес до последней посадки сто пятнадцать килограммов, левша, из особых примет татуировки на спине, груди и предплечьях. Чтобы казаться солиднее, иметь вид ученого человека, носит очки с простыми стеклами. Трижды судим за разбой, кражи со взломом, вымогательство, покушение на убийство, посягательство на жизнь сотрудника милиции, мошенничество. В милиции утверждали, что на Бортнике были дела и посерьезнее, его давно уж пора посадить лет на двадцать, но доказательная база так себе, хлипкая. Судя по милицейским материалам, в Салтыковке, неподалеку от ресторана «Русь», шесть лет назад Бортник убил богатого теневого дельца и его молодую жену. Те приехали на юбилей известного московского артиста, парковка была переполнена, они оставили машину где-то на улице, неподалеку от ресторана. По словам единственного свидетеля, появился Бортник, сел на заднее сидение «волги» и предложил кое-что обсудить. Видимо, переговоры провалились, Бортник вытащил ствол и разрядил всю обойму в подпольного миллионера и его женщину. Единственный свидетель, на показаниях которого строилась обвинение, неделей спустя попал под скорый поезд, дело заглохло. Полтора года назад Бортник освободился из мест заключения, не имея права проживать в крупных городах, он поселился за сто первым километром, где-то в рабочем поселке у женщины, скупщицы краденого, высланной из Москвы. Некоторое время он ходил отмечаться в райотдел милиции, но эта идиллия была недолгой, Бортник исчез, с тех пор в милиции о нем ничего не слышали. * * * Это был старый восьмиэтажный дом с двумя подъездами в районе метро Кропоткинская. В пять утра оперативники поднялись на последний этаж, на звонки дверь никто не открывал, пришлось вскрыть два простеньких замка отмычками. Двухкомнатная квартира, кажется, еще пахла одеколоном «Шипр» и розовым десертным вином. Кровать была скомкана, под одеялом обнаружили импортный бюстгальтер и женские трусики. Платяной шкаф был пуст, тумбочки и секретер хранили в себе только бесполезный бумажный мусор: квитанции в химчистку, квитанции из женского ателье, из ломбарда и прочее, выписанные на незнакомые фамилии. Видимо, от прошлых жильцов осталось. К полудню с трудом нашли хозяйку, некую Марину Китаеву, женщину лет пятидесяти с золотыми зубами. Она прилетела в квартиру будто на пожар. Поздоровалась с Орловым и двумя криминалистами, которые уже осмотрели комнаты и туалет с ванной, и теперь возились на кухне. Хозяйке объяснили, что ее жилец замешан в нехорошей истории, и теперь его ищут компетентные органы. Опасаясь задержания, он съехал, не поставив хозяйку в известность. Кажется, в квартире все цело. В распахнутом зеленом пальто с желтым лисьим воротником, хозяйка стояла посреди большой комнаты и дико озиралась испуганными глазами, будто что-то искала, держалась за сердце. Орлов предложил ей снять пальто и присесть к столу, есть разговор. Сначала он выложил в ряд десяток фотографий мужчин примерно одного возраста и попросил сказать, на какой карточке бывший квартирант, — Китаева не ошиблась. Она объяснила, что сдавала квартиру большому человеку, который деньги не считал. Возле метро приклеила дюжину написанных от руки объявлений, что сдает квартиру со всеми удобствами, приписала внизу номер телефона. — Дорого. Но, я цену не спустила, — сказала хозяйка. — Продолжала ждать. Мне спешить некуда, я свое возьму. Хотя, чего уж там: каждый день приносил убыток, а не прибыток. И вот позвонил Грановский. И я сердцем поняла: мой человек. Встретились у метро. Высокий, представительный мужчина, вроде вас. Только постарше. В очках, с портфелем. Походка твердая. Он выделялся из толпы. Сразу видно, что начальник. Приехал в Москву по делам на пару месяцев, но пришлось задержаться. — Это вы сами решили, ну, что командированный и приехал по делам? Или он сказал? — Я его паспорт видела. Господи, не сбивайте меня с толку… О своих делах он мне не рассказывал. Только снял квартиру сразу на полгода и заплатил вперед. Осталось еще три недели оплаченного времени. И залог у меня. Она спохватилась, что сказала лишнее, залог могут отобрать. — Вы его данные записали: номер паспорта и прочее? Китаева выложила на стол исписанную бумажку. — Про меж нас уговор был, что я ничего записывать не буду. Он сам об этом попросил. Не знаю, чего он натворил по вашей части. Но по мне — хороший человек. Платил вперед и жил тихо, без пьянок и шлюх. А ведь у нас народ другой, только и норовят обмануть, украсть, испортить, обсчитать. И в большом, и в малом. Везде так. А мне жаловаться некому. Уже третий год — вдова. — Какая же месячная плата? — заинтересовался Орлов. — По деньгам плата, — Китаева нахмурилась. — Посмотрите какая шикарная квартира. Немецкий гарнитур. Рядом с метро. А какой тут ремонт… В горке и серванте сервизы. Хрустальная люстра. Телевизор цветной. Я людям доверяла… — Теперь осмотрите квартиру, — сказал Орлов. — Может быть, он какие-то