Они здесь проводят медицинское расследование, – говорит мать. Да нет, – говорит Шарлотта. – Это, скорее, репортаж. О тумане, который опустился на пляж в Уэртинге, после чего у людей разъело глаза и появилась тошнота, – говорит мать. В августе, – говорит Шарлотта. – И нечистоты сливают уже последнюю пару лет. Потом закрыли набережную и причал и удалили всех с пляжа. Сестра листает свой телефон. Чехол для чайника, – говорит сестра. – Скину Эшли эсэмэску и спрошу, будет ли она об этом писать. В начале недели премьер-министр сказал, что выбросы углекислого газа укрывают планету, будто чехол для чайника. Это наглядно демонстрирует, что он считает ситуацию некритичной и заставляет других людей считать так же, – говорит Шарлотта. У Эшли телефон сломался, – говорит Роберт. – Эсэмэски не доходят. (Но это ничего. Сестра уже забыла о том, что хотела рассказать Эшли о чехлах для чайника.) И еще, – говорит она. – Скажите мне кто-нибудь. Что же такое скунс? Ты же знаешь, что такое скунс, – говорит мать. – Кто-нибудь, не дай бог, прямо сейчас ест такого вот скунса и заражается новым азиатским вирусом. Никто не смеется. Моя мать – расистка, – говорит сестра. – И я говорю не о животном скунс, а о «скунсе». Я не имею в виду косячок. Здесь говорится, что сегодня утром солдаты опрыскали улицу, на которой живут палестинцы, «скунсом». Так что же такое этот «скунс»? Наверное, что-то вонючее, – говорит Шарлотта. Границы моего языка – это границы моего мира, – говорит мужчина. – Витгенштейн. Кажется. (Мужчина – представитель образованной элиты.) Витгенштейн, чудесно, – говорит мать. – Это он? Ты так напоминаешь мне мою тетку Айрис, – говорит мужчина сестре Роберта. Кого? – говорит сестра. – Я? Она была в «Гринэм», – говорит мужчина. – Участвовала в самом первом марше против ядерного оружия в Олдермастоне. Руководила коммуной близ Портон-Дауна[17], протестовала, проводила исследования и привлекала общественное внимание к биологическому оружию, производству нервно-паралитического и слезоточивого газа, тайных ядов, о которых людям не рассказывали. Недавно она опять вернулась из Греции. Она там работает над решением средиземноморского кризиса. Вот это женщина, – говорит Шарлотта. Что такое «Гринэм»? – говорит сестра. Знаменитый активистский университет, – говорит Шарлотта. Не язви, – говорит мужчина. – Благодаря Айрис выражение «соль земли» имеет в себе хоть крупинку соли. Нет, Айрис – мощная, – говорит Шарлотта. Нам нужно совершенно новое образование, – говорит сестра. – Прошлое – в прошлом. В будущем нас ждет такое, что нельзя даже вообразить. Она даже больше похожа на Айрис, чем я думал, – говорит мужчина. И вы пишете книгу? – говорит Роберт. Он обращается к Шарлотте, а не к мужчине. Но Роберту все еще трудно смотреть на Шарлотту, и потому он сомневается, понимает ли она, что он обращается к ней, пока гостья не отвечает. Нет, – говорит она. – Вообще-то мы не такого плана писатели. «Мы». Множественное число. У Роберта екает в груди. Мы пишем в интернете, – говорит мужчина. – Ведем сайт под названием «Арт на природе», где вдумчиво анализируются те формы, которые принимают вещи в искусстве и природе, ну и конечно, такие вещи, как язык, а также структура того, как мы живем, и так далее. «Мы» «Мы…» За это очень хорошо платят? – говорит мать. Шарлотта и мужчина говорят, что за это почти ничего не платят, но у них уже тысячи просмотров и есть неуклонная тенденция роста, так что в какой-то момент, возможно, будут платить, а пока что они живут за счет наследства. Шарлотта поясняет, что вообще-то уже сыта по горло интернетом и тем, как он завладел жизнью каждого человека. При этом ее спутник смотрит страдальчески. Это хорошо. Между ними не все так гладко. Я постоянно об этом твержу, – говорит мужчина. – Человек, который помогает проводить интернет-анализ, не может бойкотировать выход в Сеть. Просмотры, – говорит сестра. Она начинает рассказывать, как учительницу в школе у Роберта ударили по голове кирпичом за то, что она заставляла детей говорить иностранные слова при родителях. (Но сестра не знает эту историю. Это Роберт ее знает. Он был там. А ее не было. Он был среди детей, которые за этим наблюдали. Чей-то отец: Вы нарочно употребляете слова, значения которых люди не знают. Вы учите нашего ребенка иностранным словам. Учительница: Но ведь «рессентимент» – просто дополнительное слово для обозначения злобы. Я предлагаю прекратить злиться. Отец: Если мы захотим разозлиться, то сделаем это на литературном английском. Вы больше не имеете права употреблять слова из других языков. Учительница: Слово «бильдунгсроман» просто означает «роман воспитания». Оно перешло в английский язык из немецкого, и теперь это английский термин. Если вы будете писать об этом знаменитом английском романе на экзамене, то вам необходимо знать слово «бильдунгсроман». Отец: Вы опять за свое. Учительница: Послушайте. Это просто факт. История о том, как учатся жить и становятся взрослыми, называется «бильдунгсроман». Тут-то и полетел кирпич, после чего вызвали полицию.) Это про слово, которое учили в классе из-за книги «Дэвид Копифильд», – говорит Роберт. «Дэвид Копперфильд»! – говорит мать. – Вот именно! Саша, вот именно! Стану ли я героиней повествования о собственной жизни! Первые строчки из «Дэвида Копперфильда»! Или это место займет кто-нибудь другой. Но ведь это же герой, – говорит Саша. – Стану ли я героем. Да знаю, но мы поставили свою версию, – говорит мать. – В 80-х. Феминистскую. Ездили с ней по школам. Когда я еще играла на сцене. Мы назвали ее «Куда катился мир», не знаю почему, если б я только знала, почему ее больше нет. Она была полностью посвящена женским персонажам книги. В начале мы все произносили эту строку, эти строки, хором, и все держали по экземпляру книги и листали страницы. «Стану ли я героиней повествования о собственной жизни, или это место займет кто-нибудь другой – должны показать следующие страницы». Мать все говорит и говорит о тех временах, когда она играла на сцене, пока была молодой, ведь гости собираются вскоре поехать туда, где она когда-то играла одним идиллическим летом. Забавно, – говорит она. – Я много лет об этом не вспоминала, вплоть до сегодняшнего утра. А потом мы смотрели телевизор, и я увидела эту женщину на экране, и потом, когда ты ушла в школу, Саша, я сидела здесь и думала, и вспомнила самых разных людей и вещи, о которых забыла. Я вспомнила, что однажды летом восхитительно провела время в Саффолке. И вот теперь вы туда едете. Саффолк? – говорит Роберт. – Это рядом с Норфолком? Да, – говорит Шарлотта. – Как раз недалеко. Она ему улыбается. Поэтому слова его следующего предложения перепутываются. Кромер с местом этим рядом? – говорит он. Сестра снова отвлеченно смеется. Мужчина, который приехал с Шарлоттой, отыскал того, кто знал его покойную мать, и они собирались навестить этого человека. Очень сочувствую. Когда она умерла? – говорит его мать. Они начинают беседовать о том, когда умерла мать и т. д., а произошло это сто лет назад – типа больше года назад. Она никогда себя не компрометировала, никогда особо себя не выдавала, – говорит мужчина. – Поэтому было неожиданно, что она оставила подобную просьбу, настолько специфическую. Она оставила записку у своего юриста, – говорит Шарлотта, – и хотела, чтобы Арт отыскал родственников человека, напомнил о ней и передал сувенир на память. Она никогда о нем не упоминала, – говорит мужчина. – Насколько я помню. В общем, я навел справки и нашел кое-какую информацию, ведь в 60-х он был композитором-песенником, и оказалось, он до сих пор жив. Так что мы едем на встречу с ним. А какое море на том побережье, куда вы едете? – спрашивает сестра. Северное, – говорит Роберт. А вообще Северное море, в смысле воды, чем-то реально отличается от Ла-Манша? – говорит сестра. – Или в море вокруг Британии вода везде одинаковая и оно различается только названиями, которые дают люди? Его сестра – тупица. Хороший вопрос, – говорит Шарлотта.