Я поморщилась. – Я хотела попросить, но они длинные, больше пяти часов. – Ты можешь съездить в Бостон. Я бросила на него взгляд. Бостон, куда он через месяц уедет учиться. – Могу. Повисло молчание. Я оглянулась, смотря на воду и небо. Мы были частичкой рода людского, просто два человека, но нас переполняли эмоции. – Я взял ланч. – Ной достал холодильник и холщовую сумку. Затем движением, которое я списала на жару, он снял футболку и, откинув ее, сел напротив меня. – Правда? – Боже. Куда смотреть? Почему мне вдруг так трудно дышать? Я напоминала героиню из викторианской эпохи, которая вот-вот рухнет в обморок. Нормально ли так пялиться на его грудь? Я сглотнула комок в горле и опустила глаза на холщовую сумку. Ной вытащил багет, сыр бри, виноград и шоколад. – Надеюсь, тебе понравится. – Идеально. – Как и он. Ладно. Нужно взять себя в руки. – Пятница выдалась суматошной. Ной оторвал ломоть хлеба и протянул его мне. – Да. – Когда ты вернулся к дедушке, ему стало получше? – Он… – Ной задумался. – Помнишь, ты сказала, что твоя бабушка не любила разговаривать о своем детстве? Он тоже. Он замкнулся в себе. Когда я вернулся, в кабинете была бабушка, но она ушла. Ты сказала, что она вышла поговорить с тобой? Ной задел мою руку своей, передавая нож для сыра. Я чуть не задрожала всем телом. – Да. Я пыталась выяснить… не понимаю, зачем дарить подарок, а потом просить его обратно, но это не так уж и важно. Совсем другое дело, если бы это была семейная реликвия. Ной немного помолчал, открывая варенье из инжира и методично намазывая его на хлеб и сыр. – Возможно, это и была семейная реликвия. Просто не ваша. – Что? – Может, это была реликвия моей семьи. И Эдвард подарил ее Рут, но, когда они расстались, забрал. Я тут же принялась качать головой. – Тогда почему она потребовала его вернуть? – Не знаю. Но почему он забрал подарок? – Неужели твой дедушка не обмолвился бы, что это была семейная реликвия? И тогда ожерелье не пропало, а осталось у него. – Верно. Может, он хотел избежать разговоров о нем, потому что это навевало слишком много воспоминаний. Мы пораженно замолчали под палящим солнцем, намазывая на багет бри и варенье. – Надо узнать у бабушки, – сказал Ной – скорее себе, чем мне. – Она наверняка знает. – И она уж точно более словоохотлива, чем твой дедушка. – И может, это и не реликвия, – сказал Ной. – Вдруг он купил ожерелье для Рут, но оно было дорогим, и тогда дед решил, что может вернуть его себе, раз они больше не вместе. – Возможно, – ответила я. Хотелось продолжить и сказать: а может, они солгали. Отчасти я знала, что ожерелье принадлежало бабушке. Разве могло быть иначе, разве могла я приехать на Нантакет в поисках ожерелья, которое не имело к нам никакого отношения? Но я попыталась успокоиться. Вспомнить, что бабушка не обязана быть идеальной. К тому же мне хотелось больше, чем роскошное ожерелье. Я хотела узнать ее прошлое. И была очень близка к тому, чтобы сделать это. – Ты рад, что будешь жить в следующем году в Бостоне? – По сути, в Кембридже. Я закатила глаза. – Я в курсе. Вообще-то я из Массачусетса. Ной рассмеялся. – Верно. Но западный Массачусетс разве считается? Я выпрямилась. – Не поняла? А это что еще за намеки? Он поднял руки вверх. – В хорошем смысле! Я про спорт. Разве западный Массачусетс не болеет за команды Нью-Йорка? – Ной усмехнулся. – А это хорошо, потому что команды у нас лучшие. Ладно. Ничего себе. Я выпрямила спину, потянувшись макушкой к безоблачному небу. – Прощаю тебя. – Я не прав? – Буквально во всем. Ной развеселился. – Не знал, что ты увлекаешься спортом. – Я из Массачусетса. Его губы дрогнули. – Ладно, но ты не посмеешь возразить, что «Патриоты»[16] – отстой. – Для начала: посмею. И потом, я вообще не стану говорить с тобой на эту тему. – Почему? – Теперь он открыто усмехался. – Потому что тебе нечем возразить? – Потому что люди из Нью-Йорка разозлятся на нас, не стоит привлекать к себе внимание. – Я не знал, что Бостон – твоя больная тема. – Нет у меня никакой темы. – Тогда комплекс собственной неполноценности. Я подняла оставшуюся половину багета и стукнула Ноя по плечу. – Ой! – у него вырвался смешок – такой же яркий, как солнечные круги на воде. – Нападают! – Ты оклеветал мой дом! Веселясь, Ной упал навзничь. – Ты бредишь. – Забери назад свои злобные оскорбления. Он усмехнулся. – Заставь меня. Я бросилась на него. Мы схватились. Я приземлилась на него, и Ной схватил меня за запястья, прижав к своей груди наши руки. И тут я осознала, что он обнажен, а наши лица находятся очень близко друг к другу. Боже, он такой красивый. Красивый, интересный, и трудный, и пылкий, и я совсем ему не ровня.