вещи оставил или записи. Или, наоборот, не оставил, а забрал с собой… Хозяйка, томимая подозрениями, упала на колени перед сервантом, открыла дверцы внизу, стала греметь тарелками, переставляя их с места на место, пересчитывала, сбивалась, и вновь начиная счет. Кажется, со столовым сервизом на шесть персон порядок. Его из серванта даже не вынимали. Она принялась за чашки. Через час выяснилось, что ничего своего, даже коробка спичек, квартирант не оставлял. Но в чайном сервизе «Мадонна» нет двух блюдец и сахарницы, Китаева всю квартиру перевернула, — не нашла. С глазами, полными слез, она приблизилась к Орлову, стоявшему у окна, повисла на руке: — Товарищ… Сахарница пропала. И двух блюдец нет. Пожалуйста… Я этому человеку никогда не доверяла. С такими в один трамвай не садись. Выйдешь без сумочки. У нас был уговор, что он в сервант не будет лазать… А он… Я умоляю. Знаете, как бывает… Вы же найдете этого проходимца, — и сразу мне звоните. Заявление на него составлю. Чтобы вернул фарфор. Или деньгами. Господи… Как после этого жить дальше? Как людям верить? — Когда найдем жильца, спросим про сахарницу, — пообещал Орлов. * * * Поиски Бортника продолжались. В нескольких ресторанах, которые прежде он любил посещать, совместно с милицией провели проверку документов, устроили облавы в катранах, но туда он не захаживал. Орлов навел справки через осведомителей, один из них, в прошлом валютчик и профессиональный катала, ныне инвалид, сообщил, что знает, где искать Бортника. Но услуга за услугу, информатору нужны несколько доз героина и немного денег, иначе он умрет раньше, чем что-то вспомнит. Орлов съездил на работу, взял из сейфа конверт, хранивший в себе несколько чеков героина и получил адрес: Подмосковье, Лесной городок, ближний от станции дом отдыха. Этот дом отдыха что-то вроде лежбища Бортника, возможно, его приютила старая подружка по имени Зоя. По информации другого осведомителя, тот якобы видел Бортника именно на платформе Лесной городок киевского направления. Одетый в бежевый костюм и пальто, он устроился на лавочке, поставил рядом объемистый портфель и развернул газету. * * * Довоенной постройки дом отдыха был на хорошем счету в ЦК профсоюзов. Там работала сестрой-диетологом некая Зоя Клепикова, тридцати двух лет, уроженка Смоленской области, в Москве ее неоднократно привлекали к административной ответственности за спекуляцию и скупку краденого. Через человека в администрации дома отдых узнали, что мужчина, похожий на Бортника, иногда к ней приезжает. Года полтора назад, во время последнего задержания, Зою предупредили: если спекуляция не прекратится, — ей оформят реальный срок, лет пять как минимум. Спекулировать она, конечно, не перестала, но перебралась из Москвы в область, устроилась на работу в санаторий. Ее служебная квартира помещалась там же, по месту работы, на первом этаже двухэтажного деревянного флигеля. В двух смежных комнатах второго этажа оперативники КГБ устроили засаду. Из административного корпуса протянули телефонный кабель, но за неделю гости у Зои не ночевали. На девятый день в ранних сумерках через поле, отделявшее дом отдыха от станции, прошел мужчина. Рост и комплекция приблизительно как у Бортника, в руках толстый портфель. Он это или нет, разобрать невозможно. Вскоре снизу, из комнаты Зои, стали слышны голоса, мужской и женский. Значит, гость все-таки к ней. В десятом часу позвонили домой Орлову, он приказал пока ничего не предпринимать, если уж Бортник приехал, то до утра он никуда не денется. Озеров, Горох и еще четыре оперативника приехали на двух машинах около полуночи, поставили транспорт за жилым корпусом, по радиотелефону связались с оперативниками из верхних комнат. Уже первый час, а у медсестры заводят музыку, разговор стал громче, слышен смех. Группа оперативников обогнула административный корпус и трехэтажное здание, где останавливались отдыхающие, там было тихо, все спали. * * * Прячась за молодыми деревцами, дошли до флигеля и остановились. Светили два фонаря на столбах, открывая хороший обзор. Справа, в двадцати метрах, флигель в два этажа с двускатной крышей. Светилось два окошка на первом этаже, задернутых одинаковыми желтыми занавесками. Перед домом уже не осталось снега, вылезли круги темной земли, видимо, с приходом тепла, они превращались в цветочные клумбы. За клумбами стоял сарайчик, в котором хранили огородный инвентарь. Играла музыка, Орлов приказал держать оружие наготове. У Бортника может оказаться ствол, пьяным он будет стрелять куда попало. Оперативники были молодыми, они волновались, как солдаты перед первым боем, и только у Гороха была скучающая кислая физиономия. — Потише, парни, — сказал Орлов. — Значит так, Горох будет за старшего. Когда музыку снова заведут, заходите в дом. Постучите в дверь под номером четыре. Горох, попроси хозяйку выключить музыку. Она тебя не увидит. Тут не город, глазков в дверях нет